Возвращение доктора Фу Манчи - Страница 8

— Вот некоторые из подарков, которыми он меня осыпает!

Я почувствовал, что мной овладевает безумие, и сжал зубы. На прекрасной бархатной коже явственно проступали следы плетки.

В следующее мгновение она уже приводила в порядок платье, украдкой наблюдая за моей реакцией. На какое-то время я лишился дара речи. Потом все-таки нашел в себе силы вымолвить:

— Если я для вас совершенно посторонний человек, то почему вы решили мне довериться?

— Я знаю вас достаточно долго, чтобы вам доверять, — вдруг как-то очень просто сказала она и отвернулась.

— Но тогда почему же вы служите этому монстру?

Она щелкнула пальцами и послала мне взгляд из-под ресниц:

— Зачем спрашивать, если вы все равно не верите ни одному моему слову.

Да, логика. Каков урок! И от кого? От женщины! Я решил сменить тему.

— Расскажите, зачем вы сюда пришли.

Она указала на сетку в моих руках:

— Ловить птичек, как вы сами сказали.

— Каких еще птичек?

Она пожала плечами.

И тут меня обожгло воспоминание: крик совы, предшествовавший смерти Форсайта! Сетка была достаточно большой и прочной… А не могло ли так получиться, что какой-то неизвестный западным натуралистам представитель мира пернатых прошлой ночью здесь был выпущен на свободу? Я вспомнил раны на лице и горле Форсайта. В конце концов, этот чертов китаец может владеть такими средствами умерщвления, которых мы и представить себе не можем.

Материя, в которую была завернута сеть, лежала у моих ног. В ней еще что-то было. Я нагнулся и вытащил плетеную корзину. Карамани пристально наблюдала за моими действиями, явно волнуясь и прикусив губу. Однако она не пыталась мне помешать. Я открыл корзину. В ней находилась большая чаша, содержимое которой распространяло какой-то незнакомый специфический запах.

Я был в полной растерянности и решительно ничего не понимал.

— Вам придется проследовать со мной в мой дом, — сказал я сурово.

Карамани подняла на меня глаза. От страха они казались огромными. Она собиралась что-то сказать, но, когда я протянул руку, чтобы схватить ее, страх в них мгновенно сменился яростью. Совершенно для меня неожиданно она с дикой грацией отпрянула, круто повернулась и бросилась бежать.

С сетью в одной и корзиной в другой руке я стоял как вкопанный, бессмысленно глядя ей вслед. Конечно, можно было попытаться ее догнать, но это, как говорится, была бы попытка с негодными средствами. Карамани бегала совсем не так, как бегают девушки, выросшие в городе или даже деревне. Она бегала, как газель, как истинная дочь пустыни.

Пробежав около двух сотен ярдов, она оглянулась и остановилась. Удовольствие от физического напряжения, вызванное бегом, судя по всему, пробудило в ней дьявола, который непременно должен дремать в каждой женщине с такими глазами, как у Карамани. Лучи восходящего солнца освещали ее гибкое зовущее тело, красоту которого не могли скрыть никакие лохмотья. Я даже мог видеть ее дивную улыбку. Потом она насмешливо захохотала, не понимая того, что для меня звук ее голоса подобен музыке, повернулась и исчезла.

Со стыдом признаюсь, я с радостью принял свое поражение. Меж тем мир вокруг меня продолжал просыпаться. Пернатый хор пел гимны нарождающемуся дню. Нагруженный своими загадочными трофеями, я возвращался домой, тщетно пытаясь разгадать, какая связь может быть между сеткой у меня в руках и загадочным криком совы — предвестником смерти Форсайта.

Дорога, которую я выбрал, привела меня к берегу пруда Монд — в сущности, мелкой лужи с островком посередине. Оказавшись на берегу, я с несказанным удивлением увидел знакомые тарелку и кувшин. Бросив «трофеи», я подбежал к самой кромке воды.

— Олл райт, Петри! Секунду подождите, я к вам присоединюсь.

Я вздрогнул, посмотрел направо, налево, но, хотя голос несомненно принадлежал Найланду Смиту, нигде не было никаких признаков его присутствия.

