Возвращение на Алу (СИ) - Страница 3

И потому она сдержала данное мужу слово — вызвала придворного лекаря и все то время, покуда он осматривал ее, едва скрывала смех, нет-нет да поглядывая в угол, где из последних сил, раскорячившись между стенами, держался ее незваный гость. Тассатио делал ей страшные глаза, многозначительно указывал ими на лекаря и на дверь, молитвенно и беззвучно взывал к запредельным силам, но пока доктор не сообщил, что это просто скачок артериального давления из-за жары и что ей нужно просто полежать, Танэ-Ра была непреклонна.

— Спускайтесь, господин Эй! — сжалилась она наконец, едва за лекарем закрылась дверь, и расхохоталась, когда визитер обрушился из-под потолка на паркет, спружинив на ногах и переведя дух.

— Откуда ты знаешь, что меня так зовут? — спросил Тассатио, разминая затекшие руки.

— У вас слишком длинное дворянское имя, господин Эй, чтобы ваши соратники могли выговаривать его, не путаясь в слогах, — продолжала насмехаться Танэ-Ра, подходя к нему, чтобы рассмотреть его в новом облике. — Что ж, теперь вы соответствуете тому, кого я видела на снимке в вашем досье.

Он небрежно скинул берет, прошел мимо нее, заглянул под кровать и вытянул оттуда ножны со своим мечом.

— А почему вы сами не спрятались там же, господин Эй? Неужели на стене вам было удобнее?

Тассатио непонимающе уставился на нее.

— Я что, лакей, чтобы прятаться под кроватью? — буркнул он, пристегивая меч к поясному ремню, с другой стороны от ножен со стилетом.

— Ну да, как же, я забыла: вы не лакей, а благородный головорез!

Вместо того чтобы ответить, Тассатио сгреб Танэ-Ра в объятия и принялся ненасытно, с силой комкать ее губы поцелуем.

— Славно! — сказал он наконец, отдышавшись. — Другая бы начала кривляться, будто ей того не хочется…

— Я не люблю врать, — невозмутимо ответила покрасневшая от нетерпения Танэ-Ра: он столь крепко прижимал ее к своему телу, что его желание уже не оставалось для нее тайной, а заодно стало и ее желанием. — Во всяком случае, людям, которые мне нравятся.

— Ты не идешь у меня из головы. Вот уж сколько прошло, а я все вспоминаю о тебе и хочу тебя, как юный молокосос, впервые влюбившийся в женщину. Скажи, ты не пользовалась каким-нибудь… ну, сама знаешь… приемом?.. — Тассатио подмигнул, намекая на ее ментальные способности.

— О том же самом я хотела спросить у тебя.

— Я — точно нет.

Когда все прояснилось, он наконец стал раскованнее, да и Танэ-Ра ощутила спокойствие. Хотя прояснилось, конечно, далеко не все. Уж мужскую ветреность она знала слишком хорошо, чтобы верить в такую внезапную любовь с первого взгляда. Но ей было все равно. Они просто впились друг в друга, бурно, словно виделись последний раз в жизни, и не сразу даже избавившись от одежды, упали в постель.

— Тебя как будто из темницы выпустили, — прошептал он, дивясь ее безумной, почти первобытной чувственности, а Танэ-Ра даже не рассуждала об этом — все происходило само по себе.

— Так и есть… так и есть…

Лишь далеко за полночь страсти поутихли, смолкли стоны и вскрики вожделения, руки и губы устали ласкать. Едва шевелясь от утомления, влюбленные боролись с сонливостью — не могли наговориться.

— Я почти не помню Гатанаравеллу, — с грустью промолвила Танэ-Ра в ответ, когда он спросил об их родном городе на Але. — Мне едва исполнилось десять, когда всем нам пришлось бежать…

Тассатио помрачнел. Глаза его налились темнотой, взгляд стал чужим, хищным.

— Бежать… — проворчал он и сжал губы.

Что-то дурное было связано в его памяти с этим переселением. Танэ-Ра еще чуть — и прочла бы его мысли. Да только он не пустил.

Она погладила его грудь ладонью, чувствуя пальцами шрамы от многочисленных ранений.

— Как ты стал… таким?

Этот вопрос мучил ее с того самого дня, как она прочла принесенное Паскомом досье.

— Каким? Зрячим?

— Ты хочешь сказать, что твои «подвиги» — это следствие прозрения?

