Возвращение капитана мародеров - Страница 5
– Сия охота весьма опасна, господин граф, – заметил самый опытный из егерей, служивший прежде барону Валь де Круа, соседу графа. – Ведь она проводится без применения оружия, с одной лишь сворой гончих да несколькими бордоскими или маалосскими догами, обряженными в доспехи. Зверя, загнанного собаками, придется заколоть первому же подоспевшему охотнику. Ваш сосед, барон Валь де Круа, не далее как в прошлом году тоже решил испытать судьбу и стать таким «королем охоты»…
– И что же? – поинтересовался изрядно уже захмелевший граф.
– Не рассчитал свои силы, и вепрь повредил ему ногу. Теперь барон не то что охотится – передвигается с трудом!
– Бедный Валь де Круа… Но я почему-то уверен, что мы добудем того вепря, чьи огромные следы видели несколько дней назад в лесу. Audentes fortuna juvat![15]
Разгоряченные вином егеря и выжлятники бурно поддержали графа.
– Я потом изготовлю для вас, господин, отличное чучело из этого вепря, и вы поставите его в главном зале замка на зависть всем соседям-баронам! – пообещал один из них.
– Еще вина! – громко крикнул Шарль.
Как из-под земли, появились кравчий с огромным серебряным блюдом свежеприготовленного мяса и виночерпий с бог весть каким по счету кувшином вина.
Осушив пару чаш отменного напитка с собственных виноградников, Шарль неожиданно почувствовал прилив плотского желания и мысленно порадовался: этого не случалось с ним вот уже почти полгода. Он тотчас принялся перебирать в памяти всех замковых горничных и служанок, способных доставить ему удовольствие… Признаться, граф знал толк в простушках.
А вот парфорсная охота так и не состоялась. Ночью зарядил затяжной весенний дождь, который, казалось, никогда не прекратится. Дороги вокруг замка превратились в чавкающую распутицу, и Шарль рассудил трезво: даже если он затеет охоту, лошади непременно увязнут в грязи, и вряд ли поиски кабана увенчаются успехом. К тому же непогода грозила всевозможными простудными заболеваниями, а умирать графу уже не хотелось. Он теперь вкушал все прелести жизни, проводя ночи в пылких объятиях юных горничных и служанок.
Сезон непогоды затянулся. В один из пасмурных мартовских дней в Аржиньи прибыл, промокнув под моросящим назойливым дождем до нитки, гонец с письмом от Франсуа. Распорядившись, чтобы о гонце позаботились, граф немедленно уединился в библиотеке. Вопреки обещаниям, вестями из Дешана сын баловал pater familias[16] нечасто.
«Дорогой отец!
Простите, что снова долго не писал Вам. Жизнь в Дешане – слава Всевышнему! – идет своим чередом. Из-за непрекращающихся дождей сервов начала косить лихорадка. Сия болезнь, увы, не пощадила и обитателей замка: умерли слуга Жак, кухарка, прачка и стражник.
Я строго-настрого приказал Констанции не покидать своих покоев, разрешив общаться только с кормилицей. К сожалению, Ваша дочь и моя сестра остается по-прежнему чрезвычайно замкнутой: даже в редкие солнечные дни она не стремится выходить к людям. В последнее время лихорадка пошла на убыль, и вчера я осмелился навестить сестру. В разговоре Констанция выразила твердое намерение уйти в монастырь босоногих кармелиток, что в двух лье от Клермона, и постричься в монахини, дабы молиться о спасении наших душ.
Право, отец, я не нашел, что ей ответить. Насколько мне известно, девушка из знатной семьи может покинуть мирскую жизнь и посвятить себя служению Господу лишь с согласия родителей или опекунов, если таковые имеются. В данном случае, принимая во внимание Ваше длительное отсутствие, опекуном Констанции фактически являюсь я. И посему нахожусь в крайне затруднительном положении. Признаться, мне приятнее было бы видеть сестру замужем за сыном одного из наших почтенных соседей…
Я пытался объяснить Констанции, что отрешаться от земных радостей в столь юном возрасте – весьма опрометчивый поступок, но она мне ответила довольно дерзко: “Я никогда не выйду замуж, чтобы не иметь детей! Ибо не хочу повторить судьбу моей любимой матушки”.
