Возвращение - Страница 20

— Ну перестань. Не все так плохо.

Про себя же она подумала, что ситуация, в которой она оказалась, далеко не радужная. Она долгое время жила только в крупных городах — Сиэтле, Бостоне, Токио, Нью-Йорке, Гааге — и представления не имела, как будет чувствовать себя в небольшом местечке вроде Авалона. Но она просто обязана воссоединиться со своей семьей. София чувствовала себя так, будто должна выполнить важную миссию, как в суде. Ей необходимо вернуть то, чем она пожертвовала ради карьеры, и найти новую цель в жизни.

— Я пока не говорила детям о своих планах. Лишь то, что со мной все в порядке и что я скоро буду дома. Они пока не знают, что я намерена остаться.

— Ты сошла с ума, точно тебе говорю. — Тарик решил поучаствовать в сборах и принялся складывать брюки Софии и укладывать их в огромную сумку от «Луи Витона».

— Если я сообщу детям о своем намерении остаться, они наверняка решат, что что-то случилось.

— И будут правы — их мать лишилась рассудка.

— Нет, послушай меня, я все решила. У моих друзей из Нью-Йорка — Уилсонов — есть летний домик на озере. Они пользуются им только летом, поэтому предложили мне пожить там зимой, так что без крыши над головой я не останусь.

— В Мейберри.

— В Авалоне. Впрочем, ты прав, разница невелика.

— И… что ты собираешься там делать? Ты хочешь воссоединиться с детьми, это я могу понять. Но как же работа?

София положила свои со вкусом подобранные драгоценности в маленький мешочек и спрятала его в боковой карман чемодана. При виде украшений ей вспомнился разговор с Бруксом Фордамом, когда она заявила, что отказывается иметь вещи, при создании которых применялся принудительный труд.

— Я не знаю, — ответила женщина. — Со мной такого прежде не случалось.

— Так зачем тебе сейчас все это понадобилось? — без тени иронии поинтересовался Тарик.

— Именно потому, что раньше не было, — пояснила она. — Я никогда не чувствовала своей принадлежности к какому-либо сообществу, и, думаю, сейчас самое подходящее время, чтобы начать. Видишь ли, в глубине робота-юриста, в которого я превратилась, все еще бьется человеческое сердце.

Они с Тариком переместились в крошечный отгороженный уголок гостиной, служивший Софии кабинетом. Здесь также не было ее личных вещей, за исключением портативного компьютера и пробковой доски, к которой были приколоты несколько снимков.

— Моя галерея злодеев, — пояснила София. — Теперь она достанется тебе.

На протяжении последних двух лет лица военных диктаторов вдохновляли ее на работу. Она хотела привлечь всех их к ответу в Международном суде. Люди, чьи фотографии красовались на ее доске, являли собой все худшее, что только может быть в человеке: они призывали детей на военную службу, насиловали их, превращали свободных граждан в рабов. София по очереди, будто исполняя некий ритуал, откалывала снимки с доски и вручала Тарику.

— Ну вот и все, — провозгласила женщина, упаковывая компьютер в чехол. — Тебя ждут великие дела.

— А вот ты убегаешь от этих великих дел.

Она отрицательно покачала головой:

— Я уже убежала от брака и семьи. Брак уже не спасти, а вот семья по-прежнему нуждается во мне.

По крайней мере, она очень на это надеялась. Дети, без сомнения, научились обходиться без нее. Возможно, истина состояла в том, что это онав них нуждалась.

— Никогда не видел тебя убегающей от чего-либо, — произнес Тарик. — Это так на тебя не похоже.

— О, напротив. Когда разговор заходит о моей работе, например случаях геноцида, ты абсолютно прав. Я веду дело, вцепляясь в него, как собака в кость. Так было со времен средней школы. Но в личной жизни я поступаю с точностью до наоборот, вот в чем беда. Но от себя не убежишь. Мне потребовалось двадцать лет и несколько часов, проведенных в обществе террористов, чтобы это понять.

Закончив упаковывать вещи, женщина сделала глубокий вдох и осмотрелась вокруг. Квартира выглядела такой же безликой и унифицированной, как гостиничный номер.

София уезжала, чтобы воссоединиться со своей семьей. Было настоящим безумием возвращаться в город, где родились и выросли многие поколения семейства Беллами и где сейчас ее бывший муж проживал со своей новой женой. Однако в Авалоне жили и ее дети, которым она намеревалась стать настоящей матерью. София всем сердцем надеялась, что еще не слишком поздно.

София проснулась в чужой постели в обнимку с теплым плюшевым медвежонком. Балансируя на границе сна и яви, она некоторое время лежала неподвижно, ожидая, пока рассеются ставшие привычными ночные кошмары. Она уже уяснила, что они всегда исчезают, но не сразу. София не могла не задаваться мыслью о том, перестанет ли она когда-нибудь видеть лица мертвых или снова и снова испытывать чувство отчаяния и паники, охватившее ее за несколько минут до захвата Дворца мира.

Однако нынешним утром болезненные воспоминания ее не беспокоили. Софии так нравилось просто лежать в постели, что она не спешила открывать глаза, крепче прижимая к себе медвежонка и стараясь растянуть удовольствие наслаждаться полнотой бытия.

В искусстве преодоления нарушения биоритмов в связи с перемещением через несколько часовых поясов женщине не было равных. Она совершила бесчисленное количество перелетов в Штаты и имела множество возможностей совершенствоваться. Она заставляла себя спать с настойчивостью мастера йоги. Но сон ее никогда не был мирным. Она привыкла считать, что чувство теплоты, уюта и покоя — это что-то непозволительное.

Постепенно к Софии возвращалось сознание. Она вспомнила, как приземлилась в аэропорту имени Джона Кеннеди, а потом поехала на машине в снегопад, и как будто из ниоткуда на дорогу выскочил олень, зачарованно глядящий на свет ее фар, и как отчаянно она вывернула руль, чтобы избежать столкновения. Удар все же последовал, а за ним мощнейшая встряска, и машина оказалась в кювете. А потом… кто-то приехал. София вспомнила, как смотрела на него через окно машины. Это был мужчина…

Встретившись с незнакомцем, она должна была взволноваться, особенно при сложившихся обстоятельствах, ведь она была одна, захваченная снежной бурей. Тем не менее ничего подобного женщина не чувствовала. Прежде всего она оценила внушительный рост и широкие плечи мужчины, но тут же заметила его добрые глаза и мальчишескую улыбку. Во время сеансов терапии они с доктором Маартеном не раз обсуждали присутствие у нее шестого чувства, помогающего отличить обычную предосторожность от беспокойства, вызванного посттравматическим синдромом. Когда она посмотрела на незнакомца, стоящего на заснеженной дороге, то сразу же прониклась к нему доверием.