Вот это жизнь! (СИ) - Страница 45

Причем ведь что интересно — сам Дмитрий Хилков почти ничего не делал. Ему было даже интересно, что и как будет еще делать бумажный князь Хилков, прослеживающий лишь в документации и совсем без участия физического Дмитрия. Эдакий совокупный бюрократический монстр, созданный коллективным трудом местных чиновником.

Попаданец понимал, или ему это казалось, почему так происходило. Могущественное государство и его клевреты-чиновники времени от времени получали существенные щелчки и даже удары. Будь это народные бунты или единичный всплеск отдельных рабочих с топорами, но представители аппарата уже понимали, что безвластный народ на самом деле не беспомощный. И им лучше будет все же прикрываться сиятельнейшим москвичом, которому, в общем-то, по большему счету, наплевать, кто это — рабочие или чиновники.

Вот так и получилось — ему, главное, подвигнуть этот громоздкий механизм и затем отчасти показываться, мол, здесь я и кнут мой еще под рукой. А после делай, что хочешь — или пей до зеленых чертиков, или гуляй по девственной почти природе.

Народа еще сильно не хватало, а техники не было, чтобы гадить, поэтому свежий воздух был действительно свеж, а дикая природа — дикой. Буквально в сотне шагов можно было легко найти места, где никогда не ступала нога человека и, соответственно, природные богатства были еще не тронуты. Гуляй, не хочу. Бери — сколько хочешь, зверей или рыбы, грибов или ягод.

А между тем, Акинфий Демидов, понимая, что с царем его не соревноваться и тот рано или поздно дотянется до него палкой — административной ли, или обычной деревянной. А с другой стороны, добыча и плавка серебряной руды ему куда как выгоднее, чем медной, уже начал разрабатывать новый рудник.

Ну как разрабатывать? Пришли те же крестьяне, начали копать и убирать сначала пустую породу, лежащую сверху. А уж потом грузить на телеги руду и возить на близлежащий завод. Крестьяне ведь, по большому делу, совсем не важно, какую руду он возит. Как и какие дрова у него — березовые или еловые.

Так же и мастеровым по большой степени все равно, медь или серебро, кроме ответственных мастеров, те все-таки вынуждены разбираться. Серебро ведь или медь, они разные металлы.

А вот Акинфию Демидову и приезжавшему столичному чиновнику (хотя бы на эту поездку) князю Хилкову было не все равно. Серебро — адский, но очень нужный металл, без которого государство никак не разработается. Да и общество не станет нормально жить без серебряных денег, как не крути.

— Вот они, милые! — довольно сказал Демидов, довольно глядя на слитки и недоверчиво на князя. Слитки-то не чистого серебра. Мастеровые напутали или сначала руда была смешанная? Как бы чего не вышло и не денежное вышло серебро. Сором ведь будет и большой урон.

В отличие от заводчика попаданец князь Хилков был полностью доволен. Во оно, золотистое серебро, все как писалось в теории XXI века, в вузовских учебниках. А он теперь не зеленый студент, а сановник царя Петра Алексеевича и вот его вклад в петровских реформ. Ничего, что он, по сути, обворовал Екатерину Великую, зато его предшественника Петра обогатил и тем самым сделал легче и ее правление. Одна ведь страна и они, хоть и не родственники, а все одно Романовы.

— Что кручинишься, Акинфий Никитович? — обратился, наконец, князь к заводчику, — цвет не тот? Так это даже хорошо! — он заметно снизил голос: — думал я об этом, но не знал, станет так или не станет. И ведь стало! Выплавленное на твоих заводах серебро не простое, а золотистое, смесь серебра и золота.

О! — одобрительно сказал Демидов, — золото — это хорошо.

Потом осторожно поинтересовался:

— А мне что делать еще, или так будете чеканить?

— Не-не, Акинфий Никитич, металл так уже повезем в Москву, — невнятно сообщил князь. И вроде бы сказал, что больше с металлом ничего делать не надо. Но и четко не обозначил, что переделают в деньги.

Оно как бы и дело и государственное, чрезвычайно секретное, даже ему, заводчику знать не можное. А вдруг что ни так, кто будет виноват, и кого накажут строго?

— Не бойся, Акинфий Никитович, все будет хорошо. Сказать пока не могу, сам потому как не знаю, но одно говорю сразу и здесь, в Алтае, и в Москве, у государя Петра Алексеевича: и ты сам, и твои мастеровые работали добротно и правильно!

