Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Страница 63

порядок инструмент, не поправит сбрую. А если уж начал работать, то по

пустякам останавливаться не станет. Русские пошли курить, а он продолжает

работать. У него все строго по минутам: когда работать, когда отдыхать. Он сорок

пять минут работает, пятнадцать минут отдыхает. На поле никогда курить не

будет. Надо ему перекурить — выйдет с поля, хоть с середины, покурит и опять

пойдет работать.

Отмечаемая почти всеми медлительность немцев в работе иногда

диктовалась вынужденным лукавством. У Марии Николаевны Токаревой возникла

проблема с печкой: «Пригласили двух немцев. Недели две они складывали мне

печь кафельную. Придут, пару кирпичей положат, я их покормлю, посидят, покурят

и уходят».

146

Нашим переселенцам запомнились трудолюбие и мастеровитость немцев не

только на службе, но и дома, в быту. Многих поражало, что по утрам женщины

мели щетками, мыли тротуары и мостовые у своих домов.

Была еще одна сфера, в которой на первых порах местные жители могли

проявить свои деловые качества, — торговля. Летом 1945 года в Кенигсберге

было зарегистрировано 33 частных магазина. Эту картину хорошо описал

участник войны, оказавшийся в Кенигсберге в 1945 году, Петр Яковлевич Немцов:

— Когда была карточная система, немцы создавали свои магазинчики и

мастерские, палатки, где они торговали лимонадом, продуктами питания. Видимо,

где-то доставали каким-то образом; занимались выпечкой пирожных, пирожков и

т. д. Ну а потом, когда нашего населения стало достаточно, От этих немцев надо

было как-то, если так можно сказать, отделаться. Так делали вот что: не отбирали

у немцев магазины и палатки, а заставляли платить налог, то есть налогом их

постепенно вытеснили. Положим, в месяц тысячу рублей должны заплатить

налога. Они, немцы, держатся. Значит, добавили им две тысячи — они торгуют.

Потом еще тысячу и т. д. Немцам стало ясно, что торговать невыгодно, и они

закрыли все свои лавки. Но то, что немцы имели свои магазины, палатки,

мастерские, в которых продавали продукты питания и другие предметы, сыграло

большую роль, потому что у нас магазинов было мало открыто при карточной

системе и, конечно, это было большим подспорьем.

«Начальнику финансового отдела ст. л-ту Захарову

Рапорт

Доношу, что владелец магазина Фор Алла по улице Луизен Аллея, д. 49,

производит обмен готовой обуви и одежды на продукты, что под- тверждают

обнаруженные в шкафу четыре пары полуботинок, нательное белье и продукты:

сахарный песок — 0,450 кг, мука пшеничная 0,750, фасоль — 0,1, табак легкий —

0,2. Продукты обнаружены вторично. Прошу возбудить ходатайство перед зам.

в/коменданта по гражданскому управлению о наложении штрафа на Фор Аллу в

сумме 20000 марок за нарушение прав торговли.

Ст. л-т. Кузнецов

23.08.45 г.»

ГАКО. Ф. 298. Оп. 1. Д. 21. Л. 58.

В заключение -г^ рассказ одной из тех, про кого нацйСана эта: глава, — немке

О. К-н, поселившейся в Кенигсберге еще в 1938 году, При новой власти ей

удалось устроиться кассиром в бане: ,

— Работала строго от начала и до конца, ни больше, ни меньше, чем

полагалось. Но все рабочее время я действительно работала, работала по-

настоящему. Может, за это меня и не любили. Запомнилось, как пытались пройти

без очереди в баню работники НКВД (или МТБ). Я их не пускала и говорила,

чтобы они шли по очереди. Бывало так, что кто-нибудь из них заберется в ванную

и сидит там больше получаса, я тогда стучу в дверь и говорю, что время

кончается. Им это не нравилось, они говорили,

что меня «посадят». Но я уже убедилась, что если русский скажет, что «я

тебя посажу», — то это как раз и не произойдет. Это у нас, у немцев, если сказали

бы, что «посадят», то это сделали бы наверняка. Потом я еще работала во

вневедомственной охране на базе тралового флота и на пивзаводе. Я не давала

начальству воровать. За это меня не любили. Как-то раз убрали с моего обычного

поста и отправили на дальний пост стоять на улице на сорокаградусном морозе.

