Впечатляющий пик (СИ) - Страница 18

Повторяет она мои же слова.

- Любимый звонит, почему же не подходите?

Теперь я повторяю по поводу Жанны. Меня ужасно бесит мысль, что Полина пустит его обратно. А она может, слишком наивная, доверчивая.

- Вы скажите мне про руку или мне поинтересоваться у вашего лечащего врача?

Усмехаюсь, представил эту картину. Жанна испепелит её одним лишь взглядом. Возникло желание защитить Полину даже от неё. Боже, мне нужно выспаться.

- Рука нарывает.

- Держите, - достаёт она таблетку и тащит стакан с кухни, садится на противоположный край дивана.

- Решили отравить и забрать себе мой дом?

- Да, захвачу ваш замок с паутиной по углам.

- Нет там никакой паутины.

- Есть, ещё какая, особенно в спальне. Всю ночь любовалась.

Между нами расстояние в четыре подушки, а мне кажется, будто мы сидим вплотную. Смотрю перед собой, только чтобы не смотреть на нее.

- Вы договоритесь, Полина

- И что вы со мной сделаете? – поворачивается ко мне.

Я делаю так же.

- Накажу, - от собственных слов и севшего голоса по телу пробегает горячая дрожь.

Мне необходимо, чтобы она убралась из моей жизни. Нет, я не хочу, чтобы она уезжала. Полина молча смотрит, не отрываясь, не знаю, о чем она думает, но убегать, похоже, не собирается.

На мой телефон приходит сообщение, прерывая этот чересчур жаркий зрительный контакт.

"Задержусь на неделю, сынок, очень много работы, справляетесь там сами!"

- Черт!

- Что там?

- Моя мать решила засесть на огороде ещё на неделю.

- Вам все равно надо брать больничный, пока рука не заживёт.

- Я не могу взять больничный, у меня и так проблемы, в КСП полно бумажной работы, я могу поменяться с регистратором на время.

- И регистрировать пострадавших левой рукой, - игриво смотрит на меня Полина, - а Стеша будет выдавать снаряжение вашим ребятам. Под подпись.

Улыбаюсь, она ещё и смешить меня умеет.

- Её нельзя туда брать, она разнесет все и меня уволят ещё быстрее.

Полина хихикает, а у меня появляется непреодолимое желание обнять её, прижать к себе и просидеть так целую вечность. В ней есть какое-то тепло, надежда, которая способна залечить любые раны. Наверное, поэтому ее так любят дети. Они чувствуют фальшь.

Что я творю с собой? Мучаю сам себя, ведь уедет же, бросит и забудет, как звали.

- Почему вас хотят уволить?

- Потому что не спас никого в прошлое происшествие, когда мы идём головным отрядом, так всегда случается. Шишки летят в тех, кто не успел.

- Что там случилось на горе?

Не думал, что мне нужно говорить об этом, но почему-то становится легче.

- Легкотипный самолёт столкнулся с вертолётом.

- Это там вы поранили руку? И вы лично виноваты в том, что в такой катастрофе никто не выжил?

В комнате повисает тишина, в зал забегает Стеша, прыгая не на мои колени, а на Полинины.

- Смотии, Полина, это вобат, я наисовала вобата!- показывает каляки-маляки дочь, а девчонка звонко смеется, спрашивая про ручки-ножки.

- Пойдем, наклеим на него украшения, - берет Стешу за руку, - я могу остаться, Глеб Дмитриевич, - поворачивается Полина в дверях в детскую, - у меня отпуск, к тому же здесь меня никто не найдет, - добавляет она тише.

Зачем он звонит? Не понимаю. Неужели хоть что-то из того, что он говорил было правдой?

Не прошло! До сих пор тянет в груди, когда на дисплее загораются цифры, я их помню наизусть, хоть и удалила, попыталась заблокировать, но звонки начались с другого номера, почему-то уверена, что это тоже он. А ещё сообщения, много, все неподписанные, горячие, страстные. Я блокирую их, но они снова приходят. В них то, что знаем только я и он. Их не нужно подписывать.

Разбить бы телефон к чёртовой матери о стену, но тогда я не смогу разговаривать с отцом. По дому не скучаю, здесь мне хорошо, тут Егор до меня не доберётся. Не пойму зачем я ему? Ведь можно найти любую другую женщину, с его внешностью отдастся любая. Неужели у него действительно были чувства? Иначе зачем обрывать телефон?

