Возвращение в Оксфорд - Страница 19

– А Джукс вышел на пенсию? Он же не очень старый?

– Бедный Джукс! – На добром лице мисс Лидгейт отразилось огорчение. – С ним произошла печальная история, и нам пришлось с ним расстаться. К сожалению, оказалось, что он не вполне честен. Но мы наняли его в качестве приходящего садовника, – добавила она, повеселев. – Теперь у него меньше соблазнов в смысле посылок и тому подобного. Он всегда так усердно работал, но играл на скачках и конечно же попал в затруднение. Так неприятно для его жены.

– Она добрая женщина, – согласилась Гарриет.

– Она ужасно расстроилась из-за всего этого. И Джукс тоже, надо отдать ему должное. Очень грустная сцена вышла у них с казначеем, когда она сказала, что ему придется уйти. Он совершенно потерял самообладание.

– Да-а, – протянула Гарриет. Джукс всегда был несдержан на язык.

– О, я уверена, он искренне жалел о содеянном. Он объяснил, как все вышло, как одно вело к другому. Мы все ужасно огорчились. Кроме, может быть, декана – она всегда недолюбливала Джукса. Ну, в общем, мы собрали немного денег, чтобы дать взаймы его жене для оплаты долгов, и они честно нам все возвратили, выплачивали по несколько шиллингов в неделю. Я уверена, что теперь, когда он снова встал на путь истинный, то уже с него не сойдет. Но конечно, нельзя было его оставить. Невозможно чувствовать себя спокойно, если не можешь полностью доверять привратнику. Нынешний, Паджетт, очень надежный и к тому же занятная личность. Попросите декана процитировать вам его чудные присказки.

– Он выглядит как аллегория неподкупности, – сказала Гарриет. – Но вряд ли студенты ему за это благодарны. Джукс ведь брал взятки, если, например, поздно приходишь.

– Мы этого опасались, – ответила мисс Лидгейт. – Конечно, это слишком ответственный пост для человека с не очень сильным характером. Так что все к лучшему.

– И Агнес тоже нет, я вижу.

– Да, в ваше время она была главным скаутом. Работа стала ей тяжела, и она ушла на покой. К счастью, мы смогли выделить ей небольшую пенсию. Как вы знаете, наши ресурсы приходится распределять очень осторожно, чтобы хватило хоть на что-то. И еще мы придумали нанять ее на мелкие работы – она чинит одежду студенткам и отвечает за постельное белье колледжа. Удачно получилось, особенно потому что калека сестра, которая с ней живет, может делать часть работы, и это пополняет их бюджет. Агнес говорит, что сестре так гораздо легче, она не чувствует себя обузой.

Гарриет не впервые поразилась неустанной совестливости управляющих колледжа. Ничьи интересы не были забыты, и бескрайняя добрая воля компенсировала вечную скудость средств.

Еще немного поговорив о прежних донах и студентах, они перешли к Новой библиотеке. Собрание книг давно уже переросло свой старый приют в Тюдоровском здании и наконец сможет занять надлежащее место.

– И когда это случится, – сказала мисс Лидгейт, – можно будет считать, что ансамбль колледжа обрел завершенность. Тем из нас, кто помнит, как преподаватели с десятком студенток ютились в одном старом домишке, это кажется просто чудом. А на лекции нас возили в сопровождении старших, на повозке, запряженной ослом! Должна сказать, мы все поплакали, когда старую добрую развалюху сносили, чтобы освободить место для библиотеки. С ней было столько связано!

– Еще бы! – сочувственно отозвалась Гарриет. Она не сомневалась, что в прошлом не нашлось бы и мгновения, о котором эта опытная и в то же время невинная душа не вспоминала бы с безмятежным удовольствием. Приход еще одной выпускницы прервал их разговор с мисс Лидгейт. Охваченная смутной завистью, Гарриет вышла из комнаты и тут же наткнулась на настойчивую мисс Моллисон – пришлось выслушивать все мельчайшие детали инцидента с часами. Она не без удовольствия уведомила собеседницу, что мистер Мейсон[58] уже додумался до этой идеи. Неутомимая мисс Моллисон продолжала увлеченно терзать свою жертву расспросами про лорда Питера Уимзи, про его манеры, нрав, внешность, и когда ее сменила мисс Шустер-Слэтт, раздражение Гарриет только усилилось. На сей раз ей пришлось выслушать длинный монолог о стерилизации неприспособленных, естественным следствием которой (по всей видимости) была кампания по принуждению к браку приспособленных. Гарриет согласилась, что интеллектуалки должны выходить замуж за себе подобных и рожать от них детей, однако добавила, что английские мужья тоже имеют право голоса в этом вопросе, а они обычно нисколько не стремятся жениться на интеллектуалке.

