Вожак - Страница 3

Миссис Тифлин пригласила отца в дом.

– Ты надолго? В письме не сказано.

– Не знаю, думал, побуду у вас пару недель. Но у меня никогда не выходит пробыть столько, сколько задумал.

Вскоре все сидели за покрытым белой клеенкой столом и ужинали. Над столом висела лампа с жестяным отражателем. За окнами столовой в стекло негромко стукались большие мотыльки.

Дедушка разрезал кусок мяса на маленькие кусочки и стал тщательно их жевать.

– Проголодался, – сказал он, – нагулял аппетит в дальней дороге. Как в старые времена, когда мы ехали на запад. К вечеру от голода желудки сводило, едва могли дождаться, когда изжарится мясо. Бывало, вечером я съедал фунтов пять буйволятины.

– В дороге так всегда, – вступил в разговор Билли. – Мой отец был погонщиком. Мальчонкой я помогал ему. Так мы вдвоем могли смести олений окорок.

– Я знал твоего отца, Билли, – сказал дедушка. – Такого человека еще поискать. Его звали Бак – Хвостатый Мул. Уж не знаю, почему, разве оттого, что он был погонщиком мулов.

– Точно, – согласился Билли. – Было такое дело.

Дедушка отложил нож с вилкой и оглядел стол.

– Помню, однажды у нас кончилось мясо… – голос вдруг стал чудной, низко-напевный, будто покатился по особому желобку, какой проточил для него не единожды рассказанный рассказ. – Ни буйвола тебе, ни антилопы, ни даже кроликов. Даже койота не могли подстрелить наши охотники. В такое время вожак должен быть начеку. Вожаком был я, вот я и давай смотреть в оба, знаете, почему? Потому что едва начинается голод, люди готовы резать быков, которые их же и везут. Представляете? Да, были случаи, когда люди съедали свой тягловый скот. Начинали с середины каравана и постепенно подбирались к обоим концам. Напоследок съедали ведущую пару и коренных лошадей. Вот вожак и должен был их сдерживать.

Каким-то образом большому мотыльку удалось прорваться в комнату, он принялся кружить вокруг висячей керосиновой лампы. Билли встал и попробовал прихлопнуть его двумя руками. Карл, сложив ладонь чашечкой, поймал мотылька и раздавил. Подошел к окну и выбросил.

– Так вот я и говорю, – продолжил было дедушка, но Карл перебил его:

– Вы бы еще мяса поели. Мы-то уж готовы взяться за пудинг.

Джоди увидел, как в глазах матери сверкнул гнев. Дедушка поднял нож и вилку.

– Я и вправду здорово проголодался, – согласился он. – Доскажу попозже.

После ужина все уселись возле камина в соседней комнате, и Джоди не сводил глаз с дедушки. Вот они, знакомые признаки. Бородатое лицо склонилось вперед; из глаз исчезла строгость, они задумчиво смотрели в огонь; большие костистые пальцы сплелись на черных коленях.

– Уж не помню, – заговорил он, – уж не помню, рассказывал я вам или нет, как эти ворюги-паюты угнали у нас тридцать пять лошадей.

– Кажется, рассказывали, – перебил его отец. – Это было перед тем, как вы поднялись к озеру Тахо?

Дедушка быстро повернулся к зятю.

– Верно. Выходит, вы уже про это слышали.

– И не однажды, – безжалостно подтвердил Карл, избегая глаз жены. Однако ее гневный взгляд он все равно почувствовал и потому добавил: – Но можно и еще раз послушать.

Дедушка снова посмотрел в огонь. Расплел и сплел пальцы. Джоди знал, каково ему сейчас, как внутри у него все оборвалось, заволокло пустотой. Разве не сегодня Джоди назвали шишкой на ровном месте? Что ж, придется проявить героизм и оправдать эту кличку.

– Расскажите про индейцев, – негромко попросил он.

Глаза дедушки снова построжали.

– Мальчишки любят слушать про индейцев. Индейцы… это была работа для мужчин, а слушать любят мальчишки. Сейчас что-нибудь вспомню. Я вам не рассказывал, как я хотел, чтобы в каждой повозке была длинная железная плита?

Все промолчали, кроме Джоди. Он ответил:

– Нет, не рассказывали.

– В общем, когда на нас нападали индейцы, мы всегда ставили повозки кругом, а сами отстреливались из-под колес. Вот я и придумал: если в каждой повозке держать длинную плиту с отверстиями для винтовок, люди выставят эти плиты за колеса – когда повозки станут кругом, – и будет надежная защита. Конечно, таскать за собой такую плиту радости мало, как-никак лишняя тяжесть, но ведь она тебе может жизнь спасти. Короче, никто из моего каравана на это не согласился. Другие как-то обходились, вот народ и решил, что им такое мученье тоже ни к чему. Потом пришлось здорово об этом пожалеть.

Джоди посмотрел на мать и по выражению ее лица понял – она совсем не слушает. Карл ковырял мозоль на большом пальце, а Билли Бак следил за пауком на стене.

Голос дедушки снова понизился, потек по проторенному для рассказов желобку. Джоди заранее знал, какие именно слова будут сказаны. Рассказ разворачивался с монотонным жужжаньем, становился более оживленным в момент нападения индейцев, звучал на грустной ноте, когда речь шла о раненых, наливался траурной печалью на похоронах среди великих равнин. Джоди сидел и молча внимал дедушке. Строгие голубые глаза старика смотрели как-то отстраненно. Могло показаться, что его самого не очень интересует собственный рассказ.

Когда он кончил говорить, когда была выдержана вежливая пауза, Билли Бак поднялся, размял ноги и поддернул штаны.

– Пожалуй, пора на боковую, – сказал он. Потом повернулся к дедушке. – У меня в сарае есть старый пороховой рог и капсюльный пистолет. Я вам их раньше показывал?

Дедушка медленно кивнул.

– Да, Билли, по-моему, показывал. У меня был пистолет вроде этого, когда я вел людей на запад. – Билли вежливо выслушал эту короткую тираду, потом сказал:

– Спокойной ночи, – и вышел из дому.

Карл Тифлин попытался завязать разговор.

– А что, как сейчас земля между Монтереем и нашими краями? Я слышал, сильно высохла?

– Высохла, – подтвердил дедушка. – В Лагуна-Секани капли воды. Но с восемьдесят первым годом не сравнить. Тогда вся земля иссохлась в пыль, а в шестьдесят первом все койоты вообще подохли с голоду. В этом году осадков у нас выпало пятнадцать дюймов.

– Да, но все дожди прошли слишком рано. Сейчас дождик не помешал бы. – Глаза Карла натолкнулись на Джоди. – Не пора ли тебе спать?

Джоди послушно поднялся.

– А можно, я убью мышей под старой скирдой?

– Мышей? А-а! Конечно, хоть всех до единой. Билли сказал, хорошего сена там уже не осталось.

Джоди украдкой бросил довольный взгляд на дедушку.

– Завтра всех перебью, – сказал он.

Лежа в постели, Джоди размышлял о невероятном мире индейцев и бизонов, мире, исчезнувшем навсегда. Вот бы пожить в то героическое время! Но Джоди знал – он скроен не на героический манер. Из живущих сегодня, кроме разве Билли Бака, едва ли кто способен на подвиги былых времен. Тогда на земле жили гиганты, бесстрашные люди, люди несгибаемой воли, какую теперь и не встретишь. Джоди подумал о бескрайних равнинах, о повозках, ползущих по ним многоножкой с востока на запад. Представил дедушку на огромной белой лошади, как он ведет за собой людей. Перед его мысленным взором промаршировали великие призраки – и исчезли с лица земли.

Тут он на мгновение снова очутился на ранчо. В пространстве и тишине возник какой-то неясный отрывистый звук. Это одна из собак, выбравшись из конуры, вычесывала блоху и с каждым движением стучала лапой об землю. Потом снова поднялся ветер, застонал черный кипарис, и Джоди заснул.

Поднялся он за полчаса до завтрака. Когда Джоди проходил через кухню, мать громыхала печной заслонкой, чтобы получше разгорелось пламя.

– Ты сегодня рано, – сказала она. – Куда собрался?

– Хорошую палку хочу поискать. Будем сегодня убивать мышей.

– Будем?

– Дедушка и я.

– И его втравил в это дело. Любишь, чтобы не с тебя одного был спрос, если придется отвечать.

– Я скоро назад, – сказал Джоди, – хочу до завтрака обзавестись хорошей палкой.

Закрыв за собой дверь с металлической сеткой, он вышел в холодное голубое утро. Галдели птицы, как обычно на рассвете, четыре местные кошки змеями сползли с холма. В темноте они охотились на мешетчатых крыс, и хотя кошки насытились крысиным мясом, они сидели полукругом у задней двери и жалобно мяукали, требуя молока. Бой и Молодец бродили вдоль живой изгороди и обнюхивали ее, исполняя свой долг торжественно и чинно, но стоило Джоди свистнуть, как головы их дернулись, хвосты взметнулись. Они кинулись к нему, на бегу потягиваясь и позевывая. Джоди с важным видом потрепал по голове одного пса, потом другого и пошел к старой мусорной свалке. Из кучи он выбрал палку от бывшей швабры и короткий дюймовой толщины обломок дерева. Достав из кармана шнурок, он подвязал обломок к палке, и получилось нечто вроде цепа. Он рассек своим новым орудием воздух и для пробы шмякнул им о землю, а собаки отпрыгнули в сторону и взвыли от испуга.