Вожак - Страница 67

Таррэн изумленно замер, но она больше не добавила ни слова. Просто стояла и терпеливо ждала, когда же он поймет. И вот тогда в его душе что-то перевернулось. Ей не нужно было кричать или размахивать руками, чтобы заставить его сожалеть или раскаяться. Она не умела визгливо доказывать свою правоту и с мстительной радостью добиваться, чтобы провинившийся эльф прилюдно рвал на себе сорочку. Он и так сейчас умирал от стыда. Заживо сгорал от отчаяния. Он всегда боялся сделать ей больно, больше всего на свете боялся именно этого. Вернее, он боялся только этого, и прожитые годы совершенно не сумели его изменить. Гончая это знала, и ей не нужны были узы, чтобы понять его мысли или почувствовать безмолвный крик.

Белка слышала каждое слово, которое он произнес в этом мире. И двенадцать лет назад, и сейчас, когда снова почувствовала связующие их нити. Конечно же она видела его рядом с незнакомой красавицей, но ни на миг не усомнилась в муже, а ушла от портала лишь потому, что не привыкла к проявлениям эмоций. И еще потому, что ослабла во время открытия врат, поэтому побоялась нечаянно спустить с поводка ликующе взревевших хмер, что рвались с привязей даже сейчас — в тишине, в покое, когда чарующая колыбельная успела смирить их неудержимый нрав и когда нежная мелодия эльфийской флейты свела возможный риск к минимуму.

Таррэн, едва коснувшись стремительно восстанавливающихся кровных уз, судорожно сглотнул.

— Ну, здравствуй, пропащая моя душа, — слабо улыбнулась Гончая, стремительно сбрасывая внешнее равнодушие и осторожно, очень медленно и постепенно приоткрывая для него свой разум. — Долго же тебя не было…

— Бел!

— Молчи. Я больше не хочу ничего слышать.

— Но ты…

— Просто люблю тебя, дурачок. Разве не знаешь?

Таррэн даже не понял, когда успел подняться и стиснуть ее в объятиях: все потонуло в огне, на мгновение окутавшем его с головой. В этот момент он ни о чем не думал и ни о чем не тревожился. Прощает, она прощает! Принимает его обратно, соглашается быть рядом, забыть о прошлом, обо всем забыть, кроме его неистово грохочущего сердца и жарко ревущего огня, которого не было рядом так долго!

Его пальцы сами собой зарылись в пушистые каштановые волосы, на которых еще дрожали капельки воды из фонтана, горячие губы безошибочно отыскали ее повлажневшие глаза; сердце, как всегда бывало, зашлось в сумасшедшем галопе.

Стрегон зажмурился, когда на месте эльфа вдруг забушевало неистовое пламя. А потом и вовсе отвернулся, справедливо опасаясь сжечь себе брови. Даже перевертыши со смешками попятились, а нечувствительный к магии Курш торопливо отпрыгнул, беспокойно косясь на счастливо улыбающегося хозяина.

Тирриниэль тихонько перевел дух. Хвала всем богам, обошлось без кровопролития. И Таррэн вернулся, и Белка успокоилась, и хмеры, хочется надеяться, скоро оживут… Правда, еще предстоит разобраться с другими проблемами, но не сейчас. А пока надо признать, что Бел стала действительно мудра и осторожна. Не рискнула чужим здоровьем, удержала хмер в себе, хотя это потребовало немалых усилий. Перевертышей с собой забрала, чтобы прикрыли, если бы у нее не вышло. Ушла. Обезопасила остальных. И лишь когда у нее появилась уверенность, позволила себе облегченно улыбнуться и крепко обнять любимого мужа.

— И что, всегда так? — вдруг поинтересовалась из-за его спины леди Эланна, кокетливо опустив ресницы.

Владыка Л’аэртэ мгновенно закаменел.

— Почти.

— Очень красиво. Надеюсь, они не устроят пожар? Было бы жаль потерять такой дивный лес.

Тиль быстро огляделся, но, заметив сплетающееся по периметру защитное заклятие, умело формируемое Элиаром, успокаивающе кивнул: молодец, светлый. Правильно понимает, что Таррэну сейчас не до кустов. Но ему можно. Сегодня им можно вообще все.

