Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Страница 15

командования, руководители крупных промышленных предприятий. Владимир

Петрович Филатов запомнил, что на вокзале стояли 10 походных кухонь с горячей

пищей. Всех прибывших накормили сытным обедом, дали по буханке хлеба на

семью. Торгующие организации устраивали продажу хлеба, сахара, мяса, рыбы,

соли и других продовольственных и промышленных товаров. Прямо к вагонам

подавали грузовые машины — «студебеккеры». Встречавшие распоряжались

посадкой людей, погрузкой вещей и отправлением машин.

Если дело происходило не в Кенигсберге, а где-нибудь в маленьком городке

или поселке, то вместо «студебеккеров» и военных грузовиков запросто могли

быть немецкие телеги или брички: смотря какими возможностями располагали

встречающие организации. Тут же, на месте выгрузки, проходила регистрация

переселенцев, выдача ордеров на жилье, распределение по местам работы. О

том, как действовали офици-

альные органы власти по расселению переселенцев, поведал Николай

Иванович Чудинов, долгое время работавший инспектором по приему и

хозяйственному устройству переселенцев в Краснознаменском районе:

— Переселенцы комплектовались уже на месте по районам, а мы здесь тоже

стремились сохранить это. Они никак не хотели, чтобы из одного района

расселяли как-нибудь в другое место. Их свозили в один населенный пункт, в

один колхоз. Мы заранее готовили населенные пункты для размещения

переселенцев. Я лично осматривал каждый поселок, записывал характер жилья,

какой где требуется ремонт. Мы ведь в сорок шестом году сняли почти три тысячи

дверей со зданий в Добро- вольске (Пилькаллене) для того, чтобы переселенцам

дать на ремонт своих домов.

В мою задачу входило: я должен знать, когда эшелон прибудет, я это знал,

подолгу жил в Шталлупенене, имел связь с военными. И когда эшелон в Минске

оказывался, нам уже по селектору становилось известно. Я связываюсь тогда с

Черняховском, там воинская часть за нами была закреплена, автоколонна.

Сообщаю. Они со своими «студебеккерами» едут в Нестеров и ждут. Приходится

часа четыре-пять стоять, иногда и по полсуток. Как только подошел эшелон, я

вызываю начальство и людей, которые будут развозить по населенным пунктам.

Я тем временем всех переселенцев регистрирую — принимаю по документам от

начальника эшелона. Переселенцы приезжают, допустим, в колхоз «Победа».

Считаем, сколько семей. Ага, сорок семей или сорок пять из одного района, тогда

34

все сорок пять оставляем, потому что резервы у нас есть. И им сразу выдаю

ордера. А когда они уже разместились, тогда наше начальство едет туда и

организует колхоз. То есть проводит собрание, выбирает председателя, членов

правления. И начинается нормальная жизнь.

Каждой переселенческой семье на ремонт квартиры, если он требовался,

можно было получить до 10 тысяч рублей кредита. Была даже создана

переселенческая строительная контора. Работники приезжали, определяли

объем работ. Если сам хозяин может сделать то, что надо,— пожалуйста, делай

сам. Ему эта работа оплачивалась: составлялась смета, подсчитывались

расходы, это все оформлялось кредитом, а потом ему приходилось выплачивать

50 %. Но практически никто из переселенцев, кто отсюда не выезжал, ничего не

выплачивал, все списали. Сталин денег не жалел, так говорил: «Надо показать,

как здесь жили фашисты, а вот что из себя представляет наш общественный и

государственный строй». И потому здесь спрос потом был большой, особенно

когда жалоб было много. Жаловались, как правило, на то, что переселенцам

здесь обещали много, а дали мало.

Без митингов

Не всегда переселенцев встречали митингом, полевой кухней со щами и

ордером в благоустроенный дом. Некоторые приезжали ночью, в дождь,

высаживались в придорожную грязь, а то и несколько суток проводили на

станциях в вагонах.

Мария Григорьевна Жлобина вспоминает о своем приезде в 1949 году:

«В январе из БССР приехало 800 колхозников. Двое суток они просидели на

ст. Черняховск без горячей пищи, хотя руководители облторга и Черняховского

торготдела были предупреждены об их приезде за 4 дня. До сих пор многие

колхозники-переселенцы не могут купить соли, керосина и других товаров первой

необходимости».

«Калининградская правда», 1 февраля 1947 года.

— Нас встречал председатель колхоза. Он был в таком рваном кожухе, что

мы подумали: «Ничего себе председатель, какой же у него колхоз?»

На станциях переселенцы начинали разгружать вагоны, выносить вещи,

выгонять скот, грузиться по машинам. Нередко приходилось самим расчищать

себе дорогу: растаскивать бетонные заграждения, засыпать воронки. В тех

случаях, когда коров, привезенных переселенцами, было много, их не перевозили

на машинах, а гнали своим ходом.

— Из каждой прибывшей семьи один человек оставался, чтобы перегонять

корову, а остальные уезжали машинами. Стадо мы перегоняли со станции до

поселка Постникен с вечера до четырех часов утра. С нами были три солдата-

автоматчика, они показывали дорогу, — рассказывает Анна Ивановна

Трубчанина.

О том, что проезд от станции до места жительства был сопряжен с

опасностью, можно найти упоминания и в других интервью. Правда, такие

свидетельства относятся в основном к первым месяцам после окончания войны.

Одно из них дала Екатерина Михайловна Ковалева:

— Во второй половине августа сорок пятого года нас повезли из Кенигсберга

на машине в военный совхоз в Инстербургском районе. Ехали мы через

Гвардейск. Около него начинались леса. Шоферы (было несколько машин)

сказали: «Ложитесь вниз и крепко держитесь: будут обстреливать». И

действительно, как только машины на большой скорости въехали и лес, из-за

35

деревьев нас обстреляли. Это были, как говорили водители из бывших солдат,

недобитые фашисты. Проскочили мы удачно, никого не убило. Ехали без охраны.

Не очень светлые воспоминания о первых днях пребывания на новой земле

остались у Евдокии Ивановны Черкановой, которая сейчас проживает в Брянске.

«... переселенческий отдел Брянского областного управления сельского

хозяйства во многих случаях неправильно адресовал эшелоны, в телеграммах

часто сообщал совершенно другие районы и станции назначения, а также

засылал переселенцев в районы, не соответствующие планам привозки. Все эти

недостатки дезориентировали отдел и создавали путаницу при встрече эшелонов,

вследствие чего в некоторые колхозы приходилось вселять переселенцев в

неподготовленные дома».

Из отчета переселенческого отдела Калининградской области за 1953

год.

ГАКО. Ф. 183. Оп. 5. Д. 144. Л. 5-6.

— Нас погрузили на машины и повезли. Ночь уже была. Выгрузили где-то о

лесу. Шофер говорит: «Мне приказано вас в этот район доставить, а тут уж вы

сами разбирайтесь». И уехал. А темно уже, ничего не видно. Отец говорит: «Надо

утра дождаться, там разберемся». Мама уже заговорила о том, чтобы ехать

назад, домой. Построили шалаш из веток. Так мы и переночевали. Отец утром

пошел осматриваться. Приходит, говорит, что метров за восемьсот от нас есть

хутор, там живут наши брянские переселенцы, потом метров за триста еще один

хутор. Дом там не очень хороший, стекол не было, дверей. А крыша почему-то

крыта соломой. Везде дома крыты черепицей, этот т соломой. Рядом была

большая конюшня и хороший сарай. И конюшня, и сарай покрыты черепицей.

Отец говорит, мол, мы здесь долго жить не будем, поживем года два-три и уедем.

Стали устраиваться. Двери откуда-то притащили, стекла по кусочкам вставляли.

Отец еще говорил, что если в доме плохо будет, можно и в конюшне жить, так как