Вовка-центровой - Страница 6

Когда он закончил длинную тоскливую песню, все сидели задумавшись.

— Ну ладно, сейчас напоследок спою вам песню Клавдии Ивановны Шульженко, — сообщил Вовка и вновь запел уже осипшим голосом:

Когда он закончил, то почти не мог говорить.

— Ты, внучок, водицы испей, — неожиданно ласково предложил дед, — или лучше иди-ка сюда, мне вечор из дому кваску самодельного принесли, тебе в самый раз выпить будет. Голос-то, вишь, у тебя сейчас ломается, много петь нельзя, а то осипнешь на всю жизнь. А вы, молодежь, — обратился он к остальным, — не насилуйте парня, совсем из-за вас голос сорвет.

Следующим днем Вовка покидал больницу, доктора, как ни старались, ничего у него не нашли, анализы и рентген были в норме. Мишка уже с утра ожидал его на скамейке.

— Вовка, ты где гитару взял? — восторженно завопил он, увидев брата с гитарой за спиной и узелком, в который заботливый дед сложил половину того, что принесли ему из дома.

— Бери, — сказал он отказывающемуся парню, — у тебя растущий организм, надо много есть, а мне, сам видишь, даже больничной пайки много.

— Да не ломайся ты, как девка, — сказал летчик, — бери, пока дают.

Вот сейчас Вовка вышел в залитый жарким солнцем больничный двор. Он молча сунул узелок Мишке и, сказав:

— Подарили мне ее, — пошел к воротам.

Мишка вприпрыжку побежал за ним.

— Вовка, а чо в узелке у тебя вкусно пахнет? — крикнул он вслед брату.

— Да вот дед один дал, сказал, что съесть не может, — сказал Вовка, — хочешь, так давай посмотрим, что там?

Они присели на скамейку сразу у ворот и быстро просмотрели содержимое. После завтрака Вовке есть не хотелось, и он с удовольствием наблюдал, как его братец расправляется со стопкой ржаных блинов.

Съев все до последней крошки, Мишка побежал к колонке, которая была тут же у дороги.

— Вовка, подержи ручку, а то у меня не получается сразу и пить и ее держать!

Вовка нажал ручку, и тут почему-то его свободная рука нажала на Мишкин затылок, сунув его голову под холодную струю воды.

Мишка выскочил из-под колонки и закричал:

— Ты опять за свои штуки взялся, ведь обещал же так не делать больше.

Вовка стоял в недоумении.

«Интересно, что меня толкнуло, ведь даже мыслей не было этого сделать. Видимо, пробивает потихоньку детскую память моего нового тела», — решил он.

— Да ладно, Мишка, не злись, сегодня жарко, так что полезно окунуться.

— Ага, сам-то что не окунулся, — сказал Мишка с обидой, но долго злиться он не мог. — Слушай, а что ты сегодня делать хочешь? Мамка на работу уходила, сказала, чтобы с больницы прямо домой шел и ни на пустырь, ни на речку не ходил, — сказал он.

— Миха, а до какого времени мама на работе? — спросил Вовка.

— О, так ты до сих пор ничего не вспомнил, — разочарованно протянул брат, — я-то думал, раз сунул меня под колонку, так все уже в порядке. Она к шести придет, не раньше.

— Ну, раз так, тогда что нам дома делать, я есть не хочу, ты вон тоже все блины съел, давай идем домой, переоденемся и пойдем, поиграем в футбол. Ты меня хоть со всеми перезнакомишь, видишь, что я еще не помню ни черта, как буду в школе учиться, не понимаю? — с горечью сказал Вовка.

— Точно, — вдохнул Мишка, глядя на него круглыми глазами от удивления, — ты же все забыл, так тебе, что в первый класс придется идти?

— Ну наверно, в первый класс я не пойду, но вот учебники придется все прочитать, а то точно двоек нахватаю, — согласился Вовка, — и тебе задание, все мне рассказывать о тех, кто нам будет встречаться, понял?

Пешком до дома от больницы оказалось совсем не так быстро, как на машине. Пришли они уже в первом часу Есть хотелось уже прилично. Мишка вытащил из духовки кастрюлю с постными щами, и они, усевшись за стол, быстро срубали ее, заедая невкусным черным хлебом.

