Воздушная тревога - Страница 6

Изменить размер шрифта:

— Похоже, нам предстоит бой, — сказал Лэнгдон.

Голос его был спокоен, а меня прямо-таки лихорадило. Помню, я еще подумал, какой он молодой, ну совсем мальчишка, когда стоял, сдвинув свой шлем на затылок, и не сводил глаз с самолета. Зенитного огня теперь не было. Но лучи прожекторов не отпускали самолет, и в тихом ночном воздухе слышался слабый стук его моторов. Теперь мне были уже видны его очертания, широкий размах крыльев, серебряных в ослепительных лучах.

— Наводчики — по местам! — скомандовал Лэнгдон. — Трубка номер девять — заряжай!

Я протянул снаряд Мики. Он опустил затвор и рукой в перчатке дослал снаряд в ствол. Затвор с лязгом поднялся.

— Поставьте на полуавтоматическую.

На позицию бегом вернулся Фуллер. Самолет был уже на высоте 5 тысяч футов и по-прежнему шел на нас.

Наводчики доложили:

— Есть, есть!

Лэнгдон выжидал. Стук мотора заполнил воздух.

— Огонь! — вдруг скомандовал он.

Вспышка пламени, и весь окоп сотрясся от взрыва. У меня в руках оказался еще один снаряд, я протянул его Мики, и тот дослал его в ствол. Орудие оглушительно грохнуло. К нему подбежал Фуллер еще с одним снарядом. Помню яркое пятно в лучах прожекторов, вспышки от разрывов наших снарядов и снарядов другой трехдюймовки как раз справа от него. Вдруг самолет буквально развалился на части, и я застыл, ошарашенный, держа в руках очередной снаряд. Левое крыло его изогнулось, нос резко нырнул, и мы сразу увидели двойной стабилизатор «дорнье»[15]. И тут самолет стал падать, подбитое крыло заломилось назад и отделилось от фюзеляжа.

— Господи боже! — завопил Кэн. — Он падает! О господи! Какое восхитительное зрелище!

Он падал, быстро увеличиваясь в размерах, и я вдруг понял, что он грохнется на краю аэродрома. Один прожектор следовал за ним до самой земли, и мы увидели, как на уцелевшем крыле на мгновение мелькнул большой черный крест, и тут же самолет врезался носом в грунт посреди кустов к северу от летного поля. Хвост от удара отскочил, будто его ножом срезало, и самолет как-то сразу скукожился. Мгновение спустя до нас донесся звук удара — глухой звук, расколотый треском рвущегося металла. Помню, я даже удивился, что этот звук падения мы услышали уже после того, как самолет врезался в землю, — в этом было что-то чуть ли не сверхъестественное, как будто он заговорил уже после гибели. Впоследствии мне еще не раз приходилось наблюдать это явление, но, хоть я и знал, что оно в порядке вещей, поскольку скорость звука меньше скорости света, оно не переставало удивлять меня. В этом было нечто ужасное, это была одна из тех вещей, которые всегда вызывали во мне ощущение какой-то внутренней боли.

Как только самолет упал, луч прожектора взлетел вверх. На мгновение я совершенно потерял самолет из виду, хотя в свете прожекторов отчетливо виднелся край аэродрома. Затем я вдруг различил точечку света. Она быстро разрасталась, пока не взметнулась оранжевой вспышкой. Огромный огненный зонт подскочил вверх на высоту в несколько сот футов. А когда он погас, в свете горящих обломков мы увидели ровное кольцо дыма, неторопливо восходящее к небу.

— Боже! Это ужасно! — Кэн стоял прямо, а его худое лицо эстета так и ходило ходуном, как будто это он сам был в горящих обломках.

— Что ты хочешь сказать этим «ужасно»? — спросил Мики.

— Они такие же люди, как мы, — ответил Кэн, молитвенно сложив руки и, как зачарованный, не отрывая глаз от огня.

— Подлые убийцы — вот кто они такие, браток, доложу я тебе. И не нужно понапрасну жалеть этих подонков.

— Гляньте-ка! — воскликнул Фуллер, указывая на лучи прожектора. — Парашют, даже два.

К земле лениво направлялись два белых шелковых купола. Видно было болтавшихся под парашютами людей, будто там их удерживало какое-то чудо.

— Кто его сбил — мы или другая зенитка?

