Воздаяние (СИ) - Страница 42
То, что мессир Монтинеро всю проделанную им работу приписал трудам подеста, было лестно и умно. Однако подеста думал о другом.
-А ты, что, заранее предвидел, что рано или поздно нам его отдадут?
-Я не сивилла и не умею пророчить, - усмехнулся Монтинеро, - но я на это... надеялся, и во имя этой надежды немного подсуетился. Если бы он по-прежнему оставался в любимцах Петруччи... ну, что ж, это значило бы, что я зря суетился. Только и всего.
-У тебя и на меня заготовлено нечто похожее, а? - подмигнул подеста. - Я - кузен Пандольфо, но у тебя может быть надежда, что он не всегда будет здравствовать и управлять городом.
Монтинеро остался невозмутим.
-Между вами и мессиром Марескотти есть разница. Вы мне нравитесь, он - нет. Да и к тому же... у вас есть возможность сделать меня верным вам до гроба.
-Это каким же образом?
-Отдать за меня дочку.
Пасквале Корсиньяно закусил губу и долго исподлобья оглядывал прокурора.
-Сватаешься? Но Катарина сказала, что не хочет за тебя.
-Женские капризы. Теперь хочет.
-Постой, обрюхатил, что ли?
Монтинеро надменно сморщил нос.
-Зачем? Просто заставил передумать. Мужчина, меняющий мнение три раза на дню, дурак, но женщина, делающая то же самое - истинная женщина. Невеста уже осмотрела мой новый дом, - сообщил он будущему тестю, - по её приказу переменили не понравившиеся ей ковры и перенесли беседку в тень кленов. Венчание в Санта-Мария дель Ассунта на Петра и Павла. Венчает епископ Квирини. С вас - шестьсот флоринов. Да...- прокурор почесал за ухом, - Катарина настаивает на поездке в Рим и на побережье после свадьбы, так что вам придётся месячишко без меня обойтись.
Подеста подтянул отвисшую было челюсть и промолчал.
Между тем в городе подлинно назревали события, усугубленные к тому же небесными капризами. К закату потемнело, с юга принесло тяжёлые свинцовые тучи, обещавшие грозу, поднялся ветер, и горожане поспешили укрыться от приближающейся непогоды по домам. Монтинеро внимательно озирал с колокольни городские кварталы, с улыбкой замечая на городской заставе снующих людей и разведённые костры. Два бочонка испанской малаги были, в общем-то, дурной расточительностью с его стороны, но расчёт строился на то, что от предложения попробовать редкий напиток никто не откажется, и соблазн будет слишком велик. И судя по мелькавшим на заставе фигурам, коих заметно пошатывало, трезвых там не осталось.
Все остальное последовало почти по замыслу Лоренцо, но в события вмешалось одно непредвиденное обстоятельство. Когда солдаты гарнизона услышали от человека Монтинеро, что гарнизон намерены убрать из города, а мессира Марескотти арестовать, они выкатились на площадь с пьяными воплями, размахивая рапирами, копьями и горящими факелами. Толпа получилась, на взгляд прокурора, вполне внушительная, четверть часа они орали под окнами палаццо Петруччи, потом появились люди подеста, легко оттеснили пьяных бузотеров, арестовали зачинщиков - Гвидольчио Корради и Леонардо Учелли, и навели полный порядок на пьяце. Почти тут же сверкнула молния, громыхнул гром, придавая представлению оттенок высокой трагедии. Хлынул дождь. Подеста и прокурор явились в палаццо Петруччи в плащах, с которых стекали капли воды, намереваясь доложить о подавлении мятежа Марескотти. Петруччи и Венафро, которые, окруженные вооруженной до зубов охраной, наблюдали за мятежом из окна, повернулись к ним, тут же пожаловал и монсеньор епископ Квирини, привлеченный шумом на площади, а из арочного пролета, ведущего в книгохранилище, вдруг раздался крик, точнее, визг. Лоренцо Монтинеро поморщился. Он не любил, когда в тщательно разработанное действо вторгались случайные обстоятельства. Тем временем из арки выскочил Элиджео Арминелли и трясущимися руками указал на библиотеку. На лице его был написан такой ужас, словно в книгохранилище, по меньшей мере, забрался дьявол. С рогами и хвостом.
Подеста переглянулся с прокурором, и оба ринулись к проходу, едва не столкнувшись плечами.