Я говорила начальнику охраны, что у меня плохое здоровье. Он мне на это

заявил, что я могу уволиться и возвращаться к себе в Германию. Пришлось

147

написать жалобу в Москву. Скоро пришел ответ. Меня и начальника пригласили в

управление внутренних дел. Нас развели по разным кабинетам. Меня просили,

чтобы я его простила, а его ругали в другом кабинете.

Несколько портретов

Расспрашивая переселенцев о немецком населении, мы просили рассказать,

как местные жители выглядели, одевались, чем отличались от русских. Эти

рассказы удивительно похожи друг на друга.

— У женщин были простые вязаные чулки или гольфы и башмаки- колодки на

ногах.^В них и зимой ходили. Пальто зимние были на вате, только рукава — без

ваты. Помню, и мне немка сшила такое пальто, я все у нее спрашивала, почему

рукава пустые? Некоторые носили полупальто. На голове платок завязывали как

чалму, — делится своими впечатлениями Валентина Ивановна Текутьева из

Багратионовска.

— Здесь такой район у них был — Понарт, где жили небогато. Все были

чистоплотные. Женщины ходили в фартучках. На работу шли в деревянных

башмачках. И рано* утром было очень слышно, как они цокают по каменной

мостовой. Они сумели и подвальчики свои обустроить, — свидетельствует Юлия

Васильевна Гомонова.

Аккуратность немецких жителей запомнилась калининградке Ирине

Васильевне Поборцевой:

— Как они следили за чистотой, как ценили аккуратность и красоту. У каждого

дома стояли урны для мусора. Особенно поражалась моя дочка, что немки

каждое утро выходили убирать улицу, все они были в чепчиках, белых

передниках. Все отмечали, как особенно немки заботятся о своем внешнем виде:

постоянно вечером накручивали волосы на бумажные рожки, стирали белые

фартуки. Очень аккуратный народ. Хоть все кругом было разрушено, прошла

война, а чистота поддерживалась.

Воспоминания продолжаются. Как бы из небытия возникают имена соседей,

случайных знакомых и даже друзей-немцев.

— У нас на 820-м заводе был немец Лефебер, столяр. Исключительно

хороший человек. Он меня просто околдовал. Часто ко

мне приходил. Мы с ним разговаривали, обычно на бытовые темы. Он не

напрашивался, но я его всегда угощал, — рассказывает Исаак Мен- делеевич Ф и

ш б е й н.

Тамара Яковлевна Загородняя подружилась со своей ровесницей Вандой

Фогт, с которой вместе работала на базе. Алексей Васильевич Трамбовицкий с

теплотой вспоминает о своих коллегах по работе в калининградском кожно-

венерологическом диспансере: докторе Атце, медсестре Дорис, санитарке Грунау

-—«как ее ни увидишь, она вечно за работой». В поселке Шпандинен большим

уважением, по свидетельству Сергея Владимировича Даниель-Бека,

пользовалась семья профессора Отто Зирке: «Он жил вдвоем с женой, был

филологом, говорил по-русски, правда, плохо. Мы были знакомы семьями. Ещ

использовали на заводе, где работала мама, переводчиком». Юрий Николаевич

Трегуб помнит простую немецкую женщину, которая почти год жила у них в доме:

«Фрау Рейнгардт — так мы ее всегда звали. Отец встретил ее случайно в сорок

седьмом году где-то под Славском. Она там чуть не умирала с голоду. Отец

привез ее с собой, й она у нас жила во второй комнате. Помогала по дому,

готовила обед, так как мать с отцом работали, а мы, мальчишки, что мы могли

приготовить? Она и суп сварит, и уберет в комнате, и хлеба принесет. Сама жила

и'нам помогала».

148

Было немало таких девушек и женщин, которые Шли в домах офицеров или

ответственных работников на положении то ци служанок, то ли членов семьи. Об