Это спросил капрал Худ. Он даже не успел как следует одеться. Остальные парни из его расчета кто в чем был вываливали следом за ним из барака.

— Мы, — не раздумывая, ответил Мики. — Чертовски удачный получился выстрел, скажу я тебе.

— Тут нельзя сказать с полной уверенностью, — заявил Лэнгдон. — Зенитка Филипа тоже стреляла. Я видел два разрыва. Один был далеко справа, другой — совсем рядом с кончиком левого крыла. Сказать точно, который был наш, невозможно. Как бы там ни было, выстрел действительно чертовски удачный.

Тут к нашему окопу подкатил армейский грузовик, и из него, улыбаясь во весь рот, вылез Тайни Треворc.

— Поздравляю, Джонни, — сказал он. — Прекрасная стрельба!

— Ну, что я говорил? — сказал Мики.

— Значит, это мы его сбили? — спросил Лэнгдон.

— В этом нет никакого сомнения. Хотя, разумеется, на первой позиции абсолютно убеждены, что это их заслуга. Но первый снаряд Филипа прошел далеко справа. Он стрелял двенадцатым номером и просто не успел поменять его. У вас первый был явный недолет. Вы ведь не меняли запальную трубку?

— Нет. Мы сделали три выстрела девяткой.

— Тогда это, должно быть, ваш. Джерри сам на него напоролся. — Он оглядел окоп. — Это второй расчет, который должен заступить, так? Ну что ж, тогда остальные могут сесть в грузовик — съездим, поглядим на хорошую работу.

Повторять приглашение не пришлось — мы обрадовались, как школьники, быстро перебрались через парапет из мешков с песком и, разговаривая все разом, залезли в кузов. Когда добрались до северного конца аэродрома, остов самолета еще горел, загорелось и несколько кустов по соседству, отчего огонь казался еще ярче. Охрана уже прибыла, но из-за страшного жара подойти ближе чем на пятьдесят ярдов было невозможно. Жар бил в лицо, как будто ты стоял перед открытой леткой мартеновской печи. Люди беспомощно толпились вокруг, лица у всех раскраснелись, а глаза будто приворожило пламя. Боевая машина превратилась в груду искореженной стальной арматуры, черневшей на фоне огня, кроме тех мест, где металл раскалился добела и оплавился.

Казалось невероятным, что всего несколько минут назад эта груда стали обладала силой, собственной волей и летела по ночному небу. Было трудно поверить, что это превращение красивого смертоносного оружия современной войны в груду ненужного хлама произошло благодаря нам шестерым — обыкновенным солдатам, стоявшим у зенитки.

Вдруг раздался крик, и все разом посмотрели вверх. Парашют, тускло оранжевый в свете пламени, показался чуть ли не прямо над нами. Он медленно снижался, бесшумно дрейфуя в спокойном воздухе. Мы молча за ним наблюдали, слышно было только гудение и потрескивание пламени. Вскоре парашют опустился так низко, что мы могли видеть лицо человека, висевшего под ним, слегка раскачиваясь на тонких стропах. На этом лице не было никакого выражения, оно напоминало маску, казалось символом массового производства, и я подумал об ордах, которые заполонили всю Европу. Неужели у всех этих людей, которые гусиным шагом маршировали по Елисейским полям, такие же невыразительные черты? Неужели это лицо новой — гитлеровской — Германии?

Было удивительно, что парашютисту понадобилось так много времени, чтобы добраться до земли. Однако как только он коснулся гудрона на краю аэродрома, стало казаться, что он падает ужасно быстро. Он сумел приземлиться на ноги и попытался прервать падение, перекатившись. Но даже и с расстояния почти в сто ярдов глухой звук от удара его тела о гудрон показался отвратительно громким.

Мы все побежали к месту его падения. Я добежал одним из первых, когда он, шатаясь, встал на ноги с белым и перекошенным от боли лицом. Он даже не пытался потянуться за револьвером на поясе или поднять руки вверх, сдаваясь, — ничего подобного он не сделал. Да и что он мог сделать? Одна рука у него повисла плетью от плеча, и он пошатывался из стороны в сторону, как будто сейчас упадет. Ему все же удалось удержаться на ногах. Ненависть и смирение боролись в нем, и эта борьба отражалась на его лице.

Один из охранников быстро обезоружил его. Немец заставил себя стать по стойке «смирно».

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com