Возмездие - Страница 60

    — Нет, Зигфрид, это невозможно… — Ее полуоткрытый зовущий рот так соблазнителен! — Это невозможно, — повторяет она и еще теснее прижимается к партнеру.

    Когда смолкает музыка, они еще некоторое время стоят неподвижно, все так же тесно прижимаясь друг к другу. Наконец возвращаются к столику.

    Поцеловав с галантной благодарностью руку Гелены и усадив ее за столик, Кюнль устраивается напротив помрачневшего Карасева.

    — Фрейлейн Гелена прекрасно танцует…

    — Да я, кажется, пьян… Я лучше уйду. А ты не ходи за мной! Всё! К черту! — Карасев встает, бросает деньги на стол. — Все к черту!.. — Слегка пошатываясь, но стараясь держаться прямо, он направляется к выходу.

    Гелена украдкой плачет, вытирая глаза кружевным платочком.

    — Ну-ну, успокойтесь. — Кюнль ласково пожимает ее руку. — Очень жаль, что из-за меня.

    — А, — машет платочком Гелена, — мне это все надоело!

    — С ним часто такое?

    — Каждый вечер. С тех пор как вернулся с фронта.

    — Да, это неприятно.

    Гелена прячет платочек в серебряную сумочку и, вздохнув, улыбается, несколько, правда, растерянно.

    — Ну вот я и свободна…

    Кюнль, пропустив вперед Гелену, входит за ней в темный номер. Повернув ключ в замке, зажигает свет.

    Из кресла напротив двери поднимается Карасев. Он совершенно трезв. У зашторенного окна стоит Шумский.

    — Что это значит? — высокомерно спрашивает Кюнль.

    — Тихо, господин инженер, — предупреждает Карасев.

    Но Кюнль повышает голос:

    — Я требую объяснить…

    Карасев коротким ударом сбивает инженера с ног.

    — Я же предупреждал вас — тихо!

    Кюнль лежит на полу и с ужасом смотрит на Карасева, на Гелену, спокойно стоящую возле окна рядом с Шумским.

    Карасев молча поднимает Кюнля за ворот и тащит в ванную комнату. Здесь он рывком швыряет не на шутку испуганного и податливого Кюнля к газовой колонке, заводит его руки вокруг колонки и тут же защелкивает наручники.

    — Что вам нужно? — испуганно хрипит Кюнль.

    — Сейчас узнаете. Только ведите себя хорошо — и все будет в полном порядке. — Карасев обыскивает его, достает портмоне и вынимает документы. — Оружие есть?

    — Нет…

    Карасев открывает кран душа — зашумела вода. На секунду выходит из ванной, передает документы Кюнля Шуйскому и возвращается.

    — Слушайте меня внимательно, Зигфрид. Вы должны понять, что так или иначе мы добьемся, чего хотим. Поэтому вам лучше правдиво и без канители отвечать на вопросы. Вы меня поняли?

    — Да…

    Входит Шумский.

    — На этом динстаусвайсе [1] надо поменять фотографию.

    — Рискованно. Здесь приметы, — пожимает плечами Карасев.

    — «Глаза голубые, лицо овальное»… Сойдет, я думаю.

    Карасев выходит, оставив двери открытыми.

    — Вы работаете в ракетном центре Вернера фон Брауна? — спрашивает Шумский у Кюнля.

    — Как вам сказать…

    — Как можно точнее.

    — Я работаю в конструкторском бюро фирмы «Сименс», мы выполняем заказы Брауна и, разумеется, отвечаем перед ним и особоуполномоченным — группенфюрером Вольфом… Что вы собираетесь сделать со мной?

    — Это зависит от многих обстоятельств, в том числе и от правдивости ваших ответов, Кюнль. Для чего вы приехали в Краков?

    — В командировку. На предприятия особой зоны «Величка».

    — Цель командировки? Подробнее, Кюнль.

    — Я должен выяснить причины, по которым ракеты взрываются в воздухе после старта. Есть предположение, что из-за саботажа на сборке ракет…

    — Такой саботаж возможен?

    — В принципе да. Небольшие отклонения в допусках — и при вибрации ракеты в полете…

    На пороге появляется Гелена, делает предупреждающий знак.

    Шумский строго смотрит на Кюнля, но тот и без того умолк, как только вошла Гелена, и, вздохнув, отвернулся к стене…

    А в коридоре, около двери в номер Кюнля, останавливается дежурный эсэсовец. Прислушивается. Из номера едва слышно доносится шум воды…

    Краков. Гестапо. Вольф за столом внимательно слушает доклад Занге, стоящего у крупномасштабной карты Дембицы.

    — Млынский вцепился в полигон, как мальчишка в рождественский пряник. И я полагаю, что если не сегодня, так завтра он предпримет попытку захвата ракет…

    — У тебя все готово?

    — Еще несколько часов — и ловушка захлопнется… Сигналом к общему выступлению будет взрыв установок в тот момент, когда Млынский решит, что они уже у него в кармане.

    — Хорошо. — Вольф встал из-за стола и подошел к карте. — Только не тяните с полным окружением. Не тяните, Занге. Время работает против нас. Охрана объекта «Величка» усилена?

    — Так точно, группенфюрер. Мышь не проскочит…

    На въезде у ворот в особую зону охранники тщательно проверяют документы Шумского. Вернув документы, открыли ворота, и, как только машина проехала, один из них позвонил кому-то по телефону из будки КПП…

    Машина проехала мимо складов, через железнодорожный переезд, неподалеку от которого стояло несколько пассажирских составов с красными крестами на вагонах, и остановилась у небольшого двухэтажного дома.

    Рыжий высокий шарфюрер открыл дверцу машины и приветствовал Шумского:

    — Хайль Гитлер!

    Небрежно вскинув руку в ответ, Шумский прошел в здание.

    Рыжий шарфюрер проводил его в кабинет, сам стал у двери.

    — Нас предупредили из Берлина о вашем приезде, однако штурмбанфюрера Занге сейчас нет на объекте, и вам придется подождать…

    Шумский повесил плащ и шляпу, прошел к столу.

    — У меня слишком мало времени, чтобы ждать, шарфюрер, и слишком важное дело. Доставьте сюда документацию и позаботьтесь, чтобы мне никто не мешал!

    Поколебавшись, шарфюрер вышел, оставив открытой дверь.

    Шумский приблизился к окну, забранному толстой решеткой. Во внутреннем дворе виднелись ряды продолговатых длинных ящиков. Их бережно и аккуратно грузили в пассажирский вагон с красным санитарным крестом.

    В кабинет вернулся шарфюрер с двумя большими картонными папками и в сопровождении худой остроносой блондинки в эсэсовской форме. Шумский сел за стол, раскрыл, не снимая перчаток, первую папку и вопросительно взглянул на оставшихся в кабинете рыжего эсэсовца и его спутницу.

    — Согласно инструкции по хранению документов группы А-1, унтершарфюрер Фогель должна все время находиться при них, — сказал рыжий эсэсовец.

    — На каждом объекте свои порядки, — усмехнулся Шумский и повернулся к блондинке. — Разрешите курить, унтершарфюрер?

    — Пожалуйста, — сухо сказала она и села напротив Шумского.

    У дорожной развилки отряд Млынского разделился на две группы.

    Солдаты стараются идти не производя шума. Ноги лошадей обернуты мешковиной.

    Отдельной колонной движутся партизаны.

    У развилки стоят Млынский, Алиев, Озеров, Иванов и командир польских партизан Радкевич. Чуть в стороне Стась и Ерофеев держат поводья оседланных лошадей.

    — Сверим часы. — Млынский и Алиев сомкнули запястья со светящимися циферблатами. — Точно. Значит, мы начинаем через полчаса после тебя.

    — Ни пуха ни пера, — говорит Алиев.

    — К черту не посылаю, сам идешь к нему в зубы, Гасан. Будь осторожен, еще раз прошу. Не нравятся мне все эти «охотнички» из СС и санитарные обозы неизвестно откуда…

    — Я буду осторожным-осторожным, — улыбается Алиев.

    — Первый сеанс связи в пять и дальше— через каждые четверть часа.

    — Есть!

    — Ну… — Млынский обнял Алиева.

    На опушке леса, за деревьями, откуда хорошо видна площадка с ракетами и часовой, лежат разведчики, Алиев, Озеров, Лукьянов и сержант Косых.

    — До смены часового — четверть часа, — шепчет Косых.

    Озеров подтягивает поближе к себе черный чемодан.

    Солдаты группы нападения ползут к проходам в проволочном заграждении…