Умоляю, отец, посоветуйте, как мне поступить в этой ситуации?!
Письмо сына чрезвычайно расстроило Шарля. Его охватило непередаваемое чувство вины перед детьми, и первой мыслью было снова забыться в вине. Он взял в руки бокал спасительного хмельного напитка, но… тотчас отставил обратно.
– Все, хватит пить! – решительно объявил он сам себе. – Дочь собирается в монастырь?! Как же сильно повлияла на бедняжку смерть Жанны!.. Но я никогда не желал видеть Констанцию монахиней! С ее красотой она могла бы блистать в высшем свете!
Собравшись с мыслями, граф currente calamo[17] написал ответ:
«Франсуа! Очень рад был получить от тебя очередную весточку! Жаль, что пишешь не так часто, как хотелось бы…
Ты просишь совета относительно Констанции. Я долго думал и пришел к выводу: не стоит отговаривать ее уйти от столь ненавистной ей мирской жизни! Я лично напишу аббатисе монастыря босоногих кармелиток и попрошу о содействии. Она умная женщина и, не сомневаюсь, поймет меня правильно.
Ты же постарайся убедить Констанцию не торопиться с пострижением: пусть на первых порах просто поживет в монастырских стенах, осмотрится… Вдруг через два-три года она захочет вернуться к светской жизни? Таковых примеров мне известно множество… Хотя вполне возможно, что нынешнее решение Констанции – digitus dei est hie[18].
Не успел Шарль поставить последнюю точку, как невольно нахлынули воспоминания. Мысленному взору предстала золотоволосая голубоглазая Маргарита Дюфур – обольстительница, подарившая ему свою любовь и несказанное наслаждение почти двадцать лет назад. А ведь она тоже воспитывалась в монастыре…
Шарль перечитал письмо.
– Право, и сам не знаю, правильно ли поступаю, – вздохнул он. – Запретный плод, как известно, сладок… Маргарита, вырвавшись на свободу, спешила, помнится, сполна вкусить все прелести жизни… Интересно, где она теперь? Жива ли?..
Глава 3
Граф д’Аржиньи получил очередное послание от сына. Франсуа сообщал, что, поскольку Констанция так и не изволила переменить своего решения, он вынужден был сопроводить ее в монастырь босоногих кармелиток. Аббатиса встретила их приветливо и имела с Франсуа приватный разговор, в коем призналась, что, следуя желанию графа д’Аржиньи и в благодарность за полученное от него пожертвование на содержание обители, не станет склонять Констанцию к постригу.
Дочитав письмо до конца, Шарль мысленно порадовался мудрости своего решения: Констанция получила то, что хотела, но при желании всегда сможет покинуть стены обители и вернуться к светской жизни.
…Пасмурная и дождливая весна все не кончалась, и сервы молили Господа и Деву Марию, чтобы хотя бы лето выдалось сухим и теплым. В противном случае весь урожай мог погибнуть на корню.
Из-за непогоды Шарль выбирался из замка все реже. К чему, если дичи в лесу почти не осталось? Егеря виновато объясняли сие недоразумение затянувшимся ненастьем и робко намекали, что за истекшие полгода граф, возможно, несколько переусердствовал в своем неудержимом истреблении вепрей, лис, волков, оленей и косуль в собственных угодьях.
Шарль невыносимо страдал от скуки. Желание пить вино днями напролет со временем тоже иссякло, и, за неимением других развлечений, он стал часами пропадать в библиотеке, сохранившейся еще от прежних хозяев – сиятельных графов д’Олона и де Боже. Чтение, к его удивлению, оказалось весьма увлекательным занятием: открыв любую, взятую с полки наугад, книгу граф уже не мог от нее оторваться.