Мисс Шустер-Слэтт заявила, что английские мужья необыкновенно милы и что она как раз готовит опросник, который необходимо распространить среди молодых людей Соединенного Королевства, чтобы выяснить их матримониальные предпочтения.

– Но англичане не заполняют опросников, – сказала Гарриет.

– Не заполняют опросников?! – вскричала потрясенная мисс Шустер-Слэтт.

– Нет, – заверила Гарриет. – Как нация мы не верим в опросники.

– Это ужасно, – сказала мисс Шустер-Слэтт. – Но я надеюсь, по крайней мере, вы вступите в наш британский филиал Лиги за матримониальный союз приспособленных. Наш президент, миссис Дж. Поппельхинкен, – замечательная женщина. Вы будете от нее в восторге. Она прибудет в Европу в следующем году. А пока я приехала сюда, чтобы заниматься агитацией и изучать вопрос с точки зрения английского образа мыслей.

– Боюсь, вам предстоит трудная работа. Интересно, – добавила Гарриет (которой хотелось поквитаться с мисс Шустер-Слэтт за вчерашнее), – так ли бескорыстны ваши мотивы? Может быть, вы собираетесь изучать очарование английских мужей самым практическим образом?

– А теперь вы надо мной смеетесь, – ответила мисс Шустер-Слэтт с невозмутимым дружелюбием. – Нет, я всего лишь рабочая пчела, а весь мед достается королевам.

– Как все кругом меня изобличает[59], – пробормотала себе под нос Гарриет.

Можно было бы ожидать, что в Оксфорде удастся отдохнуть от Питера Уимзи и вопросов брака. И хотя сама она обладала пусть сомнительной, но славой, ее раздражал тот факт, что лорд Питер – гораздо более яркая знаменитость и из них двоих люди явно больше интересуются им. Но если уж говорить о браке, то здесь самое место, чтобы трезво оценить этот институт. Что хуже, быть Мэри Этвуд (урожденной Стоукс) или мисс Шустер-Слэтт? Что лучше, быть Фиби Бэнкрофт (урожденной Такер) или мисс Лидгейт? И были бы все эти люди такими, как сейчас, если бы вышли замуж или, наоборот, остались одинокими?

Она забрела в студенческую гостиную, где не было никого, кроме бесцветной, плохо одетой женщины, читающей иллюстрированную газету. При появлении Гарриет она подняла глаза и неуверенно сказала:

– Добрый день! Мисс Вэйн, верно?

Гарриет лихорадочно рылась в памяти. Эта женщина была явно намного старше ее, ближе к пятидесяти, чем к сорока. Кто, черт возьми…

– Вряд ли вы меня помните, – сказала та. – Кэтрин Фримантл.

(Господи, Кэтрин Фримантл! Но она ведь старше всего на два года. Блестящая, умная, живая, лучшая студентка своего выпуска. Господи боже мой, что же с ней случилось?)

– Конечно же я вас помню, – ответила Гарриет, – но я ужасно плохо запоминаю имена. Чем вы занимаетесь?

Как выяснилось, Кэтрин Фримантл вышла замуж за фермера, и все пошло вкривь и вкось. Падение цен, болезни, церковная десятина и налоги, молочный комитет, рыночный комитет, работа до седьмого пота, чтобы только выжить и поднять детей. Гарриет достаточно читала и слышала про спад в сельском хозяйстве, чтобы понимать, насколько это обычная история. Ей было стыдно за то, что она так благополучна, стыдно за свой цветущий вид. Она чувствовала, что скорее согласилась бы снова оказаться под угрозой виселицы, чем в том аду, где живет Кэтрин. Это была своего рода сага, но сага, полная абсурда. Гарриет довольно резко прервала жалобы на жестокосердие церковных уполномоченных: