Возмездие Эвелит (сборник) - Страница 58
Даньелиз не присоединил своего голоса к другим. Он мучительно размышлял о Лауре.
Севернее и немного правее шла пальба. Время от времени грохотали пушки или раздавались ружейные выстрелы; легкий дымок стлался по траве и зеленым крепким дубам, покрывавшим эти холмы. Но внизу, на берегу, были только буруны, дуновение ветерка и шуршание песка в дюнах.
Макензи верхом ехал по берегу, где дорога была лучше и обзор шире. Большая часть его полка двигалась в глубине территории, дальше от моря. Но там была дикая местность: разбитая почва, леса, руины древних домов — все это замедляло и затрудняло передвижение. Когда-то эта местность была густо заселена, но ядерная бомба сгубила все, и нынешнее сократившееся население было не в состоянии поднять такую неплодородную почву. Здесь, вблизи левого крыла армии, кажется, никого вообще не встретишь.
Но «непоседы» не потому, конечно, оставили эти места. Они могли бы нанести удар в центре, как и те части, которые сейчас оттесняют врага назад, к Сан-Франциско. Они вынесли в этой войне столько кровавых боев — таких, как, например, под Калистогой, когда вынудили фаллонитов оставить север Калифорнии. Это было сделано так, что теперь от воевавших частей ничего фактически не осталось. Почти все войско Сьерры собралось у Модасто, встретило там двигавшуюся из Сан-Хосе на север вражескую армию и заставило ее отступить. Еще день-другой, и белый город предстанет пред их глазами.
И тогда враг наверняка остановится, — подумал Макензи, — станет гарнизоном. И, чтобы прогнать его, нам придется брать улицу за улицей. Лаура, детка, будешь ли ты жива, когда все кончится? Конечно, может быть, все пойдет иначе. Может быть, наш план сработает и нам удастся легко победить… Какие ужасные слова «может быть»!
Он громко хлопнул в ладоши. Шпейер поглядел на него. Семья майора находилась в безопасности; он даже смог навестить своих в Маунт-Лассене после окончания северной кампании.
— Скверно, — сказал он.
— Все скверно, — с яростью отозвался Макензи. — Гнусная война.
Шпейер пожал плечами.
— Как почти все войны. Только ведется она уж в больно хорошем месте тихоокеанского побережья.
— Ты отлично знаешь, что я никогда не любил этого дела, ни в каком месте.
— Кто в здравом уме любит?
— Когда мне понадобится проповедник, я пошлю за ним.
— Извини, — искренне сказал Шпейер.
— Извини и ты. — Макензи внезапно почувствовал раскаяние. — Нервы на пределе. Проклятие! Я почти хотел бы, чтобы что-нибудь уже произошло.
— Не удивлюсь, если произойдет. Все это дело кажется мне подозрительным.
Макензи посмотрел вокруг. Справа до самого горизонта тянулись холмы, за которыми поднимался невысокий, но массивный Сан-Бруно. Тут и там полковник замечал своих собственных людей, пеших и конных. Над головами кружил самолет. Но было и множество мест, где могли скрываться редуты. Каждую минуту могло что-нибудь случиться… хотя бы и незначительное, быстро подавляемое гаубицами или штыками. (Эх! Каждая из этих незначительных случайностей означала чью-то гибель, слезы чьих-то жен и детей, или чье-то увечье, чьи-то смертные муки. Ну, какие не подобающие солдату размышления…)
В жажде душевного успокоения Макензи поглядел налево. Вдали был ясно виден зелено-серый океан, неумолчно шумевший, вздымавший огромные белые гребни волн. Пахло солью и водорослями. Несколько чаек с криком летали над ослепительным песком. Нигде не виднелось ни паруса, ни труб парохода — одна пустота. Транспорты из Паджет-Саунда в Сан-Франциско и маленькие быстрые суденышки прибрежных боссменов были, верно, во многих милях отсюда.
Так должно было быть. Возможно, все идет нормально. Остается только ждать и надеяться. И… ведь это его предложение, это он, Джеймс Макензи, высказался на совещании у генерала Крукшанка, которое проходило между битвами под Марипосой и Сан-Хосе; тот самый Джеймс Макензи, который первым предложил, чтобы войско Сьерры спустилось с гор, и который раскрыл гигантское мошенничество эсперов и успешно разоблачил их напускную таинственность, о чем никто другой не осмеливался и думать. Он останется в истории, этот полковник, о нем еще и через полтысячи лет будут распевать баллады.
