Возвращение Безумного Бога 6 (СИ) - Страница 51

— Ну как она, док? — тихо спросил я, подходя ближе, — Есть надежда? Очнется?

Врач тяжело вздохнул, отрываясь от своих записей. Покачал головой, явно подбирая слова:

— Тяжелый случай, не скрою. Крайнее истощение, сильнейшие повреждения внутренних органов. Плюс нервное потрясение. Организм впал в спасительную кому, иначе бы отказал.

— Но ведь ее можно вывести из этого состояния? — спросил я.

Доктор вновь покачал головой и поджал губы:

— Видите ли, уважаемый княжич… Тут такое дело. Физиология… кхм… мирмеций, она слишком сильно отличается от человеческой. Мало изучена, знаете ли. Я просто не знаю, как на подобных сущест… людей подействуют те или иные препараты, целебные печати и процедуры. Это все равно что на кошках антибиотики для людей испытывать. Одному Богу ведомо, чем закончится. У ваших дочерей, как я уже понял, уровень глюкозы в крови зашкаливает, что для человека означало бы тяжелейших сахарный диабет… а им ничего, бегают вон, трудятся…

Он сочувственно похлопал меня по плечу и добавил уже мягче:

— Но вы не переживайте раньше времени. Я все же составлю примерный курс лечения, подберу щадящие лекарства. Вафелька — дева крепкая. Думаю, ее молодость, сила духа да ваша любовь и поддержка сделают свое дело. Поборется.

— Дай-то Бог, — со вздохом произнес я, — Спасибо, доктор. Надеюсь на вас.

Врач ободряюще кивнул и, пожав мне руку на прощание, бесшумно удалился. А я опустился на стул возле кровати, взял безвольную белую ладонь дочери в свои. Эх, и здоровая она у меня… Очертания кисти и пальцев хоть и женские, но больше моих раза в два-три…

— Вафелька, родная, — прошептал я, поглаживая ее тонкие пальцы, — Ты только держись, хорошо? Не смей сдаваться. Мы все тебя очень любим и ждем. Особенно я.

Я сжал ладошку дочери обеими руками. Будто пытаясь передать ей часть своих сил.

— Вот увидишь, ты обязательно поправишься. Встанешь на ноги, и все будет как прежде. Снова будешь бегать, смеяться, безобразничать вместе с сестренками. А я буду ворчать и строить вас, как обычно…

Я судорожно вздохнул, стараясь взять себя в руки. Нельзя раскисать. Нужно верить в лучшее.

Я просидел у постели Вафельки еще какое-то время. Держал за руку, гладил по волосам, шептал какие-то глупости. Рассказывал, как мы справились с бандитами. Как спасли девочек. Как теперь все налаживается, дом отстраивается…

Знал ведь, что она не слышит. Не может ответить. Но говорил и говорил, не в силах остановиться. Лишь бы не дать себе впасть в уныние. Лишь бы поддержать в себе слабый огонек надежды.

Наконец, я встал и молча вышел из комнаты.

Произошедшее — исключительно моя вина. Я выбрал неправильную стратегию, слишком сильно ушел в развитие. А нужно было нарастить боевую мощь, пусть и в ущерб начальному старту.

Это означает лишь одно — мне нужно в кратчайший срок сделать моих девочек сильнее, намного сильнее. И я знал, как это сделать.

Над развороченным бункером вставало солнце, бросая лучи на покореженные груды металла и бетона. Здесь никого не было, даже зверей и птиц. казалось, все поспешили убраться подальше от жуткого места.

Земля содрогнулась, и из-под завалов вдруг вырвался оглушительный рев, от которого кровь стыла в жилах. С чудовищным грохотом груда обломков взлетела в воздух, разбрасывая вокруг каменное крошево и искореженные балки.

Из образовавшегося провала показалась исполинская морда, усеянная костяными наростами. Громадная пасть, утыканная желтыми кинжалами клыков, разверзлась в утробном рыке. Налитые кровью глаза-бусины злобно уставились на окружающий мир.

Монстр, похожий на гротескную помесь ящера и броненосца, выбрался из каменной могилы. Он грузно встряхнулся, и с его шкуры, покрытой костяной броней, посыпались комья земли и обломки. Тварь шумно втянула воздух, принюхиваясь, а затем издала еще один ужасающий рев.

