Возвращение в Сары-Черек - Страница 15

На высоте 2300 м мы вышли к водоразделу Ак-Суу Самая болышая речка Бозбу-Таусских гор, несущая в секунду меньше одного кубометра воды, за миллионы лет прорыла глубокий каньон. Вниз обрывались щебнистые, крутые, заросшие кустарниками склоны, украшенные осыпями и выходами камней. В глубине ущелья виднелись небольшие рощицы из клена, каркаса, боярышников и орехов, растущих раздельно и в сочетании с зарослями шиповников, жимолостей и высокотравий. Постояв на водоразделе, мы двинулись на юг, в сторону главной вершины, рассматривая внизу, иногда видневшуюся скалистую, изрезанную долину Ак-Суу с зеленой каймой растительности, желтой ниточкой дороги и прерывистой белой полоской бурлящего водного потока одноименной речки. Никаких строений на дне долины не было видно.

О реке Ак-Суу, как впрочем и о горах Бозбу-Тау, я не нашел никаких сведений в современных справочниках и литературных источниках, кроме упоминаний в перечислениях. Старший научный сотрудник лаборатории геоботаники, Лидия Ивановна Попова включила эти горы в список мест, которые мне необходимо было обязательно обследовать. Она была здесь в молодые годы, ещё в 1946 г., и её интересовало, что с тех пор изменилось? Высота 2350 м, мы видим в травостоях господствующий прангос, несколько видов полыней – обильную, ферганскую, однолетние костры – кровельный и острозубый, а также типчак, ежу сборную, короткотрубковый ирис, мятлик расползающийся…

Густые леса произрастали в этой местности очень давно. Они росли в эпоху арабских завоевателей. Об этом свидетельствуют немногочисленные литературные источники. Так как эти невысокие горы выдвинуты в Фергану, они всегда были доступными пастбищами и стали, наряду с чаткальскими предгорьями и низкогорьями, первой жертвой рубок и выжигания. Былые роскошные леса состояли из арчи, абрикоса и фисташки. По сырым ущельям произрастали клён, орех грецкий, яблоня Сиверса, названная так в честь ботаника Иоганна Сиверса, в 18-м веке путешествовавшего по Сибири. В 1791 г. Сивере обследовал Яблоневый хребет, по границе России с Китаем, и район Кяхты. Конечно же, между Яблоневым хребтом в Сибири и яблоней Сиверса нет никакой связи… Вернемся к ущельям гор Бозбу-Тау. Здесь встречались ель Шренка, пихта Семенова. Это были горы и долины, несущие в себе лучшие черты Чаткальского и Ферганского хребтов. Главным деревом Бозбу-Тау была арча. Арча и названные лиственные породы поделили между собой экспозиции склонов. Они произрастали от межгорных долин до субальпийских лугов и по мере истребления уступали своё место сухостепной и пустынной растительности. По свидетельству историков, в начале 8-го века, древостой арчи (скорее всего зеравшанской), фисташки и абрикоса покрывали не только склоны гор, но и подступали к оазисам и городам. Начало истреблению лесов, как в Средней, так и в Малой Азии, положили не столько арабы и даже не согдийцы с бактрийцами, жившие здесь всегда, и не войска Александра Македонского, достигшие Окса и Яксарта, а значительно позднее кочевые и полукочевые тюркско-монгольские племена, пришедшие с Востока. Они были готовы до бесконечности расширять площадь выпаса, чтобы прокормить свои многочисленные большие семьи. До сих пор они смотрят на посевы и леса неприязненно-равнодушно. Они завоевали огромные пространства, похоронили под копытами своих лошадей многие десятки государств, городов, культур, ускорили процессы формирования пустынь в аридных областях Азии. Неудержимый рост населения побуждал эти народы отпочковываться от материнского ядра где-то в маньчжурских или монгольских степях и рыскать по Срединной Азии в поисках новых плодородных земель.