— Слушай, Вовка, я совсем забыл, — сказал Мишка поникшим голосом, когда достал половинку черной буханки, — ведь надо было зайти в магазин, хлеб получить по карточке. Да еще сегодня должны были масло подсолнечное давать. Ну все, батя выпишет сегодня ремня нам по жопе.

— Мишка, так пошли сейчас, возьмем все, что нужно, — сказал Вовка.

— Не ты точно, Вовка, совсем ни хрена не помнишь, сейчас магазин поселковый закрыт до четырех часов. А в других нам ничего не дадут. А там очередь уже с обеда стоит. Мы, конечно, встанем, но сегодня может и не хватить ничего. А если хватит, то мы уже в темноте пойдем, отберут у нас всё, да еще и навешают. Нашего батю в поселке боятся, но ему некогда по улицам ходить, искать концы, он лучше нам навешает, чтобы драться могли. Ты помнишь, как нас на прошлой неделе отоварили? Да не помнишь ты ни хрена, — сказал в полном унынии Мишка. — Ты сам сидел и ныл, когда тебе Граф в глаз дал.

— А это еще кто такой? — спросил удивленный Вовка. — Что еще за графья тут живут?

— Да не графья, а Граф, шестерка Софрона. Ты когда сказал бате, что тебя Граф побил, так он тебе еще добавил, сказал, что если не можешь сдачи дать, не жалуйся, вдвойне огребешь.

Вовка задумался.

Да, у Павла Александровича воспитание было то, что надо. Ну что же, пора менять приоритеты.

— Миха, давай, бери карточки и сумку, мы идем в магазин, — скомандовал он.

Брат окинул Вовку сомневающимся взглядом, но все же полез в комод и вытащил из верхнего ящика два желтоватых листка карточек, из которых сегодня продавцы вырежут два прямоугольничка, по которым им придется получить хлеб и масло.

Когда они подошли к магазину, очередь из бабок и дедок выходила из магазина метров на двадцать. Сначала Вовка слегка сдрейфил, в его детстве он такие очереди видел только в 1964 году, когда в Союзе был неурожай. Но потом, когда он заметил, что никто не лезет вперед и сзади к магазину никто не подходит, то решил, что и сегодня они получат всё, что нужно. В очереди их знали многие, и те, кто знал, знали и о молнии, и вскоре его уже задолбали вопросами о самочувствии. Время в очереди шло медленно, но все же она двигалась. К шести вечера они попали в магазин.

— Хорошо, я мамке записку написал, а то побежала бы искать, — сказал Мишка, — она уже домой скоро придет.

Когда с хлебом и маслом, налитым в бутылку из-под ленд-лизовского американского виски, они вышли на улицу, уже смеркалось.

— Ну вот, Вовка, давай бегом домой, а то опять, как в тот раз, кодлу встретим, и всё. Хлеб отберут, а тебе морду начистят.

— А тебе что, не чистят, что ли, — удивился Вовка.

— Не, я еще маленький, — сказал Мишка, — считается западло меня бить.

Они шли по плохо освещенной улице, до дома оставалось совсем немного, когда из-за ближайшего угла вышли четверо парней.

— Эй, парнишки, ну-ка швартуйтесь к нам, — прозвучал уверенный голос, — деньги, махру сразу доставайте.

— Я же тебе говорил, — раздался в Вовкином ухе жаркий Мишкин шепот, — сейчас все отберут да опять тебе морду начистят.

Подойдя ближе, Вовка в свете ближайшего фонаря оценил диспозицию. Трое парней, его одногодков, и парень постарше года на два. Все они строили из себя урок и были одеты соответственно. Вокруг не было ни души.

— Ты опять здесь, пацан! — вновь раздался обрадованный голос. — Мало получил в прошлый раз?

— Представьтесь, ребята, а то нехорошо, вы меня знаете, я вас нет, — спокойно ответил Вовка.

Парни недоуменно переглянулись. Потом один из них, мелкий веснушчатый мальчишка в надвинутой до ушей кепке, заикаясь, сказал:

— П-п-парни, его же на днях молнией ша-шарахнуло, г-г-говорили, что о-он п-п-память п-потерял.

— Ну, сейчас он ее снова потеряет, — сказал главный в этой компании, надевая на правую руку свинцовый кастет.

— Так нечестно, — пискнул Мишка из-за Вовкиной спины, — вас четверо, да еще кастет. Я завтра всем расскажу, что вы поселковых, как городских, бьете.