Возвращение великого воеводы - Страница 11

– Ой, вечер уже, а я все болтаю. Ведь ты же голодный, Тимоша. – Она попыталась подняться, но Сашка удержал ее, запечатлев на ее устах легкий, как крылья бабочки, но долгий поцелуй. Ольга уже начала отвечать ему, руки их сплелись в тесных объятиях, когда по всему дому разнесся громкий стук, сопровождаемый ревом молодецкой глотки:

– Эй, хозяева! Гостей не ждете?!

– Ах, черт… – Сашку как пружиной подбросило на ноги. – Это же Адаш! Я совсем забыл о нем!

– Он один?

– Нет, с женой и дочерью. И Безуглый с ними. Прости, что я по-хозяйски, без спросу пригласил их к тебе домой…

– И как тебе не совестно говорить такое? Мой дом – это твой дом. – Хозяйка, сначала слегка осторожничая, села на кровати, потом, уже смелее, встала на ноги. Робкие попытки великого воеводы заставить Ольгу соблюдать постельный режим потерпели полный провал. Ведь недаром же говорится, что приезд дорогих гостей действует на хозяйку лучше любого лекарства. – Пойдем, Тимофей, – позвала она. – Ты встретишь гостей, а я пойду похлопочу насчет ужина.

Через непродолжительное время вся честная компания оказалась за накрытым столом, воздавая должное стараниям и талантам тютчевской кухарки. В четырнадцатом веке люди были более основательны, менее суетливы, чем ныне, поэтому ели спокойно, не торопясь и по возможности помногу. Трапеза могла затянуться на несколько часов, и никого это обычно не тяготило.

Куница в женском одеянии выглядела поистине благородной матроной, хотя Сашке порой казалось, что необходимость носить женское платье ее слегка раздражает. Ее же дочь в свои семнадцать лет казалась абсолютно невинным, чистым, воздушным созданием. Даже в самый извращенный ум не могла прийти мысль о том, что это непорочное дитя еще совсем недавно ходило в мужских штанах, носило серебристые доспехи и недрогнувшей рукой рубило мечом и пускало в цель стрелу. Причем цель могла запросто оказаться живым человеком.

Разговоров о предстоящем им деле мужчины меж собой не вели, чтоб не пугать почем зря женщин. (Хотя Куницу трудно было чем-либо испугать. Ей за свою военную жизнь в разных переплетах довелось побывать.) Говорили о погоде, о видах на урожай и тому подобных вещах. Гаврила Иванович балагурил, рассказывая забавные истории из жизни чернильного люда, Адаш вновь поведал о приезде великого князя Дмитрия в Сарай и избрании его там царем Тохтамышем. Женщины же находили темы для разговора буквально из ничего, обсуждая, с мужской точки зрения, сущую ерунду.

И тут Сашка вспомнил, что не сообщил еще Ольге главную новость.

– Оль, ты деревню такую, Путилки, знаешь? – спросил он у боярыни Тютчевой.

– Слышала. Версты три от меня. Кажется, это ваша, вельяминовская деревня.

– Так вот, уже не вельяминовская. Вот новый хозяин. – Сашка указал на Адаша. – Сей благородный рыцарь теперь твой сосед. Завтра с утра поедем деревню смотреть.

– Здорово, – обрадовалась Ольга. – Это хорошо, что у меня будут такие соседи. Оставайтесь, живите у меня, пока дом не построите.

Адаш был тронут таким предложением и искренне поблагодарил хозяйку, его же супруге подобная перспектива, похоже, пришлась не по сердцу, поскольку, недовольно поджав губы, она строго взглянула на своего супруга.

– Спасибо за столь щедрое предложение, – поблагодарила Куница, – но мы люди военные, ко всяким условиям привычные. Мы и в походном шатре, и в землянке с удовольствием поживем. Тем более лето на пороге. А уж за лето мы точно построимся. Правда, милый? – И она вновь строго взглянула на Адаша.

– Да-а, конечно… – поспешно заверил он.

«Да, непросто с бабами, – мысленно согласился с Адашем Сашка. – И что ей в Ольгином предложении не понравилось? Не хочет чувствовать себя бедной родственницей? Так ведь должна понимать, что это предложение не только от Ольги, но и от меня. А у меня с Адашем свои счеты. Или ей сама Ольга не нравится? Так вроде улыбаются друг другу, мило щебечут… Черт их разберет, этих баб, с их лицемерием и двоедушием! Вот и женись после этого! До свадьбы – сущий ангел, но каким лицом она обернется к тебе потом?»