Вокруг забытых гор Бозбу-Тау, по дуге Караван – Успеновка-Афлатун – Джанги-Джол – Таш-Кумыр, давно уже не осталось русского населения. Полуокружённые мощной водной артерией – рекой Кара-Суу, эти горы по своей внутренней территории пустынны. Здесь нет озер, высоких горных пиков и заснеженных вершин. Местные речки обмелели, когда были истреблены леса Бозбу-Тау. А ручьи и речки, стекающие с этих гор, настолько незначительны, что их даже не берут в расчет. Видневшиеся сквозь серую кокандскую дымку, покрытые пропыленной, иссушенной на солнце растительностью, они ничем не привлекали редкого путешественника, спешащего в прохладный Сары-Челек, на сверкающий снежными вершинами Чаткал. И ученый человек, проехав от Каравана до Афлатуна, видел только пропыленные изломы черно-серых камней вперемежку с колючими кустарниками караганы, с желтыми высохшими на солнце и горячем ветре девясилами, оглушительно громыхавшими листьями, подобно медным листам, с упавшими прутьями эремурусов, похожих на обглоданных длинных рыб, исполинскими канделябрами ферул, аморфными пятнами сухих прангосов, отцветших еще в весеннее время, но и он поворачивает в долину Ходжа-Аты, под тенистые кроны орехов. Кто останавливался здесь, поворачивал в Бозбу-Тау? Да никто. Молчанием обошел их БА. Федченко. О.Э. Кнорринг и ЗА. Минквиц были немногословны. Вскользь упомянул о них Д.Н. Кашкаров. И.В. Выходцев абстрактно включил их в Чаткало-Ферганский район, не назвав по имени. Л.И. Попова и В.И. Ткаченко описывали их эпизодически, по вышеназванной дуге они не поднимались высоко, спеша через Турдук в благодатную долину Кетмень-Тюбе. В известной коллективной книге «Бассейн реки Нарын» (1960 г.) нет даже упоминания об этих горах как части бассейна. Е.П. Коровин и А.Г. Головкова также проигнорировали их, Н.В. Павлов, наверное, о них не слышал, что, конечно, сомнительно. Несколько раз упомянули о них М.Г. Пименов и Е.В. Клюйков, К.В. Станюкович не выделил их поясности – уж слишком малы, известные флоры редко уточняли по ним ареалы растений.

Высотомер показал 2450 м. Солнце приближалось к линии горизонта. Как правило, в такое время уже надо возвращаться к палатке. Мы же продолжали подниматься вверх по хорошо пробитой скотопрогонной тропе, которую пришлось вскоре оставить, чтобы укоротить путь. В голове у меня уже возникала беспокойная мысль о палатке, оставленной на целый день без присмотра. Мы не успеем вернуться засветло и где та вершина, к которой мы идем без карты, не имея ни малейшего представления о пересекаемой местности. Да, конечно, потерять палатку, продукты и некоторые вещи – досадная неприятность, но не такая уж великая трагедия. Её мы как-то переживем. Все то, что имеет для нас жизненно важное значение – деньги, документы, авиабилеты в Бишкек с датой вылета через 15 дней, а также дневники полевых записей – мы взяли с собой, кроме отснятых пленок, гербарных сборов и нескольких книг – определителей растений, которые вряд ли кому понадобятся. Напрягая зрение, мы вглядывались в очертания гор, надеясь увидеть конечный пункт нашего маршрута. Просрочив время возвращения к палатке, мы преодолели этим поступком другой – психологический перевал, ведь это не входило в наши планы, которые пришлось изменить. Уже не спешили, часто останавливались, я обстоятельно составлял описания, несмотря на то, что растительность не менялась существенно. Выпас выравнивает травостои, приводит их к общему знаменателю. Но описания нужны для того, чтобы наша работа стала реальностью, весомой и значительной. Мне же нужно было удовлетворить и личное любопытство, из-за которого я все это затеял: выяснить, встречаются ли луковые сообщества в верхней, субальпийской части Бозбу-Таусских гор. Не сделать описаний по маршруту – означает сходить в пустую.

– Это хорошо, что мы сюда поднялись, – объявил я твердым голосом и себе, и своим спутникам, чтобы их подбодрить. – Сегодня мы сделали большую работу. Теперь нужно найти место, где можно устроиться на ночлег.

– Ты, папа, не претворяйся, я знаю, тебе хочется посидеть у костра, попить чаю, а заодно привести в порядок свои записи, – отозвался старший.

– А что, мы сегодня останемся без чая? – переспросил Антон.

– Извини, Антон, придется потерпеть, – ответил я.

– Ты что, папа, а как же наша палатка? Нет, нет, пойдём домой!

Мне пришлось объяснить Антону, что мы придем домой часа в три ночи, если по дороге, в темноте, не слетим куда-нибудь с обрыва. Все замолчали.