Возвращение - Страница 18

— Прости меня, — ответил Тарик. — В самом деле, Цветочек, я просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

Решительные действия, предпринятые Софией в фургоне, привели к счастливой развязке инцидента. Трое террористов утонули, трое других выжили и теперь находились в клинике под неусыпной охраной.

Глядя на Софию, люди дивились тому, что ей удалось выбраться невредимой. Она не проявляла никаких внешних признаков выпавших на ее долю испытаний, об этом говорили лишь царапины на ее теле.

Медики из больницы «Броново» предупредили ее о возможном посттравматическом стрессе, хотя результаты тестов обнадеживали — психика Софии не претерпела изменений. Женщина не считала себя пострадавшей от произошедшего. Пострадавшими были Андрэ, ее водитель, агенты службы безопасности, которых застрелили, и даже террористы в фургоне. Фату потеряла ребенка и перенесла три операции, а Брукс Фордам все еще находился в состоянии комы. София же, промокшая до нитки, еще легко отделалась. Она всегда была борцом. Вскоре она обнаружила, что не знает саму себя. Она была готова заставить всех вокруг поверить, что в ней ничего не изменилось, но не готова была никому открыть свои чувства. Женщина как будто плыла по течению. Окружающие не понимали ее.

Сразу после случившегося она позвонила своим детям на Санта-Крус и родителям в Сиэтл, опасаясь, что новости уже каким-то образом просочились в канадскую и американскую прессу. Как оказалось, опасения ее были напрасны. Семье она сообщила, что во Дворце мира случилась «внештатная ситуация», но с ней все хорошо и она вне опасности. Из инцидента не делали секрета, но София не хотела заставлять близких волноваться. Разговаривая с ними по телефону, она держала себя в руках и не плакала. Она как будто покинула свое тело и наблюдала за собой со стороны.

Как она сказала двум работавшим с ней психиатрам, «если бы я придавала случившемуся слишком большое значение, в моей жизни не осталось бы места для того, что действительно важно». Во время долгих часов интенсивной терапии женщина глубоко прочувствовала смысл этой фразы.

О произошедшем с ней она не говорила ни с медиками, ни с психологами, которые работали с ней впоследствии. Доктор Маартен попытался убедить ее, что детальный рассказ о случившемся поможет ей преодолеть терзающих ее демонов.

— Как вы не понимаете, — возражала София, — нет никаких демонов. Они сбежали прочь, когда мне удалось выжить.

— Вы уверены? — Доктор явно считал, что она либо лжет, либо обманывает саму себя.

— Разумеется, уверена. Я досконально изучила список посттравматических симптомов, который вы мне дали. У меня нет ни одного из них. И в будущем они вряд ли появятся.

София искоса посмотрела на Тарика. Оба они отлично понимали, что должно произойти сегодня во Дворце мира. Софии сделали предложение, о котором многие юристы могут лишь мечтать, и сегодня она должна дать ответ.

Женщина уже привыкла к постоянному присутствию телохранителей как необходимой меры предосторожности. Но ситуация казалась ей сюрреалистичной. Хочет ли она всю оставшуюся жизнь провести вот так, в окружении вооруженных незнакомцев, призванных обеспечить ее безопасность?

— Вперед, — чуть слышно произнес Тарик.

— Вперед, навстречу волшебнику, — ответила она.

Двойные двери главного офиса Верховного суда раскрылись, пропуская их внутрь. На мгновение София поддалась панике, но не из-за инцидента, а чего-то находящегося на гораздо более глубинном уровне. Господин Виллем Де Грот восседал за резным готическим столом, стоящим у витражных окон. Свет падал на него сзади, предавая ему внушительный, таинственный и устрашающий вид. Самый настоящий волшебник.

В действительности Де Грот очень походил на отца Софии, но, в отличие от грозного Рэгнара Линдстрома, совладельца конторы в Сиэтле, судья Де Грот держал в своем офисе множество семейных фотографий, на которых он был изображен со своими детьми и внуками в разные периоды их жизни. Среди толстых фолиантов по юриспруденции эти фотографии смотрелись довольно нелепо. В данный момент Де Грот вел себя очень по-деловому. Он хотел видеть Софию борющейся и побеждающей, хотел стать свидетелем ее величия так, как он сам его понимал.

