Возвращение домой.Том 2. - Страница 10

– Ты не голодна?

– Нет, не очень. Я, пожалуй, съем гренков.

Молли Данбар была моложава и привлекательна: пышные белокурые волосы, пухлые щечки и ясные глаза, смотревшие с невинным и каким-то смущенным выражением. Она не обладала острым умом, любое высказывание с намеком или подтекстом воспринимала буквально, и до нее всегда медленно доходила соль шутки. Мужчин это умиляло, она казалась такой беззащитной, а они чувствовали себя рядом с ней такими сильными. Что касается Бидди, то ее лишь раздражала безыскусная наивность сестры. Однако сейчас она встревожилась: тонкий слой пудры не мог скрыть темные круги под глазами Молли и ее необыкновенную бледность.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да, просто у меня нет аппетита. И еще я недоспала. – Она отпила из своей чашки. – Ненавижу, когда приходится вскакивать ночью: чувствуешь себя будто в каком-то другом измерении и все кажется гораздо ужаснее.

– Что именно?

– Ох, я не знаю… Ну, все, что предстоит сделать, когда мы вернемся домой. Купить Джудит школьную одежду, распорядиться обо всем, освободить дом, помочь Филлис найти новое место… А потом ехать в Лондон, садиться на корабль и возвращаться в Коломбо… Я выкинула все это из головы, пока жила здесь у тебя. Просто не думала об этом. А теперь придется подумать. Плюс ко всему нужно выбраться на несколько дней к родителям.

– Разве это так уж необходимо?

– Да.

– Ты просто святая великомученица! Кстати, я получила от мамы письмо.

– У них все в порядке?

– Какое там! Все плохо… как обычно.

– Я чувствую себя виноватой из-за того, что они остались одни на Рождество.

– А я – нет, – резко ответила Бидди. – Я пригласила их, разумеется. Я каждый год их приглашаю и при этом молюсь, чтобы они отказались. Слава богу, и на этот раз у них нашлись отговорки: папа так занят, дороги занесены снегом, двигатель в машине как-то странно шумит, пошаливает мамин ревматизм… Они несносны. Заплесневели в своей рутине. Что толку пытаться хоть как-то скрасить их унылое существование? У них тогда не останется повода для нытья.

– Что с них взять – старики…

– Нет, они сами сделали себя стариками! А у тебя и так проблем хватает, чтобы еще и о них волноваться.

– Ничего не могу с собой поделать. – Молли смущенно замолчала, а затем с какой-то лихорадочной поспешностью продолжала: – Весь ужас в том, что сейчас, в эту самую секунду, я бы все отдала, только бы не уезжать. Мне невыносима мысль, что Джудит останется одна, что мы будем оторваны друг от друга. Из-за этого я чувствую, будто у меня вообще нигде нет своего места. Знаешь, у меня иногда бывает чрезвычайно странное ощущение… будто я нахожусь в каком-то чистилище, между раем и адом, и сама я – что-то неопределенное, ни то ни се. Это находит на меня всегда неожиданно: едешь на лондонском автобусе… или на лайнере «Пи энд Оу», перегибаешься через перила на корме, смотришь, как пенящийся кильватер уносится в прошлое, и думаешь: зачем я здесь? И где мне предназначено быть? И кто я такая?

Ее голос сорвался. Бидди испугалась, что сестра сейчас разрыдается.

– Молли, дорогая…

– …И тогда я понимаю, что значит жить между двух миров. А самые страшные мгновения – когда эти миры сходятся, почти соприкасаются друг с другом. Как сейчас. И я чувствую, что не принадлежу ни тому ни другому. Словно я… разодрана на части…

Бидди показалось, что она поняла.

– Если это может тебя утешить, таких, как ты, женщин – тысячи… Например, жены служащих или работающих в колониях – каждая из них находится в таком же безвыходном положении…

– Я знаю. И в этом нет ничего утешительного. Я просто не могу избавиться от этого чувства неопределенности.

– Ты просто переутомилась, не выспалась. Отсюда и твоя подавленность. Это естественно.

– Да. – Молли вздохнула, глотнула еще кофе и поставила чашку. – И все равно я хотела бы, чтобы Брюс работал в Лондоне, или в Бирмингеме, или где-нибудь еще… лишь бы мы жили в Англии и все вместе.