Вспыльчивая Гончая решала всегда проблемы быстро и порой жестоко. Никого не жалела. Никогда не колебалась. И только рядом с Таррэном позволяла себе быть другой, не такой сильной. Просто позволяла себе быть женщиной, и он был безумно счастлив этим. Счастлив быть с ней без всяких условий и ограничений. И это было так же ясно, как и то, что эти двое просто созданы друг для друга и дополняют друг друга так, как только могут мужчина и женщина.

Тирриниэль вздохнул, искоса наблюдая за бушующим огнем: кажется, Таррэн стал еще сильнее. А Белка… Ох, что о ней можно еще сказать? Она — чудо, каким-то невероятным образом вошедшее в их долгую жизнь. Своенравное, подчас непримиримое, но родное и горячо любимое.

Нет смысла даже гадать, что творится у нее в душе, да и не нужно, наверное. Пусть наслаждается этой близостью, пусть будет счастлива, и пусть не остановится у Таррэна сердце, когда она наконец откроет еще одну маленькую тайну.

Тиль затаенно улыбнулся.

— Надо же, — снова нарушил его уединение задумчивый голос леди Эланны. — Они выглядят счастливыми… Такое редко встретишь. Давно они вместе?

— Половину эпохи. И, даст небо, проживут еще долго.

— Как половину?! — изумилась эльфийка. — Она же человек!

— Вот так, — сухо отозвался владыка Л’аэртэ, недобро покосившись на малознакомую леди. — Но этой тайны я вам не открою. И, поверьте, никто из присутствующих без моего разрешения этого не сделает.

— Но это же прорыв! Новый виток! Это… это возрождение!

Тирриниэль покачал головой.

— Это моя семья, а остальное никого не касается ни в одном из миров.

Эльфийка вдруг прикусила губу.

— Вы сердитесь на меня, ллер? Но мне действительно очень жаль, что так вышло.

— Нет, леди, — жестко бросил Тиль, упорно смотря в сторону. — Вам как раз не жаль. А если вы и сожалеете о чем-то, то совсем не об этом.

Эланна опустила ресницы.

— Вы жестоки ко мне, ллер.

— Отнюдь.

— Ваши слова больно ранят. Разве давала я повод плохо о себе подумать? Чем я обидела вас, ллер, что вы столь зло отзываетесь о своей гостье?

Тиль наконец посмотрел на ее красивое лицо, на котором угадывалось волнение, несколько секунд пристально его изучал, а потом снова покачал головой.

— Гостья не вошла бы сюда полновластной хозяйкой. Гостья не нарушила бы законы моего мира. Гостья не скрывала бы свои намерения под маской неопытной путешественницы… Сколько вам лет, леди?

— Спрашивать леди о возрасте — верх бестактности, — сухо сообщила Эланна, слегка нахмурившись.

— Считайте, что мне интересно сравнить.

— Вы невероятно настойчивы, ллер.

— Да. Это особенность моего рода.

— Возможно, другой особенностью является необъяснимое стремление оскорблять своих гостей? А третьей, быть может, неуважение к их желаниям?

Тирриниэль чуть сузил глаза.

— Каким желанием руководствовались вы, когда разыгрывали спектакль возле открывшегося портала? Какие чувства двигали вами, когда вы прилюдно обозначили свои способности и попытались воздействовать на нас, даже на Таррэна, своими чарами? Насколько я понял, женщины вашего рода владеют магией притяжения? Слабой, почти незаметной, но очень действенной, не так ли?

Эланна побледнела.

— Не магией ли вы воспользовались, когда только-только здесь появились? — ледяным тоном осведомился Тиль. — И не чарами ли объясняется покладистость моего сына в тот момент, когда вы держали его руку? Я знаю Таррэна, леди, и уверен, что он не позволил бы вам этого сделать, если не был отвлечен иными мыслями. Он не стал бы вводить нас в заблуждение, как не стал бы тянуть с объяснениями и не позволил усомниться в вашем статусе… если бы, разумеется, вы не отвлекли его другими вещами.

У повелительницы Алиары закаменело лицо. И в этот момент в глубине ее глаз проступило нечто иное — властность, жесткость, свойственная опытному правителю. А еще — внезапное понимание собственного промаха.

— Вы же не думаете так на самом деле? — холодно спросила эльфийка, на мгновение превратившись из юной красавицы в суровую владычицу.

Владыка Л’аэртэ хищно усмехнулся.

— Я в этом абсолютно уверен.

— Это просто смешно.