— Ага ж, — успокоился Акинфий. Спросил уже по делу: — поедешь скоро ли?

Вопрос был очень вовремя. Это ведь в XXI веке пассажир, в общем-то, не важно, когда ехал. Асфальт и дорожная дорога по большей мере нивелировали природные условия. В XVIII веке все было по-другому. А, тем более, с большим и драгоценным грузом, который надо не только везти, но и строго охранять от различных воров и разбойников.

В Сибири, в абсолютном бездорожье, такие грузы можно было везти только реками и только весной и осенью, в половодье. Зимой, как вы понимаете, лед и снег, летом — маловодье. Вот и спросил заводчик накануне осени, уедет ли он в осеннее половодье или останется зимовать.

Хм, а зачем? Зимой руду и дрова возить практически перестают, и, соответственно, плавить тоже. Ждать следующее лето? Государь не поймет,да и он тоже. Совсем не логично. Хотя, разумеется, набрать бы тысячу пудов серебра, да с этим грузом приехать в Москву! Эх, мечты, мечты…

— Еду через месяц, Акинфий Никитович, — сообщил он между делом, с тем серебром и золотом, что наплавят мастеровые. Маловато, конечно, но денег всегда не хватает. Главное, серебро на Алтае есть, и не простое, с золотом! А уж ты, Акинфий Никитич постарайся. Тебя можно в год плавить пудов 500–600 в год как минимум. А удачей и больше.

— Дай Бог! — обрадовал Акинфий себя и страну и истово перекрестился. Если князь не ошибся, а он никак не должен был ошибиться, то дело у него становилось прибыльным и верным.

А Дмитрий должен был справится, нагружать в обоз металл, да и уезжать. Обратный путь по осеннему раздолью, а потом по неминуемой грязи была неминуемо трудной, но без экстрима. Телеги с лошадьми прибыли в середине лета. Затем лошади отдохнули, отъели, телеги, сколько могли, отремонтировали. Охрана — эскадрон мушкетерного полка за лето не только отдохнули, но откровенно обленились. Так, что езжай, Дмитрий Александрович, с богом!

Дорога в XVIII веке в России делилась на две части: первая и главная — по рекам. Основные артерии эти шли с юга на север, а надо было с востока на запад, то есть сугубо не к месту. Однако, реки шли не прямо, а с поворотами и можно было, таким образом, изгаляться. Ну а потом, редкие реки шли на запад. В общем, можно добраться, лишь бы было полноводье. Ну ареки на реку приходилось идти обозами, по редким и откровенно плохим дорогам.

Но ничего, с Божьей помощью прошли Сибирь и Урал, ни одни слиток металла не утопили, не проворонили. И уж хорошо, лошади не пали, а телеги не сломали. А то ведь грех такой, лошади не першероны, обычные крестьянские забулдыги, как уж тащат такой груз, не понятно. И сами телеги, сделанные из дерева и ремней, с минимумом железа, как идут. Попаданцу из будущего, с машинами из металла с некоторым количеством пластика просто дико было смотреть на эти повозки из дерева и соплей.

В Европейской России их нашла классическая осень. Грязь, холодный дождь, с чем дальше, тем чаще перемежающийся мокрым снегом. Но это было уже крепостная держава со сравнительно частым населением.

Уж как не стыдно было попаданцу, но Дмитрий нередко обращался к местным чиновникам — воеводам или, если уже были, губернаторам. Уж те, вольно — не вольно, гнали крестьян, в первую очередь государственных с лошадьми, повозками, лопатами. Сволочи? Да, распроследние. Зато пришли, как прилетели. И в пути не стали с зимой, с настоящими морозами и снегами. Уже в Параскеву пятницу обоз шел по московским улицам, прямо в Кремль.

Дмитрий хотел, сдав серебро и золото, улизнуть в усадьбу Хилковых, где была его не наглядная Даша. Ага, хотелка оказалась маловата. Сначала были сложности с кремлевской Сокровищницей. Большой вдруг груз драгоценных металлов, не откуда возьмись, сначала у казначеев вызвал оторопь, а потом удивление. Конечно, дать — не взять, металлы приняли, но затянули, а в это время вызвали царя Петра Алексеевича.