Но вдруг из пасти чудовища донесся совсем иной звук — истерический, сумасшедший хохот. Монстр дернулся, опустил морду к самой земле, широко раскрыв пасть. Сделал такое движение, будто его сейчас стошнит…

— Буэ-э-э…

Через мгновение из утробы монстра вывалился, кувыркаясь через голову, донельзя грязный и оборванный, но несказанно счастливый доктор Менгелев.

— Йа-хо-о-о-у-у-у!!! Наконец-то!!! Воля!!! Раздолье!!! — верещал он пронзительно, словно безумный петух. Вскочив на ноги, профессор запрыгал вокруг своего чешуйчатого спасителя, словно исполняя безумную джигу.

— Пляшем, Пупырка, пляшем! Веселимся! — приговаривал он, похлопывая монстра по необъятному брюху, — Ты у меня умничка! Уси-пуси! Кто тут самый хороший звероящер? Кто самый пупырчатый?

Тварь в ответ довольно рыкнула и подставила башку под ласковые поглаживания профессора. Менгелев с умилением почесал прирученного монстра промеж загривочных наростов.

— Ну что, дружочек, дадим отсюда деру? — спросил он, заговорщицки подмигивая, — Нам ведь столько еще предстоит — новые исследования, новые открытия! И никакие сумасбродные князья нам больше не нужны. Надо где-то отсидеться, пока суматоха не уляжется…

Монстр послушно опустился на брюхо, позволяя хозяину вскарабкаться на спину. Менгелев кряхтя влез на загривок твари и уселся меж двух особенно массивных костяных пластин, словно в седле.

— Ну, с богом! Вперед, мой верный Пупырка! — взвизгнул он, шутливо хлопнув монстра по необъятному крупу, — Неси меня навстречу науке и приключениям!!!

Монстр, повинуясь команде, поднялся во весь свой грандиозный рост и сорвался с места. Земля затряслась от тяжелой поступи чудовища. Его когтистые лапы выбивали из почвы фонтаны грязи и глубокие борозды. На спине внезапно распахнулись огромные перепончатые крылья, ловя ветер. Монстр высоко подпрыгнул, ловя восходящий поток воздуха.

Крылья понесли необычную парочку прочь — туда, где простирались самые глухие, самые дикие чащобы.

Удаляясь все дальше, в дымное марево, профессор Менгелев восторженно хохотал и что-то кричал. А чудовищный монстр, махая крыльями, мчал во весь опор, унося на себе своего нового безумного хозяина…

Дарья стояла перед массивными дверями кабинета дяди, князя Дмитрия Кривотолкова. Девушка сделала глубокий вдох, пытаясь унять нервную дрожь в руках. Сказывалось напряжение последних дней, особенно тяжелым грузом легло свежее воспоминание о ее первом убийстве.

Как бы Дарья ни старалась, она никак не могла выбросить из головы застывшее, залитое кровью лицо князя Бельского. Его остекленевшие глаза, в которых навеки отпечатался ужас последних мгновений жизни…

Дарья тряхнула головой, прогоняя жуткие образы. Нет, нельзя раскисать! Она Кривотолкова, будущая глава рода. А это значит — никаких слабостей, никаких сожалений. Только холодный расчет и железная воля.

Девушка расправила плечи, вскинула подбородок. На лицо словно упала невидимая маска — властная, неприступная. Лишь в глубине глаз все еще мерцали отблески пережитого потрясения.

— Можешь войти, — раздался из-за двери голос дяди.

Решительно толкнув тяжелую дверь, Дарья шагнула в кабинет. Князь Дмитрий восседал за массивным столом красного дерева, погруженный в изучение каких-то бумаг. При виде племянницы он поднял голову и жестом пригласил ее садиться.

Дарья опустилась в кресло напротив, сцепила пальцы в замок. Кривотолков скользнул по ней цепким взглядом. От его глаз не укрылась легкая дрожь ее рук.

— Дарья, девочка моя, ты как будто не в себе, — участливо произнес Дмитрий, откидываясь на спинку кресла, — Может, воды? Сейчас принесут.

Он потянулся к колокольчику на столе, но Дарья замотала головой:

— Нет-нет, дядя, все в порядке. Я просто… задумалась.

— Ну как знаешь.

В кабинете повисло напряженное молчание. Дарья кусала губы, не зная, с чего начать. Дмитрий не торопил, терпеливо ожидая ее рассказа.

Наконец девушка собралась с духом и подняла глаза: