Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Страница 14

для восстановления железных дорог в бывшей Восточной Пруссии: костыли,

гайки, рельсы, шпалы. Под пбкровом ночи мы закапывали друг друга в эти гайки.

А в первый раз я добирался до Кенигсберга в воздушном ящике под вагоном. Мы

были маленькие ростом, щуплые. Залазили в эти ящики, последний нас

закрывал, а сам забирался на платформу и закапывался в эти гайки. В

Кенигсберге высадились на территории нынешней станции Калининград-

Сортировочная. Прошлись по теперешнему Балтийскому району — все вокруг

было разрушено. Зрелище ужасное. Прошлись мимо Кафедрального собора,

походили по его подвалам, потому что нам кто-то сказал, что там сохранились

буфеты. Мы искали себе пропитание и пристанище. Ночевали в разбитом

трамвае, заброшенных железнодорожных вагонах. Было начало июня и довольно

тепло. У нас была цель: достать себе какую-нибудь одежду и продукты. Мы были

фактически босые, наша одежда была изодрана. Нередко мы

становились в очередь у солдатских кухонь, раздававших пищу немецким

детям, они нам уступали дорогу. Но были и кухни, где кормили таких же, как и мы,

русских детей. В районе нынешних улиц Комсомольской и Красной и парка имени

Калинина бродили пятнистые чернобелые коровы, лошади. Везде стояли

солдатские повозки, машины. Все было пропитано атмосферой отдыха, эйфории,

раскрепощенности, радости. По городу везде велосипеды валялись; у нас в

деревне такой «техники» не было, и мы ее осваивали, катаясь по асфальту. В

брошенных квартирах мы подобрали себе кое-какую одежду. Прихватили узелки с

вещами, которые прятали в разбитых трамваях, — у нас был уже «свой» трамвай.

Он и стал нашим первым жильем на Калининградской земле. Через несколько

дней на таких же железнодорожных платформах мы отправились обратно. На

границе с Литвой нас поймали и отвезли под конвоем в Смоленск, а там мы уже

разбежались кто куда.

Прибытие

В дороге переселенцы видели разрушенные города и села России, Украины,

Белоруссии. Но то, что открылось их взору на территории бывшей Восточной

Пруссии, поразило даже фронтовиков.

«В Калининградскую область по плану подлежало переселить 50 семей

рыбаков-колхозников. Фактически переселена 81 семья. На станцию Лабиау

эшелон 442 прибыл [5 октября 1948 г.] на 9-е сутки. Средний состав семьи

выразился в 4,74 человек вместо 5 человек по плану, вследствие чего мы имеем

экономию средств, отпущенных на пособие переселенцам. <...> Вместе с

эшелоном рыбаков в Калининградскую область был отправлен скот

переселенцев: коров — 74, телят — 25, свиней — 6, овец, коз — 131, дом. птицы

— 292, пчелосемей — 5».

Из отчета переселенческого отдела Куйбышевской области за 1948 год.

ГАКуйбО. Ф. 4072. Оп. 1. Д. 14. Л. 1, 7.

Вспоминает Юрий Николаевич Трегуб, приехавший с родителями из Алма-

Аты:

Когда мы стали въезжать в бывшую Восточную Пруссию, когда проехали

город Вилкавишкис, тут начался сплошной ад. Все было разрушено, все дома

32

побиты, на железнодорожных путях вагоны покорежены, кругом противотанковые

ежи, железобетонные укрепления - доты, дзоты, брошенные орудия... Особые

впечатления оставил город Инстербург. Когда подъехали к станции, то она была

вся разрушена. Торчали только столбы железные, на которых когда-то крепилась

кры-

ша, да металлические рамы без стекол. Вокруг обгоревшие кирпичи, в

воздухе стоял запах гари — до сих пор помню его.

И все же страшные следы войны не могли заслонить у переселенцев

естественного чувства любопытства. «Когда подъезжали к городу на поезде,

поразили дома с черепичной крышей. Было очень необычно. Сразу ощущалось,

что здесь жили совсем другие люди. Крыши домов островерхие и красиво

выглядели» (Алевтина Васильевна Целовальникова, приехала из Рязани). Все

вокруг казалось чужим, необычным, немного пугающим. И аккуратные

деревенские домики, крытые красной черепицей, и обсаженные деревьями

дороги, и асфальт повсюду.

— Даже по развалинам, которые я наблюдала из окна вагона, — вспоминает

Анна Андреевна Копылова, — сразу было видно, что это уже не Россия, а

Западная Европа. Сердце не стучало, а колотилось. Все было вокруг

интересным, незнакомым, любопытным.

И вот Кенигсберг — конец долгого и трудного пути. Эшелоны разгружались в

разных местах в районе Южного вокзала.

Из воспоминаний калининградской журналистки Марии Павловны Кубаревой:

— Вокзала в нынешнем его виде не существовало. Хотя здание в основном

сохранилось. Поезд остановился у какого-то временного строения барачного

типа. Первое, что сразу же бросалось в глаза, — развороченные

железнодорожные пути, огромное количество разбитой техники, завалы на

товарной станции. Но подходили и разгружались поезда, продавались билеты,

была маленькая камера хранения и зал для приезжих.

Вот как воскрешает в памяти свой приезд Александр Августович М е л н г а л

в:

— Мы приехали в Кенигсберг в пасмурный, слякотный, хмурый, дождливый

день. Это было 17 января 1947 года. Разгружались у двух деревянных бараков,

там и был «зал ожидания». В барак набилась огромная масса народу. Нам

удалось «захватить» скамейку, люди в бараке постоянно двигались. Мы

просидели там двое или трое суток. И самое страшное — море клопов, они

падали прямо е потолка! До сих пор помню, как они кусались... Через какое-то

время я вышел на улицу. Справа и слева — болото, а впереди — развалины. Я

вышел на уцелевший мост на нынешней улице Киевской. Кругом — тишина и

развалины. Слева от железнодорожного полотна — сотни немецких паровозов.

Смотрю с моста в сторону города: ни дымочка, ни машины, ни человека — одни

развалины. Такая пустота! И так тоскливо стало на душе. Вернулся и говорю

маме: «Давай, пока не поздно, обратно». Она отвечает: «Мы же получили деньги,

нас вызвали», — успокоила меня кое-как.

Случалось так, что поезда, прибывавшие ночью, не разгружались и люди

ночевали на станции в вагонах. Вот что рассказывает Михаил Иванович Иванов,

приехавший в 1947 году:

— Нам сказали, чтобы мы не выходили из поезда. В городе неподалеку от

товарной станции шла интенсивная стрельба. Я поинтересовался у военных, в

чем дело, и те ответили, что это отлавливают «банду власовцев». Их потом еще

долго отлавливали. Мы сидели в вагонах всю ночь, нас охраняли автоматчики.

Переселенцев предупредили, чтобы были бдительны. Наши женщины,

33

приехавшие с детьми, от страха накричались и наплакались. Людей даже апатия

охватила, потому что они решили, что их попросту обманули: при вербовке

говорили, что в Калининграде все спокойно, а тут стреляют.

О своей первой встрече с новым краем рассказывает Екатерина Сергеевна

Моргунова, приехавшая из Ульяновской области в 1946. году:,

/ — Прибыли мы на станцию Нестеров. Туман был сильный. Нам сказгши:

«Никуда не ходить, кругом снаряды». Некоторые закричали: «Куда же это мы

приехали?!» Потом митинг был, музыка, оркестр военный. Сам первый секретарь

райкома встречал. Фамилию не помню. Небольшого роста, полный такой. Хорошо

одет, белые сапоги на нем были. Еще там был Галкин, председатель

райисполкома. Он здесь воевал. Мы его потом сами выбирали. Секретарь

говорит: «Нас здесь всего двенадцать человек. Всего немножко. И вот вы Щ-

первый эшелон. Запела калининградская земля, замычали коровы, закричали

петухи. Не бойтесь ничего, вас охранять будут!»,

Особенно торжественно, с музыкой и хлебом-солью, встречали самые

первые эшелоны. И, конечно, были митинги, на которых с приветственными

речами выступали представители гражданского управления, военного