Я стараюсь, чтобы Глеб Дмитриевич не отправил меня домой, где Егор с легкостью найдёт и заявится самолично. Женское сердце - капризная мышца. Презираю Егора, ненавижу, но слабость к нему была слишком сильной, избавиться от такого чувства нелегко.

Дома я снова буду одна, а здесь я одна не бываю.

Глажу утюгом кое-какие свои вещи, что помялись в чемодане, а заодно утюжу майки и штанишки Стеши. Скоро придут дети и мы будем играть, хочу выполнить несколько простых заданий, мне это совсем несложно. А главное, так я меньше думаю о нем.

А ещё нужно приготовить ужин. Глеб Дмитриевич всегда приходит в разное время, так что подготовиться лучше заранее. Я стараюсь не замечать его взглядов, знаю, почему он так смотрит. Он всего лишь мужчина в самом соку, ему природой положено реагировать на молодых женщин. Это нормальное поведение, сделано для того, чтобы появлялись дети. Выбираю балахонистые наряды, специально не использую косметику.  Всего лишь несколько дней прошло, он привыкнет и перестанет обращать на меня внимания.

Но, если уж совсем честно, иногда я ловлю себя на мысли, что жду его. Когда хмурый, суровый и загадочный спасатель приходит домой, есть в нем что-то такое, от чего я теряюсь, смущаясь. Не замечала подобного за собой раньше, но от непреклонного тона Глеба Дмитриевича по коже ползут мурашки. Черноглазый, высокий и широкоплечий начальник высокогорного поисково-спасательного подразделения своим хрипловатым голосом указывает, что мне делать, и это настолько по-мужски, что тело сводит странной сладкой судорогой.

Стук в дверь, и я отрываю взгляд от гладильной доски, думала, что пришли дети или кто-то из родителей, но на пороге стоит Жанна. Я сразу догадалась, что это она, хотя не видела ее и даже приблизительно не представляла, как именно она выглядит.

Жанна высокая, статная блондинка с крупными чертами лица. Они безусловно красивая пара, похоже Глеб Дмитриевич одного с ней возраста, хотя, я могу ошибаться. Жанна в своем сером брючном костюме с аккуратной стрижкой и хладнокровным взглядом уверенно входит внутрь, осматриваясь. Бабушка Стеши была права, она такая же сильная, как он.

Я пячусь назад, но за спиной стена, отступать некуда. Рядом с ней я и вправду девчонка. Она осматривает меня с такой агрессией, что я едва удерживаюсь от желания сесть, а лучше спрятаться.

- Ты вообще кто такая?

- Полина, - то, на что меня хватает.

Она наклоняет голову к плечу, рассматривая меня, словно хищная птица, честно говоря, немного побаиваюсь, что она набросится и заклюет меня насмерть. Одна травила, другая сейчас череп раскроит. Но если в случае с Егором я была причастна, то к Глебу Дмитриевичу я не прикасалась.

Жанна прищуривается, делая несколько шагов вперед, прямо в обуви, оставляя следы на ламинате, берет утюг и ставит на гладильную доску, прожигая на моих джинсах огромную дыру, вверх подымается дымок.

- Что вы делаете? – возмущаюсь.

- Полина, чужое брать нехорошо. Это называется воровство, - говорит тихо, но от этого еще страшней. - Ты ведь не воровка?

С детства получаю затрещины, не борец по натуре, привыкла уступать всем и каждому. Вначале мать, потом Егор, затем Диана. Но эти джинсы были любимыми. Она меня разозлила. Пусть разбирается со своим мужиком сама.

- Между мной и Глебом Дмитриевичем ничего нет, успокойте свои гормоны, Жанна. Я приехала к Стеше, а вы, кажется, в медпункте работаете? Вот и идите в медпункт. А ко мне детей скоро приведут.

Жанна удивлена, вскидывает подбородок, еще немного медлит, но все же убирается восвояси,  понимаю, что все это время не дышала. Она ведь этим утюгом и к лицу моему могла приложиться.

Когда приводят деток, я забываю про Жанну, ну ее к черту. Эта агрессивная бабенка не будет портить мне настроение. Мы с ребятами много смеемся, играем, бегаем по дому. Ближе к вечеру, я замечаю Глеба Дмитриевича, что проходит мимо зала. Он оборачивается, опускаю глаза, я не делаю ничего такого за что меня нужно пугать утюгом.