Вот это жизнь! (СИ) - Страница 49

Даша в ответ на эту сентенцию прыснула, влюблено посмотрев на мужа. Чувствовалось, она очень рада, что ее мужчины — и муж, и отец — находятся дома. Конечно, быть самостоятельной хозяйкой очень здорово, но еще лучше, когда всегда есть мужской локоть, на который слабая женщина может опереться.

Тесть в отличие от дочери бы пессимистичен. Надзиратель, отпуская его, намекнул, что вскоре он может снова оказаться в темнице. И вот князь торопился, поминутно опасаясь, что в особняк снова ворвутся гвардейцы.

— Государь Петр Алексеевич на меня зело сердит. Поэтому в честь тебя он меня на день отпустил, а потом, боюсь, снова прикажет затащить в темницу, — вздохнул князь.

Дмитрий потупился. Конечно, вначале он был очень слаб, потом баня, потом вот обед, но сказать-то он мог! Ох, грехи его кромешные, опять промахнулся! Для начала он поинтересовался:

— Князь Александр Никитич, царь неоднократно указывал, что зол на тебя, но так и не сказал за что. Ему, видимо, уже не интересно, а я и не любопытствовал, чтобы еще не больше не злить. Так скажи, дорогой тестюшка, каковая причина?

— Прости господи, — князь слабо вздохнул, — поручил мне государь привести обоз с порохом от мельниц — и от казенной, и он частной. Да не доглядел, часть пороха возчики замочили, вот и гневается теперь Петр Алексеевич — он хотел большую военную потеху произвести, а теперь как произведешь?

Дмитрий успокоился. Вина тестя не такая уж большая, кабы не княжеский титул, так царь просто бы приказ высечь да штраф большой да. А тут все гневается. Ох, не любит старую аристократию государь. Да что там, просто ненавидит.

Но я тут, в общем, не причем. Если б не наглядная Даша, и пальцем бы не пошевелил. А так, тестя надо вытащить из этакой вот выгребной ямы. Объявил торжественно:

— Государь Петр Алексеевич очень мне радовался и благоволил. Нашел я первое серебряное месторождение в России, и не только нашел, но и с помощью заводчика Акинфия Демидова добыл и довез до Москвы золотистое серебро, то есть смесь золота и серебра. Ныне же, по указанию царя буду их разделять на чистые металлы.

Посему царь повелел по причине мой старательности простить все твои вины. Правда, приказал и от службы отлучить навсегда.

Радостная новость была некоторой горчинкой, но князь заметно повеселел и видимо лучился от радостной вести.

— Слава тебе, господи! — поблагодарил он бога, глядя на иконы. Он бы и перекрестился по традиции, да слишком был еще слаб. Пояснил зятю: — и сам бы ушел со службы, какие уж там награды да царские благодеяния, да все не мог. И все, между прочем, ты, — практически обвинил он Дмитрия.

И когда пораженный попаданец посмотрел на тестя, сказал:

— Царь Петр Алексеевич всегда ругал меня, а тебя только хвалил, да приговаривал, что выгнал бы старого князя Хилкова, но молодой князь обидется, начнет работать спустя рукава.

«Вот ведь каково, — удивился Дмитрий, — а в глаза-то даже ругает! А смотри что происходит, когда меня нет в царском дворе. Ай да царь, ну и крутит!»

— Впрочем, ладно, — пожевав небольшой кусочек зайчатины, произнес дальше князь, — в любом случае, спасибо тебе. Без тебя бы я точно погиб, причем даже ранее, чем сейчас. И Даша бы погибла или, скорее, выдана бы замуж без согласия. Мыкалась бы всю оставшуюся жизнь.

— Вот потому, — подхватил Дмитрий, — из благодарности мне лечить нужен немецкий (т.е. иностранный) врач.

Александр Никитич махнул слабеющей рукой: — пусть будет так, немец так немец. А теперь носите меня в постель, — это он уже слугам, — что-то я совсем устал, отдохнуть хочу.

За ним разошлись и остальные обедающие. Сколько ж можно кушать, живот не безразмерный. Дмитрий с Дашей ушли в личные покои молодой жены, а теперь уже и новой семьи. Отец предлагал ей переехать в другой конец, в большие комнаты, но она не захотела. Вместо этого, в ее владение устроили ремонт, заново покрыли стены ярким шелком, подсоединили соседние комнаты.

Да еще появилась новая мебель, под мужчину. Прежние стулья были излишне легкие, девушку они еще устраивали, а вот Дмитрий то и дело опасался, что он рухнет. Даша это заметила, но ничего не сказала. Вместо этого настояла перед отцом, купить стулья потяжелей да попрочней, как у него в кабинете.

— Ай, ты моя красавица, — похвалил он жену, — какая работящая и прилежная. Никакая докука от тебя не укроется. Спасибо тебе, милая!

Даша за это положила свои руки на шею, потребовала строго и неукоснительно:

— Раз должен, тогда целуй. Почему я обязана просить тебя за это? Раз встретились, значит, за приветствие поцелуй.

Она бы еще поворчала, женщины умеют говорить долго и непрестанно, а, главное, без особой причины, но тут Дмитрий, как в стародавние времена, властно обнял ее в объятия и крепко поцеловал в сладкие и такие желанные губы.

— Ох! — толи пожаловалась, толи похвасталась она, — ты так умело целуешь, аж голова начинает кружится.

— Да я такой! — самонадеянно похвастался он и уже другим, более спокойным и беспокоящимся за нее тоном, спросил: — я все хочу тебя спросить, ты не хочешь быть со мною откровенной?

Даша легко, одними кончиками пальцев погладила его волосы на затылке. Пожаловалась:

— У меня муж какой-то стал туповатый. Или менее зоркий? Не видит того, что наши женщины видят уж месяц.

— Не правда, — отрекся он от ее обвинений, — я всегда был таким. Просто постоянно напрягался в твоем присутствии, боялся, что вгонишь.

— Уй ты какой! — удивилась она его хитрости. Прижалась к нему, но осторожно, словно боялась повредить что в себе драгоценно. И когда он уже окончательно уверился в том, что она беременная, призналась: — я на сносях, Митя, жду ребенка? — не выдержав, спросила: — а ты рад или не рад?

— Я? — спросил он, глупо улыбаясь, — шутишь, что ли? Моя жена носит моего ребенка и еще спрашивает меня рад ли?

Дмитрий вдруг поднял ее на руки, как-то хищно прокомментировав:

— Я теперь буду тебя каждый день носить на руках и целовать в сахарные уста. Веришь?

Она лишь счастливо заулыбалась. Муж дома, отец дома, что еще ей надо?

— А отец твой счастлив? — спросил попаданец между делом. Наверное лишь для того, чтобы сделать приятное. И не ошибся.

Даша вновь улыбнулась, переспросила: Тятя-то? Конечно, обрадовался. Счастлив был, — она вздохнула, — пока в темницу не упекли.

Она, наверное, говорили еще много, по делу и ни о чем, даже не слушая друг друга, как во внешнюю дверь постучались. Вежливо, но настойчиво. Явно, что непрошенный гость от них не отвяжется.

— Неси! — потребовала она собственнически, пояснила: — я поговорю!

«Ох уж эти женщины!» — проворчал Дмитрий, но все-таки понес его милую половину. Да и ворчал, надо сказать, влюблено. Женщины ведь они такие. Если хочешь жениться и быть в семье и уюте, готовься к капризам и нелогичным действиям. А что вы хотите, жена!

Они так открыли двери. А учитывая, что он — Дмитрий, князь Хилков, был обычно деловым, холодным и практичным, с взглядом, пронизывающим слуг насквозь. А она — Дарья, княгиня Хилкова, была по прагматичности и студености ничуть не слабее своего супруга.

Видеть их радостными, веселыми и безрассудно-добрыми было для служанки Таньши, а это была она, очень неожиданно. Она даже замерла и какое-то время стояла, как соляной столп. Дмитрий даже вынужден выпустить на лицо грозную маску, которую он носил в повседневности.

Таньша, наконец, ойкнула, и скороговоркой произнесла:

— Боярина, молодой боярин, там немец какой-то стоит, сам ни бэ, ни мэ, да еще говорит чего-то по своему, бр-р!

Дмитрий аккуратно отпустил Дашу на ноги. Они, разумеется, молодая семейная пара, но превращаться в любовных дураков лично он не собирался. Велел ей:

— Скажи Прохору (слуга на входе), чтобы врача пока поднял в кабинет князя Александра Никитича. Да не перепутай там ничего!

Таньша — молодая сенная девушка Даши — несколько лет назад была взята из деревни. Повзрослевшая Даша очень нуждалась в служанке и его отец действовал как барин при крепостном праве — перевел из небольшой деревни в столицу, не спрашивая ни ее саму, ни ее родителей. Здесь в свою очередь ее пообтесали, но чуть-чуть.