Возвращение в «Кресты» - Страница 3

– Если вы ко мне обращаетесь, то я не Разин! – заявил я. – Меня зовут Николай Григорьев!..

– На выход! – Рука старшины легла на дубинку.

Да, я, кажется, забыл, куда попал! Тут тебе, Знахарь, не детский сад! Решил не давать лишнего повода себя огреть – как они это любят, скоты, – по почкам. Вышел и встал, как требовалось. На запястьях защелкнулись наручники. Ну, куда ты меня потащишь, ублюдок? На допрос, конечно.

Как я и ожидал, наш недолгий путь пролегал в сторону помещения охраны. Рядом с ней находилась небольшая комнатка для допросов – скворечник, а не комната. Здесь когда-то меня пытал – не физически (этим занимались другие), а исключительно морально – следователь районной прокуратуры Владимир Владимирович Муха. Один из свиты другого урода – Аркадия Андреевича Хопина, который, проворачивая свои темные делишки, попытался по ходу дела отправить меня в бессрочный отпуск в зону. Просто потому, что я показался ему подходящим козлом отпущения. И еще потому, что мой единокровный (по отцу) братик Леонид оказался продажной скотиной, а жена Ангелина… Только все они заплатили за это сполна. Так что никаких эмоций у меня эти личности не вызвали. Что толку злиться на покойников!

За кирпичной стеной справа бубнили голоса и время от времени раздавались взрывы хохота. Видимо, охрана травила анекдоты. Все как тогда. Все как всегда. В тюрьме вообще мало что меняется. Время здесь бежит по-другому, нежели на воле.

– Лицом к стене! – Вот дверь открылась, и старшина доложил кому-то внутри кабинета: – Подследственный Разин доставлен.

– Спасибо, прапорщик, – ответил негромкий голос, который пока ни с кем у меня не ассоциировался. – Введите подследственного.

– Разин, – рявкнул старшина. – Входи!

И я вошел. И тут же замер на месте, словно наткнувшись на свежий труп. В некотором смысле так оно и было. Именно на такую реакцию, видимо, и рассчитывали устроители этого представления. И теперь с удовольствием вкушали плоды своих усилий.

Конура, как мне показалось, мало изменилась за прошедшие годы. Тот же обшарпанный стол, те же серые стены без единого окна. По ту сторону стола возвышался тучный мужчина в мятом пиджаке холостяцкого вида, будто намертво приросшем к своему хозяину. На мгновение мне показалось, что я все еще сплю. Или, может, меня опять опоили какой-нибудь дрянью, которая сводит с ума. Следователь, (а кто еще мог сидеть в этой комнате?!) больно уж походил на моего старого знакомого Муху, только вот тот уже давно мертв и отправился на тот свет, кстати, не от моей руки, но по моей воле! Или у Мухи был брат-близнец?! И тоже следователь, хе-хе?! Это уже совсем маловероятно – прямо сюжет для дешевой мыльной оперы!

Мужчина за столом продолжал водить дешевой шариковой ручкой по рыжеватой бумаге, сосредоточенно при этом посапывая. Мне была видна его лысеющая макушка с редкими пегими волосенками и белыми коростами перхоти. Наконец он закончил, демонстративно вздохнул, поставил точку в своей писанине и медленно поднял голову.

Да, чтоб меня, это был именно он! Победоносно ухмыляясь, на меня таращилась красная угреватая рожа Владимира Владимировича Мухи. Природа не могла позволить существовать на свете сразу двум подобным выродкам! Муха откровенно наслаждался произведенным эффектом. Смаковал момент!

Ах, Светка-Конфетка. Какое шикарное аутодафе было тобой организовано для гражданина следователя! Выходит, напрасно ты погибла, Светка, – Муха жив, хотя и не очень здоров, судя по внешнему виду…

А в темном уголке, стало быть, поблескивал стеклами большущих очков маленький костлявый адвокатишка. Тот самый, Живицкий Борис Наумович, что в свое время перерезал себе вены под моим чутким руководством. Но вот он сидит и по-прежнему прижимает к себе худенькими ручонками толстый портфель желтой кожи, будто старается спрятаться за него. Нет, этого не может быть, граждане. Я почувствовал, как меня прошиб холодный пот. Ночной кошмар воплотился в реальность – два трупа встретили меня и сейчас вонзят свои желтые зубы в мою плоть. Может, я все еще сплю или брежу! Я замотал головой, пытаясь прогнать с глаз морок, но ничего не вышло, а по лицу Мухи было видно, что он понимает, в каком я сейчас пребываю смятении, и ему это смятение очень по сердцу!

