Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник] - Страница 1

Создавайте единство.

Я/мы: ноги, принадлежащие Охраняющему Северные Врата и другим, которые могут быть; Паромщику и Скорбящему, которые не будут больше; Много Мыслей, Открывателю Пещер и Хозяину Песен, которые не могут больше быть; крылья, принадлежащие Искателю Железа и Освещающему Дом и другим, которые могут быть; Много Мыслей, которых не может больше быть; юные руки, что только учатся делиться воспоминаниями. Создавайте единство.

О, свет, ветер, река! Они слишком сильны, они хотят разделить меня/нас.

Сила. Это не первые руки, что приходят сюда вспоминать путешествие, совершенное за много лет до того, как они родились на свет. И не последние. Думайте о силе, думайте о покое.

Что-то размытое: две ноги, два лица… нет… у них были клювы?

Вспоминайте. Лягте свободно на землю под шепчущие листья; пейте свет и ветер, и шум реки. Пусть хлынет свободным потоком воспоминание о тех делах, что свершились еще до того, как мои/наши руки появились на свет.

Теперь яснее: они были такими странными; так как же можно их увидеть, не говоря уже о том, чтобы удержать их облик в памяти?.. Ответ: глаз учится видеть их, ухо — слышать их, язык ног и конечности крыльев и руки — трогать их кожу, ноздри — ощущать издаваемый ими запах.

Это идет хорошо. Быстрее, чем обычно. Возможно я/мы можем создать хорошее единство.

Укол радости. Привкус страха в воспоминаниях… что-то чужое, опасность, боль, смерть, и все вместе — мучение.

Лежи спокойно. Это было давно.

Но время тоже едино. Настоящее нереально, лишь прошлое-и-будущее имеют достаточную для реальности протяженность. То, что случилось тогда, должно быть известно дам. Чувствуй каждой клеточкой моих/твоих юных рук, что я/мы — это часть Нас — Нас из Громового Камня, работающих с железом, строителей, плужников, обитателей домов и обменщиков — и что каждое из единств, которое мы можем, создать, должно знать и тех, кто пришел из-за неба.

Пусть единство снова вспомнит и отразит путешествие Открывателя Пещер и Скорбящего в те дни, когда чужие, обладающие лишь одним телом, но все же умеющие говорить, прошли через горы к неведомой битве. И каждое такое воспоминание дает мне/нам все больше внутреннего зрения, позволяет пройти немного дальше по той тропе, что ведет к пониманию их.

Хотя может случиться так, что мы путешествуем по этой тропе в неверном направлении. Тот, кто вел их, сказал однажды, что он (она, оно?) сомневается в том, понимают ли они сами себя, а если нет, то смогут ли когда-нибудь понять.

Тюрьма-спутник вращалась вокруг Ллинатавра по высокой орбите вдалеке от мест регулярного космического движения. Обзорник камеры Хьюга Мак-Кормака показывал ему планету в разных фазах. Иногда то была темнота, чуть тронутая по краям красно-золотистыми лучами солнца, — и лишь город Катарайнис звездой сверкал на ее фоне. Иногда — ятаган, ярко сиявший под солнцем. Время от времени он видел планету целиком — блестящий круглый шар, голубой в тех местах, где лежали океаны, и отмеченный серебристыми облаками там, где простирались континенты, огромные и зеленые.

Земля с такого расстояния выглядела точно так же. (Если смотреть на нее с более близкого расстояния, было заