Возмездие - Страница 5
Здесь я буду отбывать свой пожизненный срок.
Если бы врач в больнице Эребру не настаивала на том, чтобы меня подержали на больничном, поскольку я подверглась как физической, так и психической травме, меня немедленно вернули бы в камеру в корпусе «D» и к обычному распорядку. Теперь мне выпал шанс находиться в лазарете, пока тюремный врач не сочтет, что я восстановилась.
Меня встречает Тина — одна из тех охранниц, которая проработала в Бископсберге все пять лет моего пребывания там. Нахмурившись, она оглядывает меня — бритую голову, покрытое шрамами лицо. Едва с меня снимают наручники и ремень, как она помогает мне подняться с каталки и обыскивает, желая удостовериться, что я ничего не скрыла под белой больничной рубашкой. Когда она заканчивает, я тяжело опускаюсь на одну из кроватей. Все на свете отдала бы сейчас за дозу морфина, но лекарства, относящиеся к разряду наркотических, в учреждении так просто не выдают.
В комнате стоят две кровати с тумбочками, а из высокого зарешеченного окна падает дневной свет. В воздухе висит легкий запах спирта для дезинфекции рук и чистящих средств. Тина говорит, что здесь обо мне позаботятся и что мы увидимся в корпусе, когда я буду пободрее. Вскоре появляется мощная пожилая женщина в круглых очках и дает мне пластиковый стакан с трубочкой.
— Я медсестра тут, в Бископсберге, — говорит она. — Тебе надо восполнить потерю жидкости. Выпей как можно больше.
— Мне нужно обезболивающее, — жалуюсь я, хотя и понимаю, что она ответит.
— Могу предложить только парацетамол. Если тебя по-прежнему мучают боли, тебе нужно поговорить об этом с доктором.
Она уходит, но тут же возвращается, протягивая мне бумажную мензурку с двумя белыми таблетками. Поблагодарив ее, я запиваю таблетки водой.
— В случае необходимости нажми на кнопку вызова, — говорит она. — Постарайся заснуть. Сон — лучшее лекарство.
Она уходит, а я ложусь на кровать и надеюсь, что таблетки подействуют.
Когда замок шуршит в следующий раз, за окнами уже темно — я проспала всю вторую половину дня. Входят охранник с женщиной, тяжело опирающейся на его руку. Женщина ложится на другую кровать, охранник накрывает ее одеялом, прежде чем оставить нас.
Через некоторое время я поднимаюсь на локте и здороваюсь с ней, но ответа не получаю. Тогда я сажусь в постели и спускаю ноги, ощущая подошвами холодный линолеумный пол. «Либо она не слышит, либо уже спит», — думаю я и делаю шаг вперед. Увидев, кто лежит в постели, я начинаю пятиться, но тут женщина открывает глаза и смотрит прямо на меня.
Я оказалась в одной палате с Адрианой Хансен, Королевой Бископсберга — опасной женщиной, о которой ходит очень дурная слава. Естественно, я много раз видела ее издалека в учреждении, но мне никогда не приходилось иметь с ней дел.
— Я слышала, что Анна чуть не убила тебя из самообороны, — произносит она, растягивая слова. — Это делает тебя жертвой или преступницей? Или и той, и другой?
Я не понимаю, что она имеет в виду, и оставляю вопрос без ответа. Тогда она издает хриплый смешок. Вернувшись к своей кровати, я ложусь обратно. В тишине я чувствую на себе ее взгляд. Через некоторое время она говорит, что не против моего общества:
— Приятно будет познакомиться с тобой поближе. Раздается новый смешок. Я делаю вид. что сплю, пока меня не уносит в горячечное полузабытье.
Запах. Кажется, это он меня разбудил. Что это так ужасно пахнет? К горлу подступает тошнота. На лбу возле волос покалывает, как иголочками. Я ложусь на бок и закрываю глаза, пытаясь побороть рвотный рефлекс.
Снова открыв их, я вижу на простыне перед собой красную тряпку. Прикоснувшись к ней, я понимаю, что мои пальцы, моя ладонь такого же цвета. Мои руки покрыты тканью. Как бы я ни старалась понять, во что такое вляпалась и что именно пахнет, проходит какое-то время, прежде чем до меня доходит.
Красное и липкое, с тяжелым металлическим запахом… Я провожу руками по телу, пытаясь понять, где кровоточит. Ощупываю лицо, голову. На левой руке нахожу две резаные раны, других повреждений нет. Как много крови — вся кровать залита. Я сажусь, потом осторожно встаю на ноги — в висках ритмично стучит пульс.
Кровь на полу и на стене, в гостевом домике все залито кровью.
Пошатываясь, я иду в ванную и вижу в зеркале, что тушь растеклась у меня по щекам, а волосы свалялись. А платье, да и вся я, полностью залито кровью. Я с трудом стаскиваю его с себя и принимаюсь отмывать.
Адриана Хансен трясет меня за плечо и спокойным голосом говорит, что опасности нет.
— Тебе все приснилось, — поясняет она.
Я отвечаю, что везде кровь, много крови.
— Просто приснилось, — повторяет Адриана, проводя рукой по моему лбу. — Позвать медсестру?
Я опускаю глаза и вижу, что больничная ночная рубашка по-прежнему белая. Руки у меня чистые. И стены, и пол. Я не в гостевом домике.
— Кошмарный сон, — хрипло произношу я.
— Кошмарный сон, — соглашается Адриана и смотрит в окно. Потом снова поворачивается ко мне. Вид у нее усталый, под глазами глубокие морщины, но гордая осанка осталась. Она кладет руку мне на щеку. Через пару минут открывается дверь. Адриана что-то говорит — я не разбираю слов, — и скоро возвращается медсестра со стаканом воды и бумажной мензуркой. Она дает мне таблетки, помогает выпить воды, а потом откидывает одеяло и проверяет скотч на боку и на ноге, обещая, что доктор обязательно завтра все посмотрит. Я бормочу слова благодарности, а Адриана садится на край моей постели. Она говорит, что сейчас я хорошо посплю.
Уже проваливаясь в сон от таблеток, которые куда сильнее, чем обычный парацетамол, я понимаю: мне дали их благодаря Адриане.
Когда оказываешься новенькой в учреждении, вскоре слышишь разговоры о Королеве Бископсберга. Сама я впервые увидела ее у спортивного зала через неделю после приезда.
После второй рабочей смены у нас было свободное время до ужина, и кто-то из охранников предложил мне пойти в зал, вместо того чтобы просто болтаться в корпусе. Он напоминал школьный спортивный зал с нарисованными на полу черточками, баскетбольными корзинами и футбольными воротами, а в соседнем помещении находилась тренажерка с несколькими машинами. Спорт меня никогда не интересовал, мне не захотелось играть ни в настольный теннис, нив гандбол. Вместо этого я решила оглядеться по сторонам.
Из раздевалки до меня донеслись женские крики, женщина выбежала в тот момент, когда к дверям приблизились двое охранников. Я успела задаться вопросом, о чем она кричит, но не додумала эту мысль до конца, потому что получила резкий удар в бок.
— Что уставилась? — с угрозой в голосе спросила одна из подруг той женщины. — У тебя проблемы?
Ответа никто не ждал, они пошли дальше, пока не подоспели охранники и не разделили их. Я села на скамейку у стены. Двое охранников посмотрели на меня, но отвернулись.
— Бросай это дело, — произнес у меня над ухом чей-то голос.
Обернувшись, я увидела женщину с короткой прямой челкой, сидящую рядом со мной на скамейке.
— С того момента, как попала сюда, ты смотришь на всех сверху вниз, — продолжала она. — Не самая лучшая идея.
Я не понимала, что сделала не так. Мне казалось, я держалась незаметно, почти как невидимка:
— Что ты этим хочешь сказать?
— Это Ирис. Если она или кто-то другой здесь подумают, что ты считаешь себя лучше них, у тебя начнутся серьезные проблемы.
— Я никогда не утверждала, что я лучше других, — ответила я.
— Ты попросила дать тебе другую работу из-за прекрасного образования и требовала особого отношения при обыске на фабрике. Как ты это называешь?
— Я всего лишь спросила, нет ли у них другой работы, где я могла бы пригодиться. Как-никак у меня высшее образование и никаких проблем со взаимодействием.