В библиотеке было тихо, никакого дьявола тут не было и в помине, но все писцы и переводчики сгрудились в кучу у двери, ведущей в студиоло, и с опаской косились на нее. Прокурор отодвинул их и распахнул дверь, потом вынужден был, теснимый подеста, протиснуться внутрь. Оба замерли. В студиоло громоздились книжные полки, около них стояли лестницы. Одна из них была поднята и водружена поперек полок, как верхняя дверная планка. К ней крепилась веревка, в петле которой неподвижно висел человек.
Подеста обернулся к писцам и поинтересовался, знают ли они этого человека. Все молча смотрели на него, и только один юноша с лазоревыми ангельскими глазами, в коем подеста узнал того, кто вместе с Камилло Тонди обнаружил труп Пьетро Грифоли в Ашано, тихо ответил, что это мессир Филиппо Баркальи, секретарь мессира Арминелли. Увы, допросить мессира Элиджео не было никакой возможности: он лежал в обмороке в зале приемов. Монтинеро с тоской переглянулся с будущим тестем: висельник совсем не вязался с триумфальным докладом, подготовленным ими, и портил аудиенцию у Петруччи. Не ко времени он был, совсем не ко времени. По счастью, капитан народа, заглянув в библиотеку и узнав, в чем дело, счёл точно также. Висельник может подождать, сначала надо узнать, что случилось на площади.
Рассказ подеста был исполнен драматизма, но отличался точностью деталей и решительностью обвинений.
-Нами было установлено, что некий человек, раньше принадлежавший к клике Никколо Боргезе, пристроил в гарнизон мессира Марескотти с его ведома неких Гвидольчио Корради и Леонардо Учелли. Мы считаем своим долгом знать, кто охраняет город, и выяснили, что Гвидольчио Корради - близкий друг Люцио Беланти, заговорщика, ныне пребывающего в бессрочном изгнании. Леонардо же Учелли, как нам стало известно от тайного осведомителя, нашедшего в Пьянце церковные записи, имел крестным двоюродного брата мессира Никколо Боргезе, заговорщика Маттео Понтичелли, казненного на городской площади. Сегодня оба они подняли мятеж в городе, требуя передачи власти мессиру Марескотти. Но оба схвачены и сидят сейчас под арестом.
Монсеньор епископ Квирини кивнул с таким видом, точно никогда и не сомневался в неизбежности заговора.
-Говорил же я, нельзя доверять этому быку гарнизон, - с довольным видом проронил он, и тут же нескромно восхитился своей прозорливостью, - я как в воду глядел.
Мессир Венафро внимательно разглядывал подеста и прокурора, про себя дивясь, как быстро они всё обстряпали, Пандольфо же Петруччи был мрачнее тучи: он не любил заговоров и бунтов, и сейчас бесновался. Сведенные на переносице брови и сжатые кулаки выдавали весьма тяжёлые мысли.
-Марескотти арестован?
-Нет, мы ждали ваших распоряжений. Но дом окружён.
-Взять его.
Подеста кивнул и поклонился. Оба они с прокурором двинулись было к выходу, но прокурора догнал окрик Петруччи:
-Эй, Монтинеро! - мессир Пандольфо махнул рукой на вход в студиоло, - постойте. Разберитесь с этим... Выясните, что там случилось, и пусть унесут труп.
Прокурор бросил взгляд на подеста, который говорил, что с Марескотти придется возиться ему одному, и направился в книгохранилище. Поверхностный осмотр места гибели мессира Баркальи говорил о том, что повесить секретаря в студиоло убийца не мог: кругом были люди, в тишине библиотеки любой шум слышен за милю. Напрашивался вывод, что это самоубийство, хотя бы потому, что завидев убийцу, мессир Баркальи закричал бы, между тем все писцы и переводчики сказали, что никаких звуков из студиоло не доносилось. Прокурор осмотрел окна в студиоло, но на них были прочные запоры, к тому же располагалась библиотека на втором этаже, и по отвесной стене сюда было не забраться. Осмотрев тело, вынутое из петли, Монтинеро, однако, не нашел ни прощального письма, ни записки. Не было ничего и в бумагах покойного на столе.
Пришедший в себя, хоть и жаловавшийся на головокружение мессир Арминелли заверил его, что он тут совершенно ни при чем. Утром Филиппо был жив и здоров, хоть и чем-то подавлен. Мессир Элиджео надиктовал ему два письма, потом пришел архивариус Пикколомини, мессир Тонди, и они вдвоем пошли перекусить. Потом он вернулся с обеда и, не заходя в студиоло, пошел к Массимо Чези, посмотреть, как движется работа по переводу Диодора и Страбона. Им понадобились труды Гекатея Абдерского и Агатархида, он пошёл за ними в студиоло, а там... а там...