Возвращение (СИ) - Страница 9
Потому что если он ошибся три года назад…
Детектив со стоном сползает на пол, приваливается к стене под окном, обхватывает себя за плечи, ощущая, что готов буквально взорваться от переполняющих его мыслей и чувств.
«Отчаяние доктора Уотсона оказалось несколько глубже, чем мы предполагали…»
Отчаяние человека, потерявшего не просто друга.
*
Не может быть.
Шерлок упрямо мотает головой, опираясь руками на раковину и глядя на свое отражение в зеркале. С кудрявых волос стекает вода – в попытке вернуть себе трезвость мышления он подставил голову под ледяную струю.
Не может быть, чтобы Джон был влюблен в него раньше, наверняка горе сыграло с ним злую шутку, трансформировав дружескую привязанность в новое чувство.
Иначе как же все эти женщины?..
Мысль о былых романтических увлечениях Уотсона острой спицей покалывает сердце, но Шерлок заставляет себя думать о прошлом, ища подтверждение своим выводам. Естественно, он не может вспомнить имен, но это неважно, а важно лишь то, что, за исключением первого разговора у Анджело, Джон ни разу не дал Шерлоку повода усомниться в невинности своей дружбы.
Детектив морщится – неуверенность, словно электрический импульс, болезненно раздражает нервные окончания.
Нет, конечно, ничего раньше не было. Если бы что-то было, он бы обязательно это заметил.
Неужели?.. – внутренний голос почему-то оказывается возмутительно похожим на голос старшего брата. – То-то ты сейчас заметил, только когда он тебя поцеловал…
Поцеловал…
Шерлок торопливо откручивает кран, вновь испытывая настоятельную потребность остыть.
…Спустя десять минут он, понурившись, сидит на постели, накинув на мокрую голову полотенце. Теперь ему холодно, а ситуация высвечивается перед ним во всей своей безжалостной двойственности.
Джон Уотсон влюблен в Шерлока Холмса.
Но Шерлока Холмса нет. Вместо него есть Ян Сигерсон.
Ян Сигерсон, влюбленный в Джона Уотсона.
*
Джон появляется в гостиной только к обеду.
С раннего утра Шерлок нервничает, раздираемый противоречиями, в смятении прислушивается к звукам на лестнице, отчаянно желая услышать шаги и так же отчаянно страшась их услышать.
Поначалу он решает, что для них обоих будет лучше, если Джон весь день проведет в своей комнате, но даже если тот поступит иначе, то Холмс уж точно сегодня не покинет своей.
Но время идет, раннее утро мало-помалу превращается в позднее, наверху по-прежнему тихо, и чаши весов в душе детектива начинают менять свое положение. К полудню жажда увидеть Джона усиливается настолько, что Шерлок предпринимает отчаянную вылазку в кухню.
Он кружит вокруг стола, кипятит чайник, громко хлопает дверцами шкафчиков, как будто привычные звуки могут заставить друга спуститься, и тут же испуганно замирает, склонный в любой момент сбежать к себе в спальню – потому что все так же растерян и не готов к диалогу.
Чайник успевает вскипеть десять раз, Шерлок дважды наливает в него воду, а Джон упорно не подает признаков жизни. И тогда детектива охватывает беспокойство.
С Джоном могло что-то случиться. Что угодно. Например, сердечный приступ.
Чушь. Ерунда.
Но тревога вмиг пускает длинные корни, разрастаясь чуть ли в панику, ни на йоту не уступая вполне логичному доводу рассудка – Джон не спускается потому, что не хочет.
Шерлок смелеет до такой степени, что выходит на лестницу, ждет, глядя вверх, а потом все-таки поднимается к заветной двери и сразу же сбегает по ступеням обратно, устрашенный мыслью, что Джон может неожиданно застать его там.
Еще через час он сидит за столом в гостиной, сложив ладони и прижав их к губам, готовый ко всему, к любому варианту развития событий, пусть только Джон, наконец, выйдет из спальни…
*
– Нам надо поговорить…
Шерлок не находит в себе сил ответить, лишь кивает, из-под спадающих на лоб кудрей глядя на друга. Тот стоит у стола, обеими руками вцепившись в спинку стула, голос звучит глухо, а голова опущена так низко, что сидящему напротив детективу почти не видно лица.
