Возвращение в Тооредаан 2 (СИ) - Страница 24
— Ты еще будешь меня учить? — Презрительно усмехнулся дед. — Мы знали об этом еще во времена моей молодости. В Храме даже была целая служба, посвященная речной грязи. "Земляные черви" пели ей хвалебные гимны, и приносили жертвы. Но я не об этом…
— Тебе бы поговорить с профессором Йооргом. — Пробормотал я. — Он просто помрет от счастья. Столько подробностей о Первом Храме. — А потом добавил уже в полный голос. — А о чем ты?
— Этого твоего Йоорга, можно убить и более простым способом. — Усмехнулся дед, показав что, несмотря на годы, со слухом у него было все в порядке. — Я о людишках. Души у них гнилые. Торгаши и предатели. Все что они могут, это бить в спину. А за лишний грош — и мать родную продадут на невольничьем рынке.
— Люди как люди. — Возразил я, больше из чувства противоречия. — Живут как умеют, и как могут. Большой город…, он влияет на характер.
— Вот я и говорю — гнилые. — Отрезал дед. И продолжил уже о совсем другом. — Я тут зашел на рынок. Удивительно, но и верблюды ничуть не изменились за это время. Их ноги по — прежнему крепки, шеи — гибки и длинны, а взгляд суров и надменен. Присмотрел тут парочку, приученных ходить под седлом воина. И еще надо будет взять штук шесть вьючных, и купить паланкин для Одивии. Не дело для благородной женщины, подставлять свое лицо под ветры пустыни….Не пройдет и трех недель, внук, как мы будет дома, в Серых холмах!
— Ну, нам пока…. — И тут меня осенило, и я воскликнул. — Одивия, а ведь это же решение нашей проблемы!
Игорь Рожков, судовой лекарь.
Несмотря на изрядный страх, (а вдруг начнется заражение?), рана моя особых проблем мне не доставляла, и заживала довольно хорошо. — Местные заживляющие мази, оказывается и правда заживляют! Да и вообще, как оказалось, рука у меня была довольно легкая, так что из наших серьезно раненных вояк, умер только один, а все остальные благополучно шли на поправку, что, в общем‑то, прибавило мне очков в глазах экипажа….Кстати, как я понял, набрать эти очки было не так чтобы очень сложно. — Хороший лекарь ценился во все времена, а в эти — в виду их немногочисленности, пожалуй и еще дороже, недаром все более — менее крупные государства, принимали программы бесплатного обучения подобных специалистов. А на флот, да еще и гражданский, где условия были, мягко говоря, не сахар, а вот шансов помереть раньше срока, более чем хватало, как правило, шли только недоучки, вроде меня, откровенные шарлатаны, или, люди по какой‑либо причине утратившие репутацию. Ведь куда лучше быть уездным лекарем в каком‑нибудь захолустье, принимая оплату за свой труд харчами или "изделиями домашних промыслов", чем месяцами торчать в тесной, воняющей гнилью деревянной коробке, питаясь разной малосъедобной заплесневелой гадостью пополам с червями, и запивая все это затхлой прогорклой водой из бочек, при этом, едва ли не ежечасно, рискуя самому стать кормом для рыб. Так что я, вооруженный знанием основ медицины из моего мира, и в свое время усердно бегавший на все лекции в университете Мооскаа, и конспектировавший каждое слово, имел все шансы стать звездой, в этом, довольно узком мире, судовых лекарей.
…Следующую неделю после битвы, наша "Кусачая черепаха" в серьезных разборках участия не принимала. Для начала, мы вообще на несколько дней, отошли в сторону от вод удихской Орды, чтобы привести в порядок оба наших корабля. Потом, еще разок прогулялись вдоль вражеского побережья, захватив всего лишь пару рыбацких шхун, величиной примерно со спасательную шлюпку, которую я видел на борту теплохода в круизе по Черному морю. К моему изрядному облегчению, экипажи сих "рыболовецких траулеров", вопреки моим собственным представлениям о нравах пиратов и байкам оу Гииля, не отправили за борт порубив на мелкие кусочки, а сначала какое‑то время, держали в трюме, а потом, в лунную ночь, высадили на пустынный берег. Когда, во время очередного сеанса перевязки, я поинтересовался причинами такого необычайного гуманизма, наш боцман, усмехнувшись, объяснил.
— Таковы требования наших новых Хозяев. В былые времена, мы бы, ясное дело, церемониться не стали, в лучшем случае, продали бы рыбачков людоловам. Но сейчас, наш капитан знает, что коли он позволит себе что‑то подобное, то "Красного вепря" живо спустят с мачты "Черепахи", и подвесят на его место самого капитана. В этом отношении, у владетелей Фааркоона, разговор короткий. Уж не знаю, зачем это им надо, но на Литруге давно уже усвоили, что лучше выполнить их маленькие прихоти, чем вызвать малейший гнев.
— И, какие они? — Поинтересовался я, не без скрытого умысла. — Эти владетели Фааркоона?
— Одно слово — благородные. — Усмехнулся боцман Хеедц. — Но крутые…, и хитрые. Поначалу‑то, мы к ним того…, пришли мол, хлыщи с родословной, думают смогут нами командовать. Ща мы их легко вокруг пальца окрутим, — корабль отберем, и домой без порток отравим, вплавь. А эти нет — они сами умудрились нас вокруг пальца окрутить, а кому не понравилось — тем живо башку скрутили.
