Вот это жизнь! (СИ) - Страница 33

— Понравились? Себе возьмешь? — деловито спросил воевода.

Дмитрий в ответ лишь подмигнул:

— Это брат-воевода такая вещь, что себе никак не возьмешь. Если я не ошибаюсь, любимые чарки государя Петра Алексеевича. Пропали они еще в прошлом году и царь до сих пор о них вспоминает. А они здесь оказались. Если так окажется, царская милость тебе обеспечена.

Силантьич пораженно перекрестился, отгоняя нечистого.

— Вот где настоящее-то сокровище, — прошептал он, — что деньги, пришли и нету.

Дмитрий молча похлопал его по плечу.

Выехали на следующее утро. Почти сутки выходили из лесу. Тяжело груженые сани становились совсем неповоротливыми. Местами приходилось их разгружать и нести на руках и сани, и груз. Но о том, чтобы часть грузов выбросить никто даже не заикался. Это была их добыча, законная и справедливая. Хозяев-то, скорее всего, разбойники уничтожили.

На зимнике части людей пришлось идти пешком. Много грузов, да и женщин тоже не бросать же в зимнем лесу. Не чужие чать, православные.

Так и шли-ехали, потратив почти целую неделю. Дмитрий не торопился. Погода была благодатная, почти безветренная, днем несколько градусов мороза, ночью холодало, но не очень, у костров согреешься. Пусть молодежь втягивается.

Продовольствие и рухлядь, захваченные у разбойников, почти все скупил Дмитрий. На деньги, тоже захваченные у душегубов и полученные в его долю. Вот такой бизнес. Воевода по старой дружбе продал очень дешево. Дмитрий стал владельцем нескольких четей пшеницы, ржи, овса, десятков пудов сыра, масла и мяса.

Еще ему досталось несколько сороков пушнины. Больше всего оказалось шкур волчьих, лисьих, медвежьих, но по паре сороков нашлось соболей, горностаев, куниц.

Мясомолочную продукцию сразу взял с собой, а зерно и пушнину оставил на хранение, взяв в аренду пару пустовавших крестьянских изб. Пришлось нанять и пару работников. И сторожить надо, и следить, чтобы продукция не испортилась.

Нижний Новгород стоит на месте слияния Волги и Оки и речная дорога здесь оживленная. Поэтому без труда купил пару стругов и нанял команду на весну. Не все же плотами баловаться. И груз оставленный отвезут.

Соединив, таким образом, бизнес с государевым делом, Дмитрий дал команду трогаться своей оживленно-оптимистической команде. Недоросли были пьяны без вина. За уничтожение разбойников каждый из них получил по десять рублей. Колоссальные деньги по тем временам. Отпущенные на пару суток домой «по всякой надобности» они произвели такой эффект, что дома даже никто и не упрашивал остаться. Двое за это время успели жениться, одному отец купил небольшую вотчину. Дмитрию откровенно обрыдли толпы желающих записаться в новобранцы и он отправлял их к воеводе. У того было много вакансий — создавались солдатские и драгунские полки.

Все это, честно говоря, изрядно надоедало, и Нижний он покидал с легким сердцем. Савелия он еще раньше отправил в Москву — позаботиться об мундирах. По существующему распорядку, новобранцы должны быть обуты–одеты самостоятельно, но откуда взять в глухой провинции полный мундир рядового Преображенского полка?

Поэтому Дмитрий еще до отъезда договорился с полковой швальней преображенцев о мундирах, закупил на выделенные деньги шляпы, обувь и оружие.

Мундиры шили трех размеров — большие, средние и малые, а потом подгоняли под конкретные размеры конкретного индивида. Вот Савелий и отправился с этими размерами, чтобы не тратить время даром. Никита ускакал еще раньше, по своим и, главным образом, делам своего начальника.

Никто из них не роптал. Как своим ближайшим людям Дмитрий выдал им по тридцать рублей. Воевода получил сто рублей. Сколько же у него осталось от денег, полученных за продажу разбойничьего имущества, не знал никто, но Дмитрий полагал, что руки тот погрел хорошо. Впрочем, это его уже не касалось. Зато, хотелось верить, в спину врать не будет.