После окончания трапезы хозяева разместили гостей на ночлег и сами отправились в спальню. Утро следующего дня началось с легкого завтрака, хотя Куница и порывалась ехать смотреть свою деревню, не позавтракав. Безуглого Сашка оставил у Ольги, а сам с Адашем и его семьей отправился в Путилки.

Путилки оказались большой деревней из пяти жилых изб с сараями и амбарами, стоящей на высоком холме над Сходней. Найти старосту и познакомить его с новыми хозяевами оказалось делом недолгим. Так же быстро решился и вопрос с временным жильем для новых хозяев. На отшибе, в полуверсте от деревни, стояла брошенная изба. Три года назад новый поселенец, взяв внаймы землю у Вельяминовых, поставил избу – починок[4], да что-то, видимо, у него не сложилось – ушел. Сам ушел, а изба осталась. За три года солома на крыше серьезно подгнила (а может, и соседи постарались). Как бы то ни было, но и зимой и летом избу изрядно заливало.

Однако Куница безмерно радовалась и такому дому. Какой ни есть, а свой. Все недостатки и погрешности исправимы, были бы только деньги. А деньги у Адаша имелись (Сашка выдал авансом в счет будущей службы), плотников обещала дать Ольга Тютчева, а леса кругом – хоть завались. Увидев такие «хоромы», Куница тут же принялась распаковывать свой немудреный багаж, вознамерившись начать вить родовое гнездо прямо сию же минуту. Адаш оставил ей туго набитый кошель, а Сашка пообещал направить плотников сразу же по возвращении в Тушино. То, что она остается наедине с целой кучей бытовых и хозяйственных проблем, а супруг отправляется за своим государем – службу править, нисколько ее не смущало. Хотя, наверное, предпочла бы иметь мужа под боком, будь у нее свободный выбор. Но тут уж так – либо деньги и муж на службе, либо муж под боком, но без денег. Как бы то ни было, Куница совершенно не комплексовала, отпуская Адаша с Тимофеем. Дочь, правда, попробовала улизнуть вместе с отцом, предчувствуя, что с ним будет интереснее, чем с матерью, но Куница жесткой командирской рукой тут же пресекла эту попытку.

После возвращения в Тушино Сашке, Адашу и Безуглому удалось наконец-то собраться вместе и спокойно, без посторонних ушей обсудить план дальнейших действий. Сашке предстоящая операция виделась в весьма общих чертах – устроить патрулирование в Сходненском ковше и ждать момента открытия портала. А дальше – уж как получится. Примерно такую версию плана он и изложил собравшимся, ожидая от них предложений и поправок.

– Что ж, – согласился с ним Адаш, – расклад вполне годный. Только овраг-то огроменный, а нас всего трое. Можем блуждать до посинения и до скончания времен, а чертова окна так и не увидеть. Это будет чудо, если окно откроется, а один из нас окажется рядом. Надо бы послать в Воронцово да пяток десятков казаков вызвать сюда. Все одно делать им там нечего, только задницы отращивают. И потом… Ну, открылось окно, кто-то его заметил. Что дальше?

– Случай первый, – начал великий воевода. – Из окна кто-то лезет. Этого чело… Черт знает, как их называть. Короче, того, кто пролез, надо схватить, связать и не забывать при этом, что они очень чувствительны к боли. Случай второй – из окна никто не лезет. Тогда наблюдающий скликает ближних, и мы лезем в окно. Берем «языка» и выбираемся обратно.

– А будет он там, «язык»-то? – засомневался Адаш.

– Будет, – заверил его Сашка.

– Окно обязательно кто-нибудь стережет, – поддержал великого воеводу Безуглый. – Тимофей Васильевич прошлый раз ринулся за этим Кихтенкой, а там его кто-то и встретил. Чудом жив остался.

– Что ж, отлично, если стережет, – согласился с ними Адаш. – Не придется долго бегать в поисках «языка» по этому… Слушай, государь. А как называть то, куда мы лезем? Если там обитают слуги дьявола, то место, где они живут, называется… ад? Так, что ли?

– Не знаю, – ответил Сашка. – Мне, как ни назови, все равно, лишь бы дело сделать.