— И что, вы так это и терпите? — Удивился я.
— А чего не терпеть? — Пожал плечами боцман. — Лютый голод и нужду терпели. А уж богатство как‑нибудь да стерпим. Когда они пришли, на Литруге совсем тяжко жить стало. Кораблики‑то наши, кредонцы пожгли. Работы нет, подвоза продуктов тоже. Месяцами, одну только рыбу жрали, да из джунглей траву да корешки всякие, что бабы наберут. Что там о вине и мясе говорить — гнилой морской сухарь, за величайшее угощение почитался, потому как, не вез никто на наш островок ни муки ни крупы. А как эти пришли…, мы вроде как и при прежней вольнице остались, но еще и уважаемыми людьми заделались. Хе — хе… купцы мы теперь! И пока у нас "Красный вепрь" на мачте, нам в любом порту уважение оказывают. Потому как люди мы мирные, но с нами лучше не связываться. Так что, если ради этого, придется каких‑то рыбачков невредимыми из рук выпустить? — Так пусть бегут, не велик с них прибыток…
…А потом мы снова нарвались на удихов. Но этот раз, это был довольно большой корабль, раза в полтора больше нашего. "Настоящий фрегат", как определил его оу Гииль, и несколько помрачнел лицом, пояснив, что удрать нам от него не удастся, так что бой придется принять в любом случае. А вот победу в этом бою, никто нам гарантировать не сможет — слишком равные силы. Опять начались хитрые пляски и лавировариня, в которых я так и не успел разобраться. Каждая сторона пыталась занять более выгодную позицию относительно ветра, и чтобы иметь возможность усилить свои сильные стороны, и как‑то нивелировать слабые. Нашей сильной стороной, как я понял, было то что у нас, по существу, было два настоящих корабля, и две больших лодки, которые, опять же по словам оу Гииля, изображая из себя брандеры, сильно мешали нашему противнику маневрировать. А слабой — то что народа у нас было маловато, да и видимое превосходство в количестве пушек, легко сводилось на нет, большим калибром нашего противника….В какой‑то момент танцы вдруг прекратились, и началась пальба из пушек. Опять было довольно жутко, особенно в тот раз, когда мы нарвались на полноценный бортовой залп. Честно говоря, думал что сейчас‑то нам и пришел полный копец, — вражеские тяжелые ядра, просто разнесут наше корытце на мелкие щепочки. Но, как‑то обошлось, мы дали ответный жиденький залп, и вошли в клинч, сцепившись бортами, ну и началось….
Сначала я стоял на мостике возле капитана, опять изображая из себя доисторический пулемет. Оу Гииль, как‑то расхвастался моими "удивительными талантами" в стрельбе, и я мне даже пришлось повторить на бис прежний трюк с бутылками. Народ это оценил, и вот, я опять палю из трех мушкетов по очереди, выцеливая офицеров, и наиболее крутых бойцов противника. Потом, обе враждующие стороны сцепились уже настолько плотно, что вести огонь, не боясь зацепить своих, стало уже невозможно. Так что пришлось мне хватать свой протазан, и лезть в общую разборку, иначе меня бы просто не поняли, потому как, в бой полез, даже одноногий Деревяшка. В общем — драка была очень тяжелая и жестокая. Удихов было реально много, но на нашей стороне был опыт и личное мастерство. Каждый пират, (тьфу — надо же говорить "корсар"), стоил если не двух, то уж точно полтора удиха, как мне показалось, не очень уверенно чувствующих себя на палубе. Да еще и я, сумел изрядно проредить командный состав, включая капитана. Но драка и впрямь была жестокая, я рубил, колол и колошматил противника обоими концами моего оружия. А пару раз, схватка становилась настолько тесной, что приходилось хвататься за кинжал. Когда мы уже начали отжимать супостатов с мостика, я было схватился со здоровенным воякой разряженного в дорогие шелка, выглядывающие из под стальной кирасы, тоже жутко понтовой, судя выгравированному на ней замысловатому узору, но вмиг лишился протазана, который вырвал у меня этот крутой вояка каким‑то хитрым приемомо, и едва не лишился головы, сумев, чисто на боксерских рефлексах, вовремя поднырнуть под устремившуюся к моей голове саблю. Бросился вперед, проходя противнику в ноги. Зацеп, рывок, м*да, а в ближняке‑то ты парень, совсем беспомощный, грохнулся о палубу так, что кажется весь корабль содрогнулся, и даже затылком умудрился стукнуться, видно совсем падать не учили. Ну а теперь, то что даже в боях без правил запрещено, пинок изрядно пониже пояса, проход вперед, и пара раз кулаком по челюсти. И тут я ощутил какую‑то возню над собой. М*да, заигрался, если бы не Деревяшка, отведший удар очередного противника, сегодня бы мне точно быть без башки. Так что я подхватил выпавшую из рук противника саблю, и снова рванул в бой, потому как драка еще была в полном разгаре. Второго супостата мы быстро завалили совместными с Деревяшкой усилиями, который, к моему удивлению, оказался очень даже крутым воякой. Тут жертва моих борцовских навыков, начала подавать признаки жизни, и я вернулся было, чтобы его добить. Но Деревяшка, меня остановил, и достав из кармана веревочку, быстро связал супостата, каким‑то хитрым морским узлом. И мы снова ринулись в драку.