Вовка-центровой-5 (СИ) - Страница 2
– Фомин, ты кто такой? – сзади раздалось.
Вовка обернулся, а за ними стоят боксёр из МГБ и Фоминых.
Вот Фоминых и задал вопрос. А Семён Тихонович с неизвестной фамилией ржёт, в голос причём.
– Нравится?! Да, Владимир Сергеевич, это вам не затюканный выпускник МГИМО в вашем министерстве. Это дворовый парень из Куйбышева с восемью классами образования и двумя прямо интересными значками, он член Союза Писателей и Союза Композиторов. И сейчас ещё и сценарий к фильму написал. И английский лучше вас знает. Но ему всё можно. Его в голову молнию тюкнула. Был обычный поселковый парень, хоть и с хорошими родителями, а стал уникальным человеком, которого Иосиф Виссарионович мне лично поручил охранять. Так, что ты Володя тут про дружбу народов тут Савину втираешь?
Пришлось Вовке, покраснев, как рак, начинать снова.
– Я к хоккею никакого отношения не имею. Но как… А как болельщик двумя руками за, – запнувшись чуть не назвав кто же он такой на самом деле, подвёл черту боксёр. Кто же с МГБ спорить будет.
– Я наведу справки. Узнаю всё про этот… эти студенческие игры. И про хоккейный турнир на них. Ну и про Прибалтику, мне лично эта идея нравится. Сам бы лучше не придумал. Правильная тебя молния ударила Володя.
– Я еле выжил и всё, что знал, забыл, даже, как родителей зовут. – Решил на жалость сыграть Челенков.
– В накладе не остался. Вон, какие речи задвигаешь. Молотову впору. – Фоминых прочитал несколько раз афишу, и хотел было идти, но потом вернулся и попытался отодрать её от стены. Удалось легко, стены явно побелены мелом, и бумага отстала вместе с небольшим количеством этого мела без проблем. Владимир Сергеевич отряхнул прилипшие кусочки мела и клея и, свернув в трубочку афишу, пошёл к выходу.
– Товарищ начальник, а нас кормить будут, – выскочил ему на встречу Бобров.
– Обещали, сейчас схожу, потороплю. И что-то думать надо, если тут ночевать, то простынем же. Топить надо. Всё, из помещения не выходить. Меня ждать! Все слышали! – Фоминых повысил голос, оглядел столпившихся у входа и смолящих папиросы хоккеистов, – Не выходить. Мы в чужой стране и без виз.
Событие третье
Те, кто говорят, что кушать ночью нельзя пусть попробуют объяснить, для чего нужен свет в холодильнике!
Ничто не делает ужин таким вкусным, как отсутствие обеда.
Натощак так хорошо и свободно думается, но почему-то – в основном о еде.
Обедом назвать, то, что принесли в эту казарму чехи, назвать можно с такой натяжкой, что тянуть нужно с помощью трактора. К-700. Есть ещё мощней? Был армейский термос на десять литров и там был тёплый, но далеко не горячий, чай и туда бросили не сахар, а сахарин. Народ пил и даже не морщился, привыкли за войну, а Вовка выделенную ему порцию впихивал в себя насильно, противный химический привкус долго ещё потом держался во рту, и требовалось это чем-нибудь перебить. Сжалившись над молодым, боксёр, смотревший с укоризной на его плевание и заедание снегом, поманил в угол, куда баулы скидали, достал початую бутылку коньяка и строго глядя в переносицу буркнул:
– Один глоток. Эх, молодёжь. На фронте сахарин за счастье был.
Фомин глоток сделал. Коньяк был ещё хуже, чем сахарин, он был жёстким и драл горло. Гадость. А ведь Реми Мартин (Remy Martin) на бутылке написано. Или это организм Вовки не привык к спиртному?
Но чай был не единственным разочарованием в меню обеденном. Вторым был хлеб. Дали тонюсенькую скибочку весом грамм в тридцать, почти прозрачную. Хлеб оказался пресным, подсушенным и пах каким-то машинным маслом. Вовка в войну питался, должно быть и худшим, но в памяти Челенкова это не отразилось. К тому же уже 1949 год начался. И Чехословакия почти не пострадала от войны.
Последним разочарованием была каша. Дали перловку, мало, не солёную, переваренную и без малейших признаков хоть подсолнечного или какого другого масла. Просто в деревянной миске с обломанными краями принесли три ложки размазни.
И это весь обед.
После обеда, как раз, запив размазню противным чаем, Вовка и пошёл на улицу, хоть снегом заесть. Нашёл позади казармы незатоптанный участок, лицо растёр и прожевал пару пригоршней. В это время смотрел на северо-восток. За час далёкая чёрная туча на горизонте превратилась в полностью чёрное небо и только на западе ещё виднелась голубая полоска. Резко похолодало и снег уже даже начал падать, крупными снежинками, редко и вертикально. Ветер совершенно унялся.