В свою очередь Дмитрий молчал о сумме, оставшейся у него. Кроме наградных, двести рублей пришлось отдать в государеву казну — это святое, государство всегда входит в долю в таких делах, желают или нет остальные участники. Но и после всех выплат у него осталось почти две тысячи восемнадцать рублей с полтиной и алтыном. Не вписывающиеся в эту сумму три денги были розданы нищим. Несколько десятков пудов серебра!

Хорошо же отбилось для него государево поручение. Дмитрий саркастически усмехнулся. Так он будет напрашиваться на задания Петра Алексеевича. Впрочем, другие преображенцы так и делали, чтобы быть на глазах царя. Служба-с!

В старую столицу они прибыли где-то за неделю до срока, назначенного царем. Хотя как старую, это ведь Дмитрий так мысленно считал про Москву, новая-то еще царем не объявлена!

Сходили в общую баню в Преображенском полку, попарились, немного отдохнули, новобранцы получили форменную одежду и положенное оружие. И началась «веселая» массовка…

Зеленая еще молодежь в любые времена, не только в XVIII веке, имела более гибкую психологию и способность воспринимать новые традиции. Такова природа человека даже в темное средневековье с его неспешными темпами жизни и косностью мышления.

Но западноевропейская мода того времени все же настолько отличалась от старорусской, что новобранцы просто встали в тупик, копаясь в тряпье и негромко удивляясь. Хотя отторжения новая одежда не вызывала, и то хорошо.

Наоборот, вроде бы все недоросли хотели быть, как их прекрасный командир, стать частью большого и значительно явления, такого, как Преображенский полк. И сам мундир вызывал только радостное волнение, как своего рода пропуск в блестящее будущее.

Но, тем не менее, в этой одежде новобранцы, в общем-то, разбирались, как деревенские свиньи в известном бисере. Только рылом, пардон, носом рылись, то ли нюхая, то ли близоруко роясь, пытаясь понять в предназначении непонятных тряпок.

Пришлось опытному Дмитрию прилюдно раздеться почти донага, что стыдится, все мужского пола, и каждую деталь туалета одевать по несколько раз. Даже короткие штаны вызывали затруднения, куда уж там чулки и галстук.

Первое обряжение заняло почти полдня, надо ведь недорослям понять не только глазами, но и руками. Процесс затягивался еще и тем, что портные прямо на новобранцах проводили подгонку обмундирования.

Дмитрий был адски терпелив и мягок даже с откровенно тупыми. Сказывалось, видимо, недолгое педагогическое прошлое в XXI веке. В самом деле, если великовозрастное дите где-то под двадцать лет не в состоянии что-то сделать, так надо не ругать, а тем более не бить несмышленыша, а просто обучить его. И процесс, в конце концов, пойдет!

К обеду все (ух!) самостоятельно оделись и обулись, приняли положенное оружие и встали в строй. Теперь они, хотя бы внешне, походили на настоящих преображенцев. Впрочем, оружие Дмитрий дал им рановато, ведь не положено еще до присяги по воинскому положению. Хотя в XVIII веке к этой юридической традиции относились довольно свободно…

— Красавцы! — не выдержав, восхищенно сказал Дмитрий, глядя на бывших просто новобранцев, а ныне почти преображенцев.

Строй в ответ восторженно загалдел, и он немедленно нагнал на лицо каменно-холодное выражение.

— Если гвардейца лейб-гвардии Преображенского полка хвалит начальствующее лицо, а тем более сам государь, то надо ответить: «Рады служить, государь!», а не галдеть, — разъяснил он громко. Потом сделал паузу и снова крикнул:

— Красавцы!

Строй ответил громко и разборчиво, но опять не стройно. Пришлось повторить. Снова с ошибками. Только на двадцатый или тридцатый раз получилось, как положено, и Дмитрий смилостивился, дал команду разойтись на положенный обед. Благо деньги у всех уже (или еще?) были, столовались в ближайшем трактире.

После обеда, отдохнув, занялись любимым для каждого сержанта занятием — строевой подготовкой. Тут новоявленному сержанту помогал ветеран средневековой учебки сержант Шмидт, который давал команды по-немецки, пересыпая их старонемецкой же руганью.