Возвращение Будды - Страница 1

Всеволод Иванов

Возвращение Будды

Глава I.

История мытья посуды и рассказ Дава-Дорчжи с трехсотом пробуждении Сиддарта Гаугамы, прозванного Буддой.

...Один Будда явился в бесчисленных видах и в каждом из бесчисленных видов является один Будда.

(Камень, поставленный близ Пекина 1325 года 16 числа 3-й Луны.)

Котелок нужно придвигать ближе к трубе, дрова нужно дальше от стенок: пламя тогда устремляется вверх, покрышка печи накаляется быстрей, -- картошка варится через шестнадцать с половиной минут. Есть ее -- сразу, по возможности с кожурой, и в горячей воде вымыть сначала руки, а потом -- посуду.

Сегодня профессору не дают вымыть посуду. Он было спустил пальцы и даже средину ладони в котелок, потер ногти, -- звонок.

-- Подождите! -- кричит профессор.

Он опускает ладони глубже, берет щепоточку песку и с силою трет донышко тарелки. Опять звонок.

Профессор Сафонов подымает тощие брови:

-- Я же не медик?.. Должен же я вымыть посуду, дабы вновь не топить буржуйку. Обождите, гражданин!

В животе профессора приятный жар от картошки; руки -- в мягкой, теплой воде. Он кладет немного песку на ладонь и трет бок и внутренности синей миски. В дверь стучат чем-то твердым. Повторение сильное, не голодное. Профессор обеспокоен.

Он надевает меховую шапку, берет с дивана пальто. Перед дверным крюком он говорит в темноту, в пол:

-- У меня только третьего дня... да и вчера!.. простите, забыл, -- были с обыском. У вас есть ордер?

За дверью отвечают неторопливо, но громко:

-- Мне нужно профессора Виталия Виталиевича Сафонова по личному делу.

-- Сейчас!

Профессор надевает пальто, придерживая воротник у горла, снимает крюк.

-- Медик этажем выше, я...

-- Мне необходимо видеть вас!

Человек в солдатской шинели и фуражке (в 1918 году вся Россия носила солдатское одеяние, -- Россия воевала) проходит быстро через прихожую в кабинет профессора.

Профессор, догоняя его, торопливо говорит:

-- Я могу слышать и понимать мгновенно, я привык. Если вы предлагаете картофель или муку, говорите? Можно снять шинель, печь держит тепло сорок минут. В такие минуты я ни с кем не разговариваю. Я снимаю пальто, читаю или пишу. Садитесь.

Профессор берет миску. Солдат тоже подходит к миске.

-- Я слушаю вас, гражданин.

Внезапно человек в шинели слегка отодвигает профессора и опускает руку в котелок.

-- Но там нет больше картофеля, я его с'ел. Теперь моется посуда, гражданин солдат.

-- Разрешите, я более опытен.

Человек раскидывает полы шинели, очевидно, для большего проникновения тепла в тело. Быстро берет миску.

-- Зовут меня, гражданин профессор, Дава-Дорчжи, я из аймака Тушуту-Хана...

-- Монгол?

-- Буду говорить возможно кратче... не перебивайте меня.

-- Я повторяю, гражданин солдат, на сорок минут необходимо снять верхнюю одежду.

-- Благодарю вас, кстати я не раздевался две недели.

Гражданин профессор и гражданин солдат снимают платье. Гражданин солдат моет посуду профессора. Профессор Сафонов сидит в кресле против него. У солдата грязные щеки, необычайно реденькая бороденка и очень черные, словно лакированные, глаза. Профессор замечает еще -- у солдата гортанный резкий говор.

Миски гремят. Профессор тщательно закрывает вьюшку печи.

-- В Ху-ху-хото, неизвестно откуда, прибыл отшельник Цаган-лама Раши-чжамчо. Сотворив умеренное количество чудес в городе, он ушел в горы. В горах, гражданин профессор...

-- Виталий Витальевич, с вашего разрешения...

-- ...В горах уважаемый Виталий Витальевич, он поселился для подвижнической жизни близ скалы Дунгу-хода и здесь проводил время, постоянно читая номы, помогая людям изучать правила буддизма и ревнуя о совершенствовании своего духа. Вскоре он распустил руки, сложенные в молитвенном положении, и в год Красноватого Зайца...

-- В 1620, приблизительно?..

-- В 1627, Виталий Витальевич... в этом году он построил кумирню высотой в 5 цзяней в долине аймака Тушуту-Хана, у горы Баубай-бада-раху, при истоках речки Усуту-Голо. А сам, ради испрошения блага для лам, хувариков и всех одушевленных существ, замуровал себя в скалу Дунгу, и в этом положении прожил семь лет, претерпевая свой трудный подвиг, помогая людям усваивать закон и учение Будды. Он скончался в двадцатый год правления Шуно-чжи, проведя в созерцании около тридцати лет. Главнейшие ученики его -- Цагай-дайчи, Чахар-дайчи и Эрдени-дайчи, размуровав с достойным благоговением келью его, обрели не кости Цаган-лама Раши-чжамчо, а бронзовую золоченую статую -- бурхан Сиддарта Гаутамы, прозванного Буддой... Так свершилось трехсотое пробуждение на земле высочайшего ламы Сак'я, вечного спасителя существ и подателя всяческой добродетели...

-- Великолепно! -- восклицает профессор. -- Совсем не читал этой легенды. Великолепно! Позвольте записать. Было, сказываете, гражданин солдат... в год Красноватого Зайца...

Дава-Дорчжи переносит миски в шкафик.

Профессор подтаскивает было маленький столик к железной печке. Как вар вязнут на перо чернила. Профессор не пишет, он, трогая рукой полки с книгами, вдруг говорит монголу:

-- "Лавис и Рамбо. История девятнадцатого века в восьми томах... Издательства Граната"... Есть еще "Двор императрицы Екатерины второй, ее сотрудники и приближенные", -- издание почти новое!.. Я мог бы отдать его за полпуда. Заметьте, другой, имеющий более обширные знакомства, чем я, едва ль продал бы вам за такую цену, тем более всегда в эпохи революций обостряется интерес к истории...

-- Владетели аймака Тушуту-Хана издавна, -- рассказывает солдат протяжно, не глядя на профессора: -- издавна с должным уважением берегли бурхан Будды. Канты по краям его одежды оторочены проволокой из золота, ею же отделаны ногти...

Профессор отложил карандаш, отодвинул перо. Он смотрит на полку с книгами:

-- Что же я смогу вам предложить, если книги вам не подходят? Смотрите сами. А на деньги какая цена картофеля?..

Солдат отрицательно мотает плохо остриженной головой. Профессор тогда спрашивает о муке. Ни муки, ни хлеба у солдата нет. Челюсть профессора слабо вздрагивает. Оба надевают верхнее платье, потому что сорок минут на исходе. Профессор Сафонов смотрит в пол и ждет, когда солдат протянет, прощаясь, руку. Рука у солдата Дава-Дорчжи шершавая, крепкая, узколадонная. В сенях он хвастливо сообщает: