Вовка – брат волшебника - Страница 8

– Там вчера новые картины художника Арсенина выставили, – сказала она, – интересно посмотреть.

– Точно! Давайте сходим, – поддержал ее Сенька. – Говорят, там и сам Дмитрий Дмитриевич будет.

– Как это? – удивился Вовка. – Ведь он же давно умер.

Ребята посмотрели на него с удивлением, а Кирилл объяснил:

– Вова, это он у вас умер, но Учитель в последний миг успел его забрать оттуда, из вашего Мира. Теперь Дмитрий Дмитриевич живет здесь, на улице Возрождения.

– Вот это да,… а, может, и моя мама здесь… и папа? – спросил Вовка с надеждой.

Кирилл тут же помрачнел. Он ответил не сразу, но ответил:

– Нет, Вова, здесь их нет… нигде нет… Когда погиб твой отец, мне всего четыре года было. А мама… я хотел перенести твою маму в наш Мир. Прости меня… у меня не получилось… я тогда не успел… опоздал… всего на сотую долю секунды опоздал… – Кирилл неожиданно отвернулся.

Все притихли, потому что понимали как Вовке сейчас тяжело. Вовка видел, что и Кирилл очень переживает из-за этого. Чтобы не затягивать возникшую паузу, Вовка сказал:

– Ладно, идемте на выставку?

– Я бы… я не хотел бы сейчас туда идти, – не оборачиваясь, каким-то странным, дрожащим, что ли, голосом возразил Кирилл.

– Почему? – удивилась Маришка.

– Не могу вам этого объяснить.

– Ну давай, сходим, – попросил Вовка. – Чего плохого, если мы посмотрим на картины?

Кирилл продолжал стоять ко всем спиной. Видимо, думал что ответить. Потом он повернулся лицом к ребятам. Вовка заметил, что вид у Кирилла какой-то странный: глаза как-то странно блестят, и лицо не просто грустное, а вообще стало таким, словно это не у Вовки, а у Кирилла горе какое-то случилось. В общем, Кирилл повернулся лицом к друзьям и к Вовке и сказал:

– Ладно, идемте. Только Вова пусть пообещает, что на мои картины будет смотреть только издали.

– А что, там и твои картины есть?! – удивился Вовка.

– Есть, только помни, что я тебе сказал. И не пытайся прочитать мою фамилию на табличках, даже издали не пытайся. Ребята, и вы ни в коем случае не произносите мою фамилию.

– Почему? – удивилась Маришка.

– Потому что иначе случится непоправимая беда. Вова, не обижайся, но так надо. Тебе ни в коем случае нельзя знать мою фамилию, а моим друзьям твою.

– Ладно, обещаю, что не буду читать. Только не понимаю, почему нельзя…

– Просто, так надо. Сейчас ты этого не поймешь. Может быть после…

Выставка располагалась во Дворце Искусств. Это величественное здание с колоннадой вокруг, выполненное в античном стиле, возвышалось над широкой площадью. Стены дворца украшал лепной орнамент. Около входа стояли две скульптуры атлантов, держащих на плечах каменный козырек над входом.

В залах оказалось немало посетителей, но шумно не было. Если кто-то и разговаривал, то очень тихо. Большинство посетителей просто тихо ходили по залам. Они останавливались около картин, подолгу их рассматривали. Картины были разные: пейзажи, портреты, натюрморты…

– Вон, смотрите – тихо сказала Маришка, – там картины Дмитрия Дмитриевича.

Она и Шурик подошли к стене, где висели картины Арсенина. Подошли и остальные. Вовка увидел на тех пейзажах знакомые места: лес, лесное озеро около деревни Кошелихи; а вот и его улица; утопающие в зелени аллеи парка.

Вовка смотрел на картины, как зачарованный. Он знал, что Дмитрий Дмитриевич жил в их городе. Он видел его картины и раньше. Он видел и самого Арсенина, когда тот приходил в школу на встречу с учениками. Это было давно, когда жива была его мама, когда жив был художник Арсенин. Но эти картины поразили Вовку. Они словно говорили, как Дмитрий Дмитриевич тоскует по родным местам, по местам, где он родился, жил… и умер…

– Здорово, Кирилл, – услышал Вовка знакомый из далекого прошлого голос. Все обернулись, Вовка тоже. Пред ними стоял художник Арсенин, только помолодевший. Он стоял и приветливо улыбался.

– Здрасте, дядя Дима, – ответил Кирилл.

– Что, понравились картины?

– Ага, здорово написано.

– А мне вот больше твои картины нравятся. Я тебе даже завидую. У тебя, Кирюха, великий талант. Твои картины нравятся всем. Здесь к кому ни подойди, только и говорят: «Картины Му…»

Вовка не понял, что произошло. Только что он с Кириллом и его друзьями был в выставочном зале, и вдруг оказался около замка. У того самого, в котором живут Главный Хранитель и Кирилл.

Вовка дико оглядывался по сторонам и довольно медленно приходил в себя после столь неожиданного перемещения.

– Извини, Вова, я вспомнил, что тебе пора возвращаться, – сказал Кирилл.

– Уже?

– Да, уже. Не забывай, что тебе надо быть в интернате, чтобы сделать следующий шаг. Кстати, это просто хохма. Знаешь, Гоблин сунулся в вашу спальню, а тебя там нет. Представляешь? – комната заперта, а тебя нет. Он сейчас к директору побежал докладывать.

– Ну вот, еще одна проблема.

– Никакая и не проблема. Ты снова появишься в запертой спальне. Кстати, Блинов ее не запер. Блинов туда прибежит с Арсением Ильичом, а спальня заперта, и ты там. Представь, что подумает Арсений Ильич. Он подумает, что Блинов сошел с ума. А тебе надо сделать удивленный вид и сказать, что ты все время находился в спальне. Вот умора будет! Ваш Гоблин к доктору побежит проверяться, к этому, что сумасшедших лечит. Все время забываю, как он называется…

– Что ли психиатр?

– Во! Точно! К психиатру.

Вовка проснулся. Он лежал на своей кровати точно в том же положении, в котором заснул.

Вовка проснулся в запертой на ключ спальне. Кто-то дергал дверь. За дверью слышались голоса:

– Черт знает что! – орал Гоблин. – Я же не запирал! Мало того, что этот моральный урод сбежал, так еще и с дверью какой-то недоумок балуется!

– Геннадий Олегович, может, вы ее сами заперли, машинально? – послышался в ответ голос директора. – Тем более, что другого ключа ни у кого нет.

– Я, что, из ума, выжил? – сокрушался Гоблин. – Я, как только побег обнаружил, сразу к Вам. Дверь не запер, а ключи в кабинете оставил.

– Но открывать-то все равно надо. Идемте за ключом.

Послышались удаляющиеся шаги. Минут через пять Гоблин и директор вернулись. Вовка притворился, что спит. Когда Гоблин открыл дверь и увидел Вовку, он чуть не лишился дара речи. Директор, судя по всему, тоже. Вовка сделал вид, что только что проснулся. Он потянулся, сел, спустил ноги на пол и посмотрел на Гоблина и директора «заспанными» глазами. Гоблин стоял, открывал рот, издавая нечленораздельные звуки, а потом внезапно заорал:

– Ты где был, сволочь?! Я тебя по всему корпусу искал, все закутки обшарил! Ты что себе позволяешь, подонок?! Молча-а-ать!

Вовка продолжал спокойно сидеть на кровати.

– Отвечай, негодяй, когда тебя спрашивают! – орал Гоблин.

– Но Геннадий Олегович, вы же сами сказали, – «молчать». Вот я и молчал.

– Хватит придурком прикидываться! Где ты был?!

– Ничего себе! Здесь был. Где же еще? Вы же сами меня заперли. Что ли забыли?

– Молча-а-ать! Я видел, что тебя здесь только что не было!

– Интересно, где же я был?

– Вот это ты нам сейчас и расскажешь!

– Извините, Геннадий Олегович, но я не знаю, чего мне рассказывать. Я из-за Вас почти весь день тут просидел, а еще чего-то сочинять надо.

– Убью-у-у! – заорал Гоблин и, сжав кулаки, бросился к Вовке.

Вовке показалось, что в комнате мелькнул знакомый силуэт и лицо Кирилла. Это, может, и показалось, а вот как Гоблин споткнулся обо что-то невидимое и проехал по полу до самого окна, – это уж, точно, не показалось. Потерявший, наконец, терпение директор заорал на Гоблина:

– Прекрати-и-ить! Поднимайтесь с пола, Геннадий Олегович! И уходите! И чтоб я Вас сегодня больше не видел! Идите домой! Успокойте нервы! Сходите к доктору, наконец!

– Извините Арсений Ильич, не сдержался. Сами бы с этим мерзавцем почаще общались, тоже не выдержали бы.