– Уже поздновато мечтать об этом.

– Или пусть бы мы вовсе не женились. И даже никогда не встречались. Пусть бы он нашел себе другую женщину.

– Но ты вряд ли бы нашла другого мужчину, – жестоко оборвала ее Бидди. – Представь себе, что было бы тогда: жизнь в Викаридже вместе с мамой. И без прекрасных дочерей.

– Просто эта мысль о необходимости начинать все сначала, собирать пожитки… И ты больше не принадлежишь самой себе… – Ее голос затих. Несказанные слова повисли в воздухе. Молли опустила глаза, и на ее щеках проступил слабый румянец.

Бидди невольно посочувствовала сестре. Она прекрасно понимала, чтó стоит за этим бурным и неожиданным излиянием. Все это, на ее взгляд, не имело никакого отношения к предстоящим рутинным сборам в дальнюю дорогу и к неминуемому отъезду, равно как и к прощанию с Джудит. Дело было в Брюсе. Бидди очень жалела его, несмотря на все его занудство. Четырехлетняя разлука не могла пойти на пользу никакому браку, к тому же Бидди сомневалась, что Молли, такая нежная, утонченная и застенчивая, хороша в постели. Как одинокие мужья удовлетворяют свои естественные сексуальные потребности – было недоступно ее пониманию. Но по зрелом размышлении – не настолько уж и недоступно. Самым простым разрешением проблемы для таких пар было бы закрыть глаза на возможную неверность, но… даже Бидди, при всей своей легкомысленности, с детства была обременена свойственными ее поколению предрассудками и потому не позволяла себе заходить слишком далеко в своем воображении. Она старалась просто не думать об этой печальной истории.

Краска сошла с лица Молли. Бидди решила, что настал момент сказать что-нибудь ободряющее. С наигранным оптимизмом она начала:

– Знаешь, я уверена, что все в конце концов образуется. – Но это прозвучало не слишком убедительно. – Я в том смысле, что… я думаю, тебя ждет впереди много ярких впечатлений. Как только ты сядешь на корабль, ты почувствуешь себя совершенно другим человеком. Только подумай о блаженстве, которое тебя ждет: три недели полнейшего безделья – можешь полеживать себе в шезлонге и не думать ни о чем. В Бискайском заливе ты перестанешь страдать от морской болезни, и тогда, может быть, наступит самая восхитительная пора в твоей жизни. Ты вернешься к солнцу, в тропики, в твоем распоряжении будет масса слуг. Встретишься со старыми друзьями. Я почти завидую тебе!

– Да… – Молли выдавила из себя сконфуженную улыбку. – Это правда. Я просто дура. Прости меня. Я знаю: ты считаешь меня дурой.

– Да нет же, глупенькая! Я тебя понимаю. Я помню, как тяжело мне было оставлять Неда, когда мы с Бобом уезжали на Мальту. Но так устроен мир. Нельзя быть и здесь и там одновременно. Главное, ты уверена, что оставляешь Джудит в такой школе, где о ней сумеют позаботиться, где ей будет хорошо. Как, к слову, называется это заведение?

– «Школа Святой Урсулы».

– Тебе понравилась директриса?

– О ней очень хорошо отзываются.

– Понятно. Но тебе она понравилась?

– В общем, да. Хотя сначала я ее боялась. Умные женщины всегда пугают меня до смерти.

– Чувство юмора-то у нее, по крайней мере, имеется?

– Да я с ней шутками не обменивалась.

– Но ты довольна этой школой?

– О да. Даже если бы не надо было ехать на Цейлон, думаю, следовало бы отправить Джудит в «Святую Урсулу». Порткеррисская школа превосходна в плане образования, но там учатся дети из разных слоев… и все вместе. Достаточно сказать, что ее лучшей подругой была дочь бакалейщика.

– Я не вижу в этом ничего плохого.

– Да, но ты же понимаешь, как это бесперспективно… в отношении будущего…

Бидди делано рассмеялась:

– Право, Молли, ты всегда была невозможным снобом!

– Ничего подобного. Просто выбор друзей – это важно.

– Да уж, в отношении правильных друзей ты преуспела.

– На кого ты намекаешь?

– На Луизу.

– Она тебе не нравится?

– Так же, как и я ей. Во всяком случае, я бы не хотела провести Рождество у нее в гостях.