Возрождение – предтеча реформации и эпоха борьбы с Великой Русской Империей - Страница 9
Там же имеется заметки другого исследователя В.Г. Вакенродера (из книги «Сердечные излияния отшельника — любителя искусств»):
«Двор миланского герцога Лодовико Сфорца был главной ареной, где Л. да Винчи, бывший там председателем Академии, развернул свои многообразные таланты…. Написанные его собственной драгоценной рукой, они до сих пор находятся в большом книгохранилище амброзианцев в Милане….Рукопись всё ещё ожидает того, кто разбудит и освободит от многолетних цепей спящий в ней дух престарелого живописца.
Пожалуй, его самая знаменитая картина — изображение Тайной Вечери, находящейся в трапезной доминиканского монастыря в Милане».
Милан едва ли случайно всплывает в жизни Леонардо. Это был один из оплотов Ордынской Руси в Италии, впоследствии — катарской ереси, город, который сыграл большую (но неудачную в историческом плане) роль в движении противников Реформации [22]. В конце XVIII века он был оккупирован войсками Наполеона, а фрески до Винчи подвержены участи быть расстрелянными французскими солдатами. Но не будем уподобляться тем комментаторам, которые любят проливать слёзы по этому поводу (как и в случае вандализма с египетским сфинксом). Это крокодиловы слёзы. Почему? Потому что солдатня уничтожала историю Русской империи. Так было нужно спонсорам Наполеона. Зачем? Потому, что на заднем плане сцены Тайной Вечери имеются окна с видом на… Босфор. Да, Христа повесили в Иерусалиме. Только находился он не в сегодняшней Палестине (даже во времена вторжения Наполеона там была пустыня и больше ничего), а в сегодняшнем Стамбуле. Вот она, главная тайна скалигеровской истории, вот основное, что скрывают от русских последние 400 лет [23*].
Об этом рассказал мне гид, когда мы с Наташей в 2012 году отдыхали в Турции, в Кемере. Помню и его фамилию: Ансар Абдуррахман. Только такую информацию дают с осторожностью, далеко не всем, и не в микрофон на весь автобус. Именно эти слова существенно повлияли на направленность моих исследований.
Наполеон знал, зачем его солдаты стреляют в шедевры, как и то, что он делал или пытался делать в Египте, Италии, России — уничтожал следы Великой «Монгольской» Империи. Нам это преподносили совсем по иному: «Великая Европа пытается цивилизовать русских варваров».
Всё ценное, в том числе и записи, и картины Леонардо вывозились во Францию. Там, естественно, не только описывали награбленное, но и уничтожали, фальсифицировали, а для обывателей преподносили содеянное, как торжество европейской науки и культуры. Например, так: «Равессон-Молльен в течение десяти лет дешифровал, точнейшим образом перевёл…. и издал с бесподобными факсимиле каждого отдельного листка все рукописи Французского Института…Сохранён размер листков, цвет бумаги, с прозрачной дымной копотью времени, каждое случайное пятнышко…, и все эти факсимиле… наклеены на великолепную дорогую бумагу… Многочисленные рисунки и чертежи сфотографированы так тонко и точно, что кажется, будто эти … линии только что проведены магическою рукою художника» [19].
Конечно, сегодня вряд ли кто-то с достоверностью сумеет доказать, что в окнах виднеются виды с Босфора — стрельба была прицельная, да и реставраторы всегда выполняют политический или частный заказ. Закончилось время чистой науки, «чистого опыта». Но и в легендах сегодня гораздо больше истины, чем в официальной истории.
Хочу, чтобы и ты принял участие в поиске исторической правды. Не будет лишним отметить, что второе имя брата Христа, которого упоминает Э. Фрерс, было Дидим. Сделав нам такой хороший подарок, автор, тем не менее, не сказал, что это старославянское имя. Зато об этом можно узнать в книге В. Щербакова «Встречи с Богоматерью» (*), дающей немало другой полезной для нас информации.
Чтобы читать дневники и письма заграничных деятелей истории и культуры, необходимо знание иностранных языков. Только так ты сможешь найти в заметках Леонардо и других достопамятных личностей интересное, до тебя скрытое от людей. Спонсор любого издания рассчитывает на личную выгоду. К тому же у иностранцев — другая правда. Знай это точно. Англичане верят в то, что их полководец герцог Веллингтон победил Наполеона, американцы — что они выиграли войну у Гитлера. И понятие общечеловеческих ценностей, скорее всего, сегодня применяется, чтобы вводить россиян в заблуждение. Об этом писал ещё Достоевский.