– Вчера произошло то, чего не должно было произойти ни при каких обстоятельствах.
Ощущение безнадежности тем более тягостно, что Шерлок теперь на собственном опыте знает, чего именно будет лишен. Он чувствует себя узником, которого по ошибке выпустили на свободу и тут же снова упрятали в камеру, с лязгом и грохотом захлопнув массивную дверь.
– Я повел себя недостойно, и причина моего поведения касается только меня, – Джон приподнимает голову – измученный, но, тем не менее, твердый взгляд на мгновение упирается в лицо детективу и тут же снова соскальзывает вниз. – В свое время я сделал все, чтобы это никак не коснулось Шерлока, и сейчас это тем более не касается… тебя.
Он не спал всю ночь… – думает Холмс, стараясь не сосредотачиваться на том, что от признаний доктора Уотсона его бросает то в жар, то в холод. – У него покраснели глаза, болезненно припухли веки, а морщин стало в два раза больше. Он не спал всю ночь.
– Еще раз прошу меня простить и буду тебе очень признателен, если мы больше никогда не станем возвращаться к этому… инциденту.
Я бы никогда ничего не узнал… – сознание детектива, словно крючком, зацепляется за горькую, но при этом странно обнадеживающую мысль, – я бы никогда ничего не узнал, если бы не…
– Ян?..
Шерлок вздрагивает и понимает, что Джон ждет ответа.
– Да, конечно… – торопливо соглашается он, все еще во власти собственных раздумий.
Уотсон резко вскидывает глаза, смотрит пристально, словно ожидая чего-то еще, потом тяжело вздыхает:
– Ок. Спасибо.
*
– Что между вами произошло?.. – миссис Хадсон суетится, вытирая в гостиной пыль. – Он снова тебя избегает…
Ей неловко проявлять любопытство, но атмосфера отчужденности, вновь водворившаяся на Бейкер-стрит, приводит бедную женщину в отчаяние. Шерлок сидит молча, с ногами забравшись в кресло. Ему нечем помочь миссис Хадсон, кроме как вместо нее заняться уборкой, что он, поразмыслив, и делает.
Детектив безмолвно и старательно протирает полку за полкой до тех пор, пока расстроенная домохозяйка, наконец, не оставляет его в одиночестве. Тогда он роняет тряпку на пол и вновь забирается в кресло.
Джон не разговаривает с ним уже почти неделю.
*
«Уроков» больше нет.
Вернувшись с работы, Уотсон сразу поднимается в свою спальню, не появляясь внизу даже на ужин. Шерлок не представляет, сколько это еще может продолжаться – жизнь напоминает колесо забуксовавшей машины: вроде и крутится, да только без толку.
Предоставленный самому себе, он целыми днями неприкаянно бродит по квартире: раздумывая и вспоминая, оценивая и переживая, иногда впадая в безудержное ликование, иногда мучаясь совестью, а иногда застывая от обиды.
Джон любит его.
Он любил его прежде.
Шерлок чувствует себя одураченным. Он обижен, но никак не может понять почему: то ли потому, что друг оказался слишком искусным обманщиком, скрывая свою любовь, то ли потому, что тот вообще счел нужным ее скрывать.
Дилемма «признаться или не признаться» теперь стоит перед Холмсом острее, чем «быть или не быть» перед Гамлетом, и Шерлок мается, разговаривая сам с собой, с досадой размахивает руками, поминая Датское королевство, бормочет под нос, то ли уверяя себя в чем-то, то ли наоборот – разубеждая.
И окончательно приводит в замешательство миссис Хадсон.
*
Вечером в пятницу ему звонит Майкрофт.
– Завтра ты нужен мне для опознания и дачи показаний.
Шерлок уже настолько привык жить тем, что происходит у него внутри, что напоминание о существовании внешних событий воспринимается почти откровением.
– Ты должен приехать в участок. Я договорился с Лестрейдом.