Только ничего такого он не чувствовал. Джеймс Макензи знал, что он вполне заурядная личность, а сейчас вдобавок измученная, вымотанная до крайности и страшащаяся за судьбу дочери. За себя Макензи боялся одного — стать калекой. Часто ему необходимо было напиться, чтобы уснуть. Он был гладко выбрит, потому что офицер должен иметь подобающий внешний вид, но очень хорошо сознавал, что, если бы не его ординарец, он выглядел бы таким же опустившимся, как любой рядовой. Его форма выцвела и износилась, его тело дурно пахло и зудело, его рот томился по табаку, но у них были трудности со снабжением, и надо было еще радоваться, что есть еда. Он достиг того состояния, когда хочешь, чтобы все как угодно, но кончилось. Наступит день, победы или поражения, когда его тело не выдержит — он уже чувствовал, как буквально рассыпается на части, как болят суставы, как мучает одышка, как он засыпает на ходу; да, этот его жалкий конец близок. Герой? Вот уж смех!
Он заставил себя вернуться к настоящему. За ним ехало ядро полка, сопровождаемое артиллерией, — тысяча человек, моторизованные орудия, повозки, запряженные мулами, несколько грузовых автомобилей и один настоящий броневик. Люди шли не строем, а сплошной серой массой в шлемах, с ружьями или луками в руках. Песок скрадывал шаги, так что не слышалось ничего, кроме бурунов и ветра. Но когда ветер стихал, Макензи улавливал мелодию: отряд заклинателей — с десяток одетых во все кожаное немолодых людей, преимущественно индейцев, с волшебными палочками в руках — насвистывал песню, отгоняя ведьм. Макензи не верил в колдовство, но при звуках этой песни у него по коже пошли мурашки.
Все в порядке, — твердил он себе. — Ми действуем верно.
Затем: но Фил прав. Что-то тут не так. Враг должен бил би напасть с юга, а не давать окружить себя.
Подскакал капитан Халс. Из-под копыт его лошади, когда он осадил ее, ударил песок.
— Дозор докладывает, сэр.
— Ну?! — Макензи сознавал, что почти кричит. — Выкладывайте.
— Замечена определенная активность милях в пяти к северо-востоку. Впечатление, что нас преследуют.
Макензи напрягся.
— Ничего более определенного?
— Нет пока. Дорога слишком разбита.
— Проведите воздушный обзор, ради всего святого!
— Слушаюсь, сэр. Я пошлю также дополнительных разведчиков.
— Следуй дальше, Фил. — Макензи направился к грузовику с рацией. У него, конечно, была при себе минирация, но Сан-Франциско беспрестанно вещал на всех волнах, и, чтобы пробиться с сигналом даже на несколько миль, требовался мощный передатчик. Дозору приходилось пользоваться курьерами.
Макензи заметил, что на внутренней территории стрельба стихла. Там были приличные дороги, ведущие на север, и возникли отдельные поселения. Враг, все еще владевший данной местностью, мог использовать это для быстрого передвижения.
Неужели они отодвинут свой центр и нападут на наши фланги, где мы всего слабее…
Полевой штаб, едва слышный сквозь всякого рода помехи, принял его доклад и в ответ сообщил, что и справа и слева что-то готовится; да, похоже, фаллониты хотят нанести удар, хотя, возможно, это и ложный маневр. Основная часть войска Сьерры должна оставаться на месте, пока ситуация не прояснится. «Непоседы» должны некоторое время действовать самостоятельно.
— Вас понял. — Макензи вернулся к голове колонны.
Шпейер угрюмо кивнул, выслушав его.
— Надо быть наготове, не так ли?
— Ага. — Макензи целиком погрузился в текущие дела: один за другим к нему подъезжали офицеры, и он отдавал распоряжения. Необходимо было всем подтянуться к центру и обеспечить оборону берега.
Началась обычная суета. Разведывательный самолет вернулся и летел достаточно низко, чтобы можно было принять его сообщение: да, определенно готовится атака, хотя трудно точно сказать, какими силами: деревья мешают подсчету.