– Объект нейтрализован! – Выражайся точнее, будь ласка! – Все в порядке – Знахарь у нас. В полном отрубе. Часов пять еще будет дрыхнуть… – Проблемы были? – Никаких! Чисто сработано. – А что с охранниками? – Они получили… то, что заслужили!

Стоп, секундочку! Не сплю я и не страдаю от галлюцинаций. Вижу то, что передо мной. И что это значит?! Муха, выходит, – жив! Очень хорошо! То есть, плохо, конечно, но это не повод сходить с ума! А вот что касается Живицкого, то на счет него у меня вообще были большие сомнения. Мне бы разглядеть его поближе, мерзавца. Но нет – правильно сел, гад. И оделся правильно, кроме очков ни фига и не видно. Две детали, очки и кудри, – и в полумраке чем тебе не доктор Живицкий! Умеют, суки, глаза отводить, ничего не скажешь. Ну, мы-то тоже не лыком шиты, кое-что в этой жизни видели. Как в песне поется, «он долго жил, он много знает»!

Так, и что с вами теперь делать, граждане?! Согласно старой русской традиции (а о традициях у нас сейчас любят много рассуждать), ожившему покойнику вбивали в грудь осиновый кол. Подрезали пятки и набивали рану щетиной. Чтобы не шастал по ночам и не мешал спать честным людям. К несчастью, я был лишен возможности применить к обоим упырям столь радикальные меры. Оставалось ждать, что они скажут, мои покойнички. Но уже чувствовал я, что кровушки моей они попьют немало.

«Погодите – сам налью! Знаю, знаю – вкусная! Пейте кровушку мою, кровососы гнусные…» Тоже – Высоцкий и тоже хорошая песня!

А покойнички сидят себе живы-живехоньки! И оба настолько полны жизни, что напоминают собачек из рекламы собачьего корма. Явно не такие холеные, как рекламные «кабыздохи», но оба по-своему жизнерадостные.

«Ладно, – решил я для себя. – Не будем нервничать. Я еще не в аду, а значит, с этими сукиными детьми еще сумею разобраться. Потом, когда я выберусь отсюда. А я обязательно выберусь. Сейчас же следует расслабиться и получать удовольствие. Пока еще совсем не было понятно, с какой целью разыгрывается весь этот спектакль. И в какую сторону подует ветер в следующую секунду. Пока разумнее только наблюдать. И не терять бдительности – это главное».

– Присаживайтесь!

Услышав этот голос вблизи – четко и ясно, – я отбросил последние сомнения – передо мной был именно Владимир Владимирович Муха, а не какой-то ряженый клоун. Я не заставил себя долго упрашивать и молча сел.

Следак, по своему гадостному обыкновению, тут же уставился на меня немигающим взором. Наверно, это должно было напоминать змеиный взгляд – завораживающий и лишающий жертву воли к сопротивлению. Но не получалось. Семь лет назад получалось, а теперь нет. Впечатление портили выпученные глаза. Раньше у Мухи с ними все вроде было в порядке. И вообще – выглядел он в первую нашу встречу не в пример лучше, чем сейчас.

Присмотревшись к старому знакомому повнимательней, я со вполне понятным удовлетворением отметил, что прошедшие годы и не слишком здоровый образ жизни оставили на его гнусной физиономии многочисленные следы. Но не эти неизбежные признаки износа организма доставили мне настоящую радость. А характерные симптомы серьезного заболевания: глаза навыкате и второй подбородок, похожий на слегка подсдувшийся воздушный шарик. Зоб, или базедова болезнь. Причем запущенная. Недолго ему осталось небо коптить, от силы полгода. Если раньше никто не поможет. Хотя вряд ли, если до сих пор никто не помог. А ведь как старались! Наверняка не одна только Светка-Конфетка. А вот поди ж ты! Сидит себе, глаза таращит. Прицеливается – куда бы вцепиться!

– С вами, Разин, мы уже знакомы, – бесцветно начал он, – но, на всякий случай, представлюсь ещё раз. Следователь прокуратуры Муха…

– Какой прокуратуры? Простите, что перебил, – прервал я его в расчете на то, что следак выйдет из себя и в запале скажет больше, чем планировал.