— Смит! — вскричал я в страшной тревоге. — Смит!

— Иду…

Уже всерьез сомневаясь, в порядке ли моя голова, я взглянул туда, откуда доносился голос, и увидел Найланда Смита собственной персоной. Он стоял на островке в центре пруда, потом спустился и по мелководью пошел ко мне.

— Великий Боже! — начал я…

Но его смех перебил меня.

— Петри, вы определенно решили, что нынешним утром я спятил! — сказал он в приступе редкого для него веселья. — А я, между прочим, сделал несколько важных для нас открытий. Кстати, вы знаете, что на самом деле представляет собой этот островок?

— Островок как островок…

— Ничего подобного. Могильный холм, Петри! Он отмечает одну из братских чумных могил, где захоронены жертвы поразившей Лондон эпидемии Великой чумы. А вы глядите на него каждое утро и считаете безобидным островком… Эй, а это что за экспонаты?

Он поднял сетку.

— Что, силки для пернатых?

— Именно, — сдержанно ответил я.

Смит устремил на меня внимательный взгляд.

— Можно узнать, Петри, где вы это нашли?

— В строгом смысле, я не совсем это нашел, — был мой ответ, а потом пришлось рассказать всю историю моей неожиданной встречи с Карамани.

По мере моего рассказа его устремленный на меня взгляд становился все холоднее, а когда я сказал, что девчонка ускользнула…

— Петри, — отчеканил Смит, — вы глупец!

От гнева у меня потемнело в глазах, потому что никому, даже Найланду Смиту, которого я уважаю, может быть, больше, чем кого бы то ни было, я никогда не позволю себя оскорблять.

— Согласен, — продолжал он все с тем же холодом в голосе, — Карамани — прелестная игрушка. Но еще и порядочная змея. А рептилии, как вы знаете, менее всего подходят для того, чтобы ими забавляться.

Мы не отрываясь смотрели в глаза друг другу, и взгляды были холодными, как дула револьверов.

— Смит, — сказал я через силу, — оставим это. Или перемените тон. Я не могу вас больше слушать.

— Вы должны слушать, — ответил он, свирепо выдвигая вперед нижнюю челюсть, — вы должны слушать, потому что играете не только с прелестной девочкой, любовницей китайского Нерона, но вы ставите на карту мою жизнь. И я, Петри, из чисто эгоистических соображений с этим согласиться не могу.

Я почувствовал, что гнев выходит из меня, как воздух из проколотого детского шарика. В его словах была чудовищная правда. А Смит продолжал:

— Вы сами прекрасно знаете, как она фальшива. Однако же взгляд-другой ее темных глаз делает из вас глупца. Из меня однажды женщина тоже сделала идиота. Но я по крайней мере усвоил урок. Для вас же… В конце концов, сэр, если вы желаете повторить печальный опыт Адама, ради Бога. Но не втравливайте меня в свои библейские эксперименты… Потому что закончатся они тем, что мы оба окажемся в лапах этого желтого дьявола!

— Смит, вы слишком жестоки со мной, — сказал я, совершенно подавленный его справедливыми упреками. — Хотя вполне возможно, я того заслуживаю.

— Слишком заслуживаете, — заверил он, но тут же смягчился. — На мою жизнь было совершено покушение. В результате погиб совершенно невинный человек. Вам в руки попал сообщник, может быть, даже соучастник преступления, и вы даете ему убежать на том лишь основании, что у него прелестные губки, длинные ресницы и еще черт знает что не менее привлекательное…

Он открыл плетеную корзину и потянул носом.

— Ага! Узнаете, чем пахнет?

— Конечно.

— Тогда, может, вы догадываетесь, на кого вышла охотиться Карамзин?

— Понятия не имею.

Смит пожал плечами.

— Ну, тогда пошли. — И он взял меня за руку.

Мы двинулись по направлению к моему дому. В голове у меня роилось множество вопросов. И среди них самый главный.

— Смит, — робко спросил я, — скажите, Бога ради, что вы делали там, на могильнике? Что-нибудь раскапывали?

— Нет, — ухмыльнулся Смит, — кое-что закапывал.