— Да ты никак собираешься поучить меня жизни, родная? — с вызовом откликнулся главарь повстанцев. — Эй?

— А что — не позволишь?

Тассатио вгляделся в нее, сощурившуюся. Глаза его снова стали ласковыми, взгляд — бархатным. И засмеялся:

— Да конечно позволю. Тебе позволено все, моя любимая. Отныне и впредь. На, — он пошарил рукой среди скомканной как попало одежды возле их ложа и подал ей стилет. — Хочешь — убей. Меч не предлагаю: он не пойдет против хозяина.

— Ты бешеный.

— Ты не лучше. Мы друг друга стоим, Танэ-Ра. Может быть, поэтому и…

— Но ты ведь был скульптором и храмовником, Тассатио! Ты был лучшим! Почему же ты пошел по этой жуткой стезе?

Он пружинисто сел, ссутулился, оперся локтями о колени, подумал и обернулся к ней. Танэ-Ра лежала, опираясь на подушки и взирая на него в ожидании.

— Эти сволочи могли бы спасти всех, — сказал он наконец. — Всех аллийцев. Я видел документы. У нас было и время, и транспорт для этого, да и третья планета не так уж далека от четвертой: наши зонды постоянно паслись тут задолго до того, как кто-то всерьез задумался о переселении. Телепорты «куламоэно» не могли доставить нас сюда — в Пристанище не был проложен путь. Но у нас было достаточно и грузового, и пассажирского транспорта. А они отобрали только «нужных»… Только четверть населения Алы, темные силы! И еще один космолет рухнул тут на Полуострове Крушения, посему вычти из этого числа «избранных» десяток тысяч аллийцев, погибших в той катастрофе по прилете… Остальные три четверти рожей не вышли, остались на Але, когда на нее упал метеорит…

Танэ-Ра оцепенела. Но это же ложь! Ей всегда говорили, что времени было очень мало и кто успел, тот успел.

— Но зачем им это?! — воскликнула она. — Если бы они переместили сюда всех, это было бы выгоднее, если считать их рабовладельцами…

— Да неужели? Прокормить такую ораву, привыкшую к удобствам? Да их бы свергли в два счета! — Тассатио стал язвителен, уперся кулаком в покрывало и повернулся к ней полностью. — Они и так забрали всю технику, которая была на Але. Они пригнали ее сюда пустую — для чего им нужен был балласт? Объявлять заблаговременно о метеорите они не стали: боялись паники населения, боялись, что их замысел раскусят и не дадут улететь «избранным»…

— Избранным? Но если следовать твоим умозаключениям, этим избранным нужны были бы те, кто станет на них работать, поэтому…

— Поэтому, родная, они эвакуировали не просто пару миллионов жителей — исключительно тех самых избранных, — а без малого миллиард. Это более выгодное соотношение хозяев и рабов, не находишь?

— О, Природа…

Тассатио согласно кивнул:

— И не говори. Но они ошиблись дважды: когда зачислили в «избранные» меня и когда впоследствии, уже здесь, допустили утечку секретной информации.

— Неужели ты теперь хочешь уничтожить и тех, кто остался?

Он диковато посмотрел на нее:

— Я похож на психопата?

— Больше, чем ты себе представляешь.

— Я хочу наказать только тех, кто знал и кто сделал то, что сделал. Можно быть преступником, отправляя тысячные армии на войну. А можно казаться чистеньким, просто вовремя опустив глаза, когда по твоей вине гибнут миллиарды. Не армейских — миллиарды мирных жителей! Твой муж, Танэ-Ра — из этих, из «чистеньких»…

— Но он тоже был молод в то время и…

— Он был достаточно зрел, чтобы понимать, что они делают, — отрезал Тассатио. — Он старше меня, а я почему-то сумел тогда сделать необходимые выводы.

Их сонливую усталость как рукой сняло. Танэ-Ра дрожала от ужаса.

— Какая мерзость… Я не прощу себя за слепоту…

— Причем же здесь ты? И более искушенные не знают многого, а оттого гоняются за мной и моими ребятами, аж высунув от тщания языки! И — заметь — даже не хотят знать, — Тассатио сухо, нехорошо рассмеялся.

— Не останусь я здесь, — сказала жена Правителя, помолчав. — Отправлюсь с тобой, даже если ты будешь гнать меня.