Истина по сю сторону пиренеев становится заблуждением по ту
Изучением «в совершенстве» иностранных языков (как это делал я в течение десятилетий) ты не растрогаешь душу европейцев, им будет только смешно. Вот что, например, пишет наш великий писатель в своём «Дневнике» [24*]:
«с.394. В Эмсе [в Германии на курорте] вы различаете русских, разумеется, прежде всего по говору, то есть по тому русскому-французскому говору, который свойственен только одной России и который даже иностранцев начал повергать в изумление… Для меня вовсе не то удивительно, что русские между собою говорят не по-русски… а то удивительно, что они воображают, что хорошо говорят по-французски. Кто вбил нам в голову этот глупый предрассудок? Безо всякого сомнения, он держится лишь нашим невежеством. Русские, говорящие по-французски (то есть огромная масса интеллигентных русских), разделяются на два общие разряда: на тех, которые уже бесспорно плохо говорят по-французски, и на тех, которые воображают про себя, что говорят как настоящие парижане (всё наше высшее общество), а между тем говорят так же бесспорно плохо, как и первый разряд….Русский французский язык второго разряда, то есть язык высшего общества, отличается опять-таки прежде всего произношением, то есть действительно говорят как будто парижанин, а между тем это вовсе не так — и фальшь выдаёт себя с первого звука, и прежде всего именно этой усиленной надорванной выделкой произношения, грубостью подделки… неприличием произношения буквы р и…тем нахальным самодовольством, с которым они выговаривают эти картавые буквы…Всё это продолжает быть удивительным, именно потому, что живые люди, в цвете здоровья и сил, решаются говорить языком тощим, чахлым, болезненным. Разумеется, они сами не понимают всей дрянности и нищеты этого языка (то есть не французского, а того, на котором они говорят)….Они не в силах рассудить, что выродиться совершенно во французов им всё-таки нельзя, если они родились и выросли в России, несмотря на то, что самые первые слова свои лепечут уже по-французски от бонн, а потом практикуются от гувернёров и в обществе; и что потом язык этот выходит у них непременно мёртвый, а не живой, язык не натуральный, а сделанный, язык фантастический и сумасшедший, — именно потому, что так упорно принимается за настоящий, одним словом, язык совсем не французский. потому что русские, как и никто, никогда не в силах усвоить себе всех основных родовых стихий живого французского языка, если не родились совсем французами, а усвоивают лишь прежде данный чужой жаргон… а затем, пожалуй, и мысли. Язык этот как бы краденый, а потому ни один из русских парижан не в силах породить во всю жизнь свою на этом краденом языке ни одного своего собственного выражения, ни одного нового оригинального слова…
Ползая рабски перед формами языка и перед мнением гарсонов, русские парижане естественно также рабы и перед французскою мыслью. Таким образом сами осуждают свои бедные головы на печальный жребий не иметь во всю жизнь ни одной своей мысли».
Если бы я в своё время знал так отчётливо, как этот писатель, владевший иностранными языками и живший за границей, что невозможно кузнецу подковать голос волка под козу. Нельзя и козлёнку (kid) превратиться в бирюка. Не премину закончить этот аспект с языками несколькими важнейшими мыслями писателя для молоденьких козлят и их честолюбивых родителей из главы «На каком языке говорить отцу отечества?»:
«с. 398. В самом деле, только лишь усвоив в возможном совершенстве первоначальный материал, то есть родной язык. мы в состоянии будем в возможном же совершенстве усвоить и язык иностранный, но не прежде. Из иностранного языка мы невидимо возьмём тогда несколько чуждых нашему языку форм и согласим их, тоже невидимо и невольно, с формами нашей мысли — и тем расширим её. Существует один знаменательный факт: мы, на нашем ещё неустроенном и молодом языке (мое выделение), можем передавать глубочайшие формы духа и мысли европейских языков: европейские поэты и мыслители все переводимы и передаваемы по-русски, а иные переведены уже в совершенстве. Между тем на европейские языки, преимущественно на французский, чрезвычайно много из русского народного языка и из художественных литературных наших произведений до сих пор совершенно непереводимо и непередаваемо.
Маменьке всё равно, на каком бы языке сынок ни мыслил, а коль на парижском, так тем даже лучше: «и изящнее, и умнее, и больше вкуса». Но она даже и того не знает, что для этого нужно переродиться во француза совсем, а с боннами и гувернёрами этого счастья всё-таки не достигнешь, а сделаешь разве лишь одну первую станцию по этой дороге, то есть перестанешь быть русским. О, маменька не знает, каким ядом она отравляет своё детище ещё с двухлетнего возраста, приглашая к нему бонну…Хорошо ещё. если он от природы глуп и благонадёжно-ограничен; тогда он проживёт свою жизнь и на французском языке, шутя, с коротенькими идейками и с парикмахерским развитием, а умрёт, совсем не заметив, что всю жизнь был дураком….
Маменька надменно усмехается. А между тем и без того уже (то есть и без французского воспитания) интеллигентный русский, даже и теперь ещё, в огромном числе экземпляров — есть не что иное, как умственный пролетарий, нечто без земли под собою, без почвы и начала, международный межеумок, носимый всеми ветрами Европы. А уж этот-то прошедший через бонн и гувернёров,…даже если он об чём-нибудь и мыслит и что-нибудь чувствует, — в сущности всё-таки не более как превосходно гантированный (фр. — в перчатках) молодой человек, может быть уже проглотивший несколько модных увражей (фр. — сочинений), но ум которого бродит в вечных тенебрах (фр. — потёмки), а сердце жаждет одних аржанов (фр. — деньги). Отцом отечества он… будет, конечно, ему ли не дослужиться, да и кому же быть, как не ему, — ну, вот, маменьке пока и довольно; но ведь только маменьке!..»