Вовка, приняв глоток коньяка, и, избавившись от противного привкуса во рту, решил пренебречь приказом Фоминых и обследовать ближайшие подступы к казарме. Автоматчиков с немецкими овчарками поблизости не было, даже какого-нибудь работника аэропорта или таможни там и то не наблюдалось. Никому русские хоккеисты не нужны. Обход казармы по кругу принёс отличную новость. Дрова были. Они ровной поленницей был сложены в торце казармы. Вовка набрал охапку и поспешил назад в помещение. Там на глазах становилось холоднее.
– Артист! Запретили же выходить? – принял от него дрова Бобров. И сразу стал охлопывать себя по карманам, ища спички. Ели и даже пытались играть в бильярд сломанным кием в пальто.
Сразу после обеда все руководители их делегации отбыли в Прагу. Фоминых дозвонился до министерства иностранных дел Чехословакии из аэропорта и те пригласили Савина и его в Прагу для обсуждения участия российских хоккеистов в зимних студенческих играх. С ними и боксёр увязался, хоть не знал ни чешского, ни английского. Старшим остался Чернышёв. Он вакханалию разжигания печи и прекратил.
– Фомин, Третьяков, за дровами. Мужики посмотрите у кого ненужная бумажка есть? Сам чиркнул зажигалкой и растопил буржуйку, что нашлась у дальней стены. Точнее буржующу. Печь была из железа, но не маленькая, а вполне себе, почти как настоящая.
Вовок местные полицейские поймали на третьей ходкой за дровами, запихнули в казарму и закрыли дверь снаружи на ключ. Хорошо, хоть дрова не отобрали. Сами встали рядом, через дверь слышно было, как они переговариваются, но на просьбу открыть и ещё принести дров не отвечали. Словно это их и не касалось. Самое интересное, что даже нашёлся человек отлично владеющий чешским. Фомин почему-то думал, что Зденек Зигмунд переманенный Василием Сталиным из «Спартака» в МВО ВВС прибалт какой-нибудь, латыш, например. А он оказался чехом. Не эмигрант и не пленный вовсе. Родился в Астрахани в чешской семье ещё до революции в 1916 году. Он попытался уговорить полицейских разрешить принести дров, но те даже на родную речь не откликнулись.
Место у печи занял младший Тарасов Юрий, которого в команде нарекли «Багратионом» за портретное сходство со знаменитым полководцем. Нос выдающийся и кучерявые чёрные волосы. Он отогнал всех от агрегата и сам по одному, время от времени, закидывал в прожорливую утробу печи по полешку – экономил. Вся команда замёрзла и жалась к печи, хоть толку от той пока и не много было. Этого огромного железного монстра ещё раскочегарить надо.
Фомин посмотрел на толкающихся хоккеистов и решил, что так точно можно простыть. Вытащил оттуда Третьякова и устроил с ним тренировку по боксу, используя вместо тени. Потом наоборот, сам прыгал, уклоняясь от неумелых джебов длинного Вовки. Вскоре от обоих пар валил.
Народ уяснив, что у печи околеют, тоже разбился на пары, кто пытался бороться, кто выполнить несложные кульбиты. Такую картину, со взмыленными и уставшими спортсменами, и застали вернувшиеся руководители делегации. Не сразу, но им удалось договориться с руководством аэропорта, что рабочие занесут им дров и потом принесут чай с хлебом.
– Чем переговоры закончились? – Фомин протолкался к греющемуся у печки руководителю их делегации.
– Пока ничем. Точно не нужны лыжники и фигуристы, там все места заполнены, приглашали ещё месяц назад. А вот с хоккеем канадским непонятно. Приглашены польские студенты и английские, польские вроде бы должны приехать, а из Великобритании непонятно пока. Я так понял, что это именно те канадцы, что с ними в Давосе играли. Учащиеся Оксфорда. Завтра обещают ответить. Ну, и мне тогда сообщат. Там проблема в том, что этот Шплинегрув – Млын небольшой горнолыжный курорт в ста километрах на северо-востоке от Праги, на самой границе с Германией. Просто мест для размещения совсем мало. Парочка отелей и местные жители ещё сдают дома спортсменам. Там деревушка небольшая в горах, население не больше шести тысяч жителей. Не сильно это на Чемпионат Мира похоже. Но это ладно, может и повезёт, откажутся англичане, нужно ещё чтобы руководство СССР согласилось. Я до Аполлонова не дозвонился, где-то в отъезде. Ему вечером передадут эту новость. Утром в десять чесав он должен перезвонить в посольство наше.