Восторг, моя Флоренция! - Страница 7

Потому что на следующий день Клавдия пригласила меня на ланч. Мы с ней были очень не похожи друг на друга, но нас объединяло то, что мы были уже давно знакомы. Именно Клавдия пять лет назад настояла на том, чтобы музей меня нанял, после чего сама стала моим учителем и моим другом. Я ей доверяла.

Мы пошли в кафе около музея. На улице нещадно палило солнце, и по мостовой проносились автомобили, но Клавдия была, как всегда, сдержанной и деловой. Выпрямив спину, она сидела в кафе и, решительно сжав губы, быстро просмотрела меню. Я заказала йогурт и фрукты, что для меня было просто роскошным пиром.

– Ханна, в последнее время с тобой что-то не так, – быстро проговорила она, как только от нас отошел официант. Ее глаза были синими-синими. Такими синими, которые могут быть только у человека, у которого никогда не возникает никаких колебаний или сомнений. – Ты стала совершать ошибки.

Я кивнула. Вообще-то я всегда выполняла свою работу идеально. Может быть, не так идеально, как сама Клавдия, которая занималась самыми богатыми и щедрыми меценатами, поддерживающими музей. Но я умела улыбаться часами. Знала, что делаю, и умела большую часть времени вести себя так, словно была невидимой. За исключением тех случаев, когда совершала ошибки. А ошибки я периодически делала.

– И я имею в виду серьезные ошибки, – продолжила Клавдия.

В то время мои дни были какими-то рваными. Я много думала о том, что и как много я ем, что мне делать после еды – пойти на тренировку, чтобы сжечь калории, или уединиться в туалете, чтобы меня вырвало, и если пойти в туалет, то в какой и когда. Потом в моей голове постоянно слышался голос. Всегда один и тот же голос. Если бы ты только была здесь. И с каждым новым днем казалось, что этот голос слышится все ближе и ближе.

– Эти ошибки стоят денег.

У меня могла начать кружиться голова, когда я смотрела на монитор, я могла по ошибке открыть не тот файл, одобрить совершенно не ту платежку, которую надо было одобрить…

– А тот имейл был просто бомбой.

Да, однажды я по ошибке переправила человеку имейл, который ему совершенно точно не надо было перенаправлять. И после таких ошибок я переставала быть невидимой.

– И вот недавно еще и жалоба на тебя по поводу того, что ты упала во время тура. Об этом мне сообщил один из ВИПов. – Клавдия вздохнула.

Я кивнула. Мне было нечего ей сказать. Единственное, о чем я мечтала, было то, чтобы наш разговор касался только работы и допущенных мной ошибок. Я не хотела, чтобы мы говорили на более личные темы.

– Я сказала ему, что ты болеешь, – продолжила Клавдия. – Роберт о последнем инциденте ничего не знает.

Роберт был директором музея.

Официант принес наш заказ, и я смотрела, как Клавдия ест. Я не пыталась оправдываться. Я надеялась на то, что она не начнет копать глубже. Но этого не произошло.

– Мне кажется, что у тебя есть какая-то проблема, – сказала Клавдия и посмотрела мне в глаза. У меня было ощущение, что она видит меня насквозь.

Я так и не прикоснулась к стоящему передо мной йогурту. Просто была не в состоянии поднести ложку ко рту.

– Ханна?

Я вздохнула и попыталась убедить ее в том, что у меня все в порядке. Скорее всего она точно ничего не знала. Но я не могла смотреть ей в глаза.

– Нет, ты меня не понимаешь, – сказала Клавдия. – У тебя сейчас действительно серьезные проблемы.

Мне показалось, что время словно остановилось. Голова начала кружиться. Я понимала, что все, что говорю, звучит не очень убедительно, но ничего другого я ей не могла сказать.

– У меня все в порядке, – упорствовала я.

– Нет, у тебя не все в порядке. Ты себя голодом моришь. Ты только посмотри на себя! У тебя ресницы выпадают!

Меня глубоко поразило ее наблюдение. Ресницы у меня, конечно, не выпадали, но ее слова я запомнила надолго. И вместе с этими словами пришел конец нашей дружбе. До этого я уже потеряла нескольких друзей, но с ними все было совсем по-другому.

В конце первой недели занятий в клубе я познакомилась с Франческой.