София и Тарик замерли возле его стола. Секретари Де Грота незаметно сидели в стороне, беззвучно нажимая клавиши своих мобильных устройств.

— Спасибо за то, что навещали меня, — произнесла София, — и за то, что сделали мне такое щедрое предложение.

— Мы не привыкли разбрасываться предложениями, подобными этому, — ответил Виллем Де Грот. — Место в Постоянной палате третейского суда не является наградой за ваши действия. Это признание вашего потенциала как юриста. — Он сцепил пальцы рук. — Эта вакансия подвернулась очень удачно, и я счастлив предложить ее вам.

София воспринимала его слова с некоторой долей скепсиса, но тем не менее вежливо кивнула. Подобное предложение являлось высшим призом. Будучи юристом Постоянной палаты третейского суда, она может надеяться в будущем стать судьей Международного суда ООН, а это, как известно, венец карьеры в сфере международного права, сравнимый с золотой медалью на Олимпийских играх. София завоюет не только всеобщее признание, но и, возможно, место в истории и приобретет огромное международное влияние.

Женщине показалось, что она слышит победный гимн. Она достигла вершины своей карьеры, о которой раньше не могла даже мечтать. Получив место в Постоянной палате третейского суда, она сможет изменить мир, помочь целым народам. Ее политика и решения войдут в историю.

София ощущала присутствие Тарика рядом, который, казалось, даже стал выше ростом от гордости за нее. Они оба понимали, что повышение предназначено не для одной Софии, но и для всей ее команды, так как они работают в связке. Это назначение изменит жизни многих людей. Теперь Де Грот разговаривал с Тариком, объясняя ему его обязанности заместителя.

От радости София готова была воспарить в небеса, как искры костра. Но в следующий момент на нее обрушился холодный ушат воспоминаний. Ее взяли в заложники. Она видела, как убивают людей, стоящих всего лишь в нескольких дюймах от нее. Она видела, как девочка истекает кровью. Сама София стала причиной смерти нескольких человек.

Такова была реальность. Долгое время она работала с командой специалистов, чья задача заключалась в исцелении ее духа, хотя она клялась и божилась, что дух ее в исцелении не нуждается. Но врачи были непреклонны. Каждый день они внушали ей, что, хотя изменить произошедшее София не в силах, она может прожить свою жизнь, посвятив ее какой-то цели, не вопреки тому, что случилось, но в какой-то степени благодаря этому.

— Благодарю вас, — сказала она Де Гроту, — я очень польщена. — Сделав глубокий вдох и распрямив плечи, женщина в упор посмотрела на собеседника. — Но я не могу.

В тишине офиса слова ее прозвучали особенно оглушительно, эхом отражаясь от стен. Я не могу.

Отец давным-давно приказал дочери исключить эту фразу из ее личного словаря, оставив лишь антонимичное «Я могу».

«Я могу привлечь к ответственности погрязшего в коррупции диктатора (но только в случае, если для этого перееду жить за океан и стану работать по восемнадцать часов в сутки, забыв о собственных детях)».

«Я могу вырваться из лап террористов (но только в случае, если для этого совершу нечто, что будет преследовать меня потом до конца моих дней)».

«Я могу стать самым молодым юристом в истории Постоянной палаты третейского суда (но только в случае, если я сию секунду превращусь в робота)».

Ее родителям никогда не понять, что на любое «Я могу», провозглашающее ее непобедимость, всегда найдется невидимая, но очень весомая жертва.

София вела себя предельно спокойно и собранно.

— Я много думала об этом, — сказала она и повторила фразу об отказе: — Я отказываюсь от должности. — Стоящий рядом с ней Тарик резко вдохнул, но женщина намеренно не стала на него смотреть, зная, что он, напротив, взирает на нее с таким изумлением, будто у нее внезапно выросла вторая голова.