Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник] - Страница 128

Серой молнией бросился волк на тролля. Сонный воин не знал, кто на него напал, пока волчьи клыки не сомкнулись на его горле. Он рухнул на пол, царапая своими когтями зверя, лежавшего у него на груди, и умер.

Скафлок съежился, кровь капала с его пасти. Вкус у нее был кислый. Ну и шум он устроил… хотя нет, тревоги не объявили… никто ничего не слышал… замок слишком велик. Придется рисковать, что тролли найдут тело прежде, чем он покинет замок. Да, его почти наверняка кто-нибудь найдет, поэтому…

Быстро, уже в человеческом облике, Скафлок изрубил шею тролля его собственным мечом, чтобы нельзя было понять, что убили его зубы, а не клинок. Может, тролли решат, что он пал в пьяной драке. «Лучше бы им так и решить», — угрюмо подумал юноша, вытирая губы и выплевывая зеленую кровь.

Вновь превратившись в выдру, он побежал дальше. Дверь на вершине лестницы, ведущая в комнаты Имрика, была закрыта, но он знал тайные шипение и свист, которые ее открывали. Проделав это, он приоткрыл дверь носом и вошел внутрь.

На ложе Имрика спали двое. Если новый ярл проснется, Скафлоку придет конец. Юноша пополз к ложу, каждое движение казалось ему очень шумным.

Добравшись, он встал на задние лапы и увидел на подушке божественно прекрасное лицо Леи в облаке серебристых волос, а рядом — голову светловолосого мужчины, лицо которого не утратило сурового выражения даже во сне. Это лицо было копией его собственного.

Так… значит Вальгард-преступник стал теперь ярлом. Скафлок с трудом удержался, чтобы не вцепиться волчьими клыками ему в горло, не выклевать орлиным клювом глаз и не погрузить морду выдры в растерзанные внутренности.

Но то были звериные желания. Поддавшись им, он наверняка поднял бы шум и навсегда потерял меч.

Он коснулся носом щеки Леи. Альвиня открыла глаза и узнала его.

Она медленно села. Вальгард вздрогнул и застонал во сне. Лея замерла. Берсеркер что-то пробормотал. Скафлок уловил обрывки фраз: «…подменыш… топор… О, мать, мать!»

Альвиня опустила ногу на пол, и, опираясь на нее, выскользнула из постели. Ее белое тело просвечивало сквозь завесу волос. Как тень вышла она из спальни, миновала вторую комнату и остановилась в третьей. Скафлок выбежал следом, и Лея тихо закрыла за ним все двери.

— Теперь можно поговорить, — прошептала она.

Юноша предстал перед ней человеком, и альвиня прижалась к нему, полусмеясь, полуплача. Она целовала его так долго, что, забыв о Фреде, он увидел, насколько прекрасна женщина, которую он держит в объятиях.

Лея заметила это и потянула его к ложу.

— Скафлок, — прошептала она. — Любимый…

Юноша опомнился.

— У меня нет времени, — жестко сказал он. — Я пришел за сломанным мечом, который мне подарили Асы.

— Ты устал. — Руки альвини гладили его лице. — Ты мерз, голодал, тебе грозила смерть. Устрой себе передышку и отдохни. У меня есть тайная комната…

— У меня нет времени, — оборвал он ее. — Фреда ждет в самом сердце владений троллей. Проводи меня к мечу.

— Фреда? — Лея побледнела еще сильнее. — Значит, эта смертная девушка по-прежнему с тобой?

— Да, и она отважно воевала за Эльфхейм.

— Я тоже неплохо постаралась, — сказала Лея со странной смесью прежней иронии и сожаления в голосе. — Вальгард уже убил ради меня старого Грума, ярла троллей. Он силен, но я переделываю его по-своему. — Она наклонилась к нему. — Он лучше тролля, это почти ты… и все же не ты, Скафлок, а мне уже надоела эта роль.

— Торопись! — Он встряхнул ее. — Если меня схватят, это будет конец Эльфхейма. Каждая минута на счету.

Альвиня постояла молча, потом повернулась и выглянула через большое застекленное окно в мир, где облака поглотили месяц, а замерзшая земля ждала в тишине рассвета.

— Действительно, — сказала она. — Ты прав. Естественно, ты хочешь как можно скорее вернуться к своей любимой Фреде.

Она отвернулась от него и беззвучно засмеялась.

— Хочешь знать, кто был твоим отцом, Скафлок? Сказать, кто ты на самом деле?

Юноша закрыл ей рот рукой, чувствуя, как прежний страх хватает его за горло.

— Молчи! Ты слышала, что сказал Тюр?

— Закрой мне рот поцелуем, — ответила она.

— Я не могу ждать… — начал он, но потом повиновался.

— Ну, теперь пойдем?

— Холоден был этот поцелуй, — пробормотала она. — Холоден, как повииность. Что ж, пошли. Но ты обнажен и без оружия. Оборотнем ты не сможешь забрать отсюда железный меч, поэтому оденься. — Она открыла сундук. — Вот рубаха, штаны, сапоги, плащ и все, что пожелаешь.

Скафлок торопливо оделся. Богато расшитые одежды наверняка принадлежали когда-то Имрику, а потом были перешиты для Вальгарда, потому что подошли ему идеально. На пояс он повесил топор. Лея накинула на себя огненно-красный плащ и повела его к другой лестнице.

Они спускались все ниже. На лестнице было холодно и царила глубокая тишина, но напряжение казалось невыносимым. Один раз они наткнулись на какого-то тролля, стоявшего на страже, и Скафлок уже потянулся за топором, но стражник только склонил голову, приняв его за подменыша. Ведя жизнь изгнанника, Скафлок отпустил бороду и стриг ее так же коротко, как и Вальгард.

Они достигли подземелий, где сырой мрак лишь изредка разгонялся светом факела. Шаги Скафлока будили громкое эхо в коридорах, а темнота казалась осязаемой. Лея шла легко, не говоря при этом ни слова.

Наконец они дошли до места, где на каменной стене виднелись более светлые следы цемента, по которому Имрик когда-то начертал рунические знаки. Рядом виднелась запертая дверь. Лея указала на нее.

— В этой камере Имрик держал мать подменыша, — сказала она. — Теперь он сам в ней, подвешенный за пальцы над негасимым огнем. Напившись, Вальгард развлекается, хлещет его бичом.

Скафлок так сильно сжал пальцы на рукояти меча, что они побелели. Но в глубине души он задавал себе вопрос: разве судьба Имрика хуже того, что он уготовил троллице, и кто знает, скольким другим? Разве Фреда — или Белый Христос, о котором она немного рассказала ему, — не правы, говоря, что зло рождает еще большее зло и тем самым приближает Рангарек?

Не пришло ли время гордости и мести уступить место любви и прощению, являющимися не достойными презрения слабостями, а величайшей победой, доступной человеку?

И все же Имрик воспитал его, а Эльфхейм был его родиной…

Почему он не мог узнать тайну своего рождения? Скафлок ударил топориком по стене.

Вдали послышались крики и топот ног.

— Тревога, — прошептала Лея.

— Думаю, нашли стражника, которого мне пришлось убить, — Скафлок ударил сильнее, цемент медленно отваливался от камня.

— Они видели, как ты входил в замок? — спросила альвиня.

— Меня могли заметить в виде орла. — Топорище переломилось. Скафлок выругался и продолжал бить обухом.

— Если Вальгард узнает об орле, он может догадаться, что это не простое убийство. А если он, прикажет солдатам обыскать замок и нас найдут… Торопись!

Шум наверху усиливался, но здесь, внизу, он казался тише скрежета металла о камень или извечного звука капающей воды.

Скафлок вложил острие топора в щель и сильно нажал. Один, другой, третий раз — и камень выпал.

Юноша сунул руку в темную нишу и достал оттуда меч.

Обе части сломанного клинка были в земле. Когда-то меч этот был обоюдоострым и таким большим и тяжелым, что только самые сильные воины могли им владеть. Хоть и долго пролежал он в тайнике, но не заржавел, остался острым, как бритва. Гарда, рукоять и набалдашник эфеса зловеще поблескивали. На них выгравировали силуэт дракона таким образом, что они образовывали его хвост, туловище и голову, а заклепки казались сокровищами, на которых он сидит. Вдоль темного клинка тянулись руны, которых Скафлок не сумел прочесть, однако почувствовал, что самые могучие из них — на рукояти.

— Оружие богов, — сказал он. — Надежда Эльфхейма.

— Надежда? — Лея отпрянула, подняв руку, словно желая что-то оттолкнуть. — Кто знает? Сейчас, когда он у нас, мне кажется…