Всю неделю я тренировалась в спортзале под музеем Уффици. Я садилась на узкое, двигающееся на рейках сиденье гребного тренажера и бралась руками за деревянную рукоятку. Потом я толкалась ногами, и сиденье отъезжало назад, передвигаясь по железным рейкам. Я подтягивала деревянную, заменявшую весло, рукоятку до груди, а натяжение эластичных тросов, на которых эта рукоятка крепилась, имитировало сопротивление воды. Потом сиденье начинало двигаться вперед, и мои колени сгибались так, что чуть не касались подбородка. Постепенно я освоила эти движения и к ним привыкла. От крутящегося колеса дул охлаждавший меня воздух. За последний год я потеряла так много мышечной ткани, что после нескольких «гребков» на тренажере ноги, руки и даже сиденье начинали дрожать. Но потом постепенно я вошла в ритм. Движешься вперед и сжимаешься, движешься назад и распрямляешься. Сначала медленно, потом быстрее. Я получала удовольствие от того, что двигалась. Энергия, которую я тратила во время тренировок, компенсировалась тем, что мой список расширился и я стала больше есть. Все равно я не смотрела на себя в зеркала, установленные на стене зала. Я смотрела на рукоятку, на колесо и свои ноги.

Через несколько дней после начала тренировок Стефано увидел, как я мучаюсь на тренажере, и помог мне советом, как надо правильно на нем тренироваться. За то время, пока я хожу в клуб, я разговаривала только с ним и Мануэле. Я не общалась ни с одним другим членом клуба. По утрам в клубе занимаются в основном старики. По коридорам разносится их болтовня и клацанье металла тренажеров поднятия тяжестей. Работающие мужчины часто приходят на тренировку в обеденный перерыв, в период, когда город замер во время сиесты. После окончания школьных занятий в клубе появляются мальчишки. Они неумело управляют байдарками и слишком близко подплывают к берегу, у которого собирается много мусора. Стефано выкрикивает им инструкции с моторной лодки, обнадеживающе улыбается и строит гримасы, когда лодка ребят слишком близко оказывается у берега. В это время старики все еще сидят на берегу, продолжая критиковать мальчишек, проплывающих мимо них на небольших деревянных байдарках.

В субботу я вошла в раздевалку и увидела Франческу. Она была совершенно голая и, наклонившись над раковиной, внимательно осматривала в зеркало свои глаза. Глаза у нее были немного припухшие, с красными кругами вокруг.

– Как дела? – спросила она меня на прекрасном английском. – Я Франческа. А ты американка.

– Ханна, – сказала я, и мне показалось, что мой собственный голос прозвучал как-то странно.

– Ханна. Ты студентка?

Я подумала, что она хочет сделать мне комплимент.

– Нет, не студентка. Просто решила пожить здесь некоторое время.

– А давно ты уже здесь? – спросила Франческа, размазывая крем вокруг глаз.

– Затрудняюсь ответить.

– Вот как? Тогда поосторожнее, здесь время течет не так, как в других местах. – Она потерла одну ладонь о другую. – Здесь время скользкое. Кажется, что движется медленней, но на самом деле это совсем не так. Посмотри на мое лицо. – Она посмотрела в глаза моему отражению в зеркале и слегка оттянула свою кожу на лице. – Всегда можно точно сказать, как я себя чувствую. Я не могу позволить себе быть слишком грустной, потому что все это моментально видно по лицу. Время прилипает, понимаешь?

– Это ты о…

– О морщинах. О возрасте. Впрочем, тебе рано еще об этом знать. Тебе сколько лет?

– Двадцать девять.

– Хм. – Она снова перевела взгляд на собственное отражение в зеркале. – Я думала, что ты моложе.

Мне не очень понравилось ее замечание, но сейчас меня больше волновало то, как я буду переодеваться. Я не люблю переодеваться тогда, когда на меня кто-нибудь смотрит. За взглядами могут последовать и вопросы. Несмотря на то что я снова начала есть, моя плоть продолжала исчезать. Мое тело – сплошные кости. Кроме этого на коже царапины и синяки. Они появляются на теле совершенно неожиданно и без причины. Синяки – это, так сказать, вещественные доказательства, улики. Скрыться от Франчески никак не получалось, поэтому я переодевалась по одной вещи. Сняла одну – надела вместо нее другую. Я бросила взгляд на фигуру Франчески. Не буду говорить, что по сравнению с ней выглядила хрупко. Я – как амазонка. У меня большие руки и ноги. В роду женщины были такого телосложения. Франческа сделана совсем из другого теста. Она субтильная особа невысокого роста. Ей, наверное, уже за сорок, но, если не обращать внимания на красные круги вокруг ее глаз, можно подумать, что ей нет и двадцати пяти.