Возвращение Ктулху - Страница 47

Здесь на протяжении всего пяти-шести сотен ярдов мрачный лес быстро разрежался и у подножия переходил в большую низменную пустошь, отделяющую холм от ближайшей северной возвышенности. Круглая впадина диаметром десять миль была изрезана оврагами и поросла довольно высоким кустарником, в котором преобладали вереск и терновник. Повсюду валялись обломки каменных, в основном гранитных или мергельных, глыб, которые были в изобилии покрыты осклизлым лишайником и камнеломкой. Я вновь заметил на них странные круглые следы, а также полосчатые отпечатки, словно от прикосновения какого-то массивного тела. Они очень пугали Рэя, и мне стоило немалых усилий успокоить его.

Ориентируясь по расколотым перезвонам церкви, мы в течение часа продирались сквозь колючие заросли, пока наконец не вышли к окраинам Хиллсбери. От самого городка почти ничего не осталось — лишь несколько дюжин осыпающихся каменных остовов да островки высоченной крапивы на месте бывших скотных дворов. Зато прямо перед нами на фоне светлеющего, но еще сумеречного неба взметнулся вверх шпиль окутанной сомнительными легендами церкви, которая немедленно приковала наше внимание. И признаюсь, что чем больше я разглядывал ее, тем больше терял уверенность, что какая-нибудь из известных мне легальных конгрегаций северных и южных штатов смогла бы заявить свои права на это весьма загадочное сооружение.

Вдоль церкви шла ржавая перекрученная ограда высотой два фута и семь-восемь дюймов, калитка которой была заперта на замок внушительного размера. Добротное изделие мастеров двухвековой давности невольно вызывало уважение, и мы не стали сбивать его, о чем я впоследствии сильно пожалел.

Стофутовая церковь находилась в плачевном состоянии, почти все каменные подпорки на арочных сводах фасада обвалились, а в больших трехчастных окнах, среди которых среднее имело вид розы, не сохранилось ни единого целого стеклышка. Поначалу не было видно ни одного из маленьких вимпергов,[10] обыкновенно расположенных у основания крыши главной башни готических храмов. Позже мы в большом количестве обнаружили их обломки среди растущих у подножия церкви пожухлой травы, крапивы и лопухов.

Преодолев минутный трепет перед заброшенным зданием, где уже полтора века не ступала нога человека, мы перелезли через забор и подошли к двери. Несмотря на уговоры, Рэй наотрез отказался последовать за нами и лишь с упреком и страхом смотрел на меня своими умными глазами, так что пришлось оставить его снаружи. Он проводил нас, жалобно скуля и повизгивая, а потом куда-то исчез.

С трудом открыв высокую внешнюю дверь, которая издала жуткий скрип, мы прошли через два других портала, образующих вдающуюся внутрь храма паперть, и проникли в церковь. Даже при многочисленных признаках разрушения интерьер колокольни производил величественное впечатление. Огромное пустынное пространство, в котором гулко отдавались наши осторожные шаги и робкие голоса, только усугубляло жуткую атмосферу, царившую в этой юдоли унылого забвения и затаившегося ужаса. Полностью подавленные чудовищным психологическим прессом заброшенной церкви, мы прекратили разговоры и встали как вкопанные, пожирая глазами окружающую обстановку.

Центральный неф,[11] от которого к боковым стенам вели узкие трансепты,[12] был до крайности грязен. Пол покрывали кучи пыли и каменной крошки толщиной в ладонь, на которых не было видно ни единого следа. Вдоль стен шли высокие аркадные галереи, ниши были заставлены скульптурами весьма своеобразной наружности, отталкивающее впечатление от которых усугублялось странными символическими горельефами. Честно говоря, среди имеющихся здесь человеческих изображений я не встретил ни одного знакомого мне святого, да и виды других представленных фигур были навеяны, пожалуй, не библейскими сюжетами. Очевидно, ваявший их скульптор отличался необычным художественным взглядом на религию и обладал, мягко говоря, странным воображением. В узорчатых орнаментах капителей, венчающих подпирающие потолочные арки легкие высокие пилястры, не угадывались традиционные рисунки — здесь не было виноградных, дубовых или ореховых листьев, а источником вдохновения создателю этих необыкновенных лепнин, как мне показалось, послужили неземные мотивы.

Спустя некоторое время оцепенение прошло, и мы приняли продиктованное успокаивающим отсутствием следов решение: разделившись, изучить скрытые помещения церкви. Брукс вызвался осмотреть ризницу, Миллер направился в залу левого корабля,[13] где виднелся черный вход в подвал, а мне достался второй ярус колокольни. Я прошел в залу правого корабля, отметив, что воздвигнутые у оконных простенков могучие контрфорсы и перекинутые от них к стенкам среднего корабля косые аркбутаны[14] были практически разрушены. Похоже, покидая Хиллсбери, люди пытались низвергнуть вызывающее у них страх здание, но не довели свое отчаянное предприятие до конца. Бросив еще раз взгляд на расходящихся в разные стороны коллег, я вновь испытал острую тревогу, но ее пересилило любопытство, разжигаемое желанием посмотреть на ставший притчей во языцех надтреснутый колокол.

Испещренная трещинами каменная винтовая лестница вывела в открытую башенную залу, обвитую красивой ажурной балюстрадой. Заглянув наверх, я нашел начало водосточной трубы, аранжированной большой горгульей, которая, по-моему, была выполнена чересчур живо и выразительно. Но вот наконец передо мной появился пресловутый колокол, в чьем боку зияла портящая его выбоина. Он беспрестанно раскачивался и гудел, а во время более сильных порывов ветра издавал до боли неприятный грохот. Осмотрев потемневшую от времени поверхность, я обнаружил отлитые на ней подозрительные значки. Они весьма напоминали те пиктограммы, что мне доводилось встречать в отрывочных копиях ужасных «Летописей черных солнц», таблиц Офоиса, а также таинственного манускрипта «Raqno nero»[15] чье авторство приписывают людям из различных стран и эпох, объединенных одним — зловещей репутацией, основанной на увлечении самыми темными культами. Я хотел было перерисовать эти символы себе в блокнот для последующего более тщательного изучения, но потом передумал.

Открывающийся с высоты восьмидесяти футов пейзаж поражал тоскливостью. С юга на север шла цепочка покрытых сумрачными лесами холмов, на склонах которых петляли сырые балки и овраги, а по их руслам ручьи стремили свои воды в заболоченные озерца, прячущиеся в замкнутых понижениях большой впадины. На западе змеилась зеленая пойма Мискуоша с темно-синей лентой реки посредине, покрытая клубами утреннего тумана, принимающими причудливые, часто пугающие формы. Что было за ней, я почти не видел, и лишь поверх белесой мглы едва угадывались вершины Аллеганских гор. На восток уходила пологая, постепенно возвышающаяся лесистая равнина, вдали сменяющаяся обыкновенными для здешнего ландшафта круглыми и конусообразными холмами. Нигде во всей округе, насколько хватало глаза, не было заметно никаких признаков современной человеческой жизнедеятельности — ни домов, ни пашен, ни пасущихся на богатых окрестных лугах стад. Лишь ветер печально шевелил пыль и листья в каменных обломках мертвого города Хиллсбери, да к югу вела почти заросшая мостовая дорога. И еще я знал, что за ближайшими холмами огородились от зловещего дыхания обитателей Верескового холма несколько мелких ферм и поселков лесопромысловых артелей. Сейчас передо мной простирался дикий нетронутый край, чье, по нынешним временам, противоестественное целомудрие хранила неведомая сила явно неместного происхождения — сила, очевидно, враждебная человеку. Ни разу мой слух не порадовала песня какой-либо птицы, не было слышно даже обычной трескотни насекомых.

Мои меланхоличные размышления о тайнах хиллсберийской церкви были внезапно прерваны ужасными криками и звуками выстрелов, после которых за оградой появился мой пес. Он громко залаял и принялся носиться вдоль забора, не решаясь, однако, проникнуть внутрь. Я крикнул ему что-то ободряющее и, по военной привычке проверив винтовку и боеприпасы, принялся быстро спускаться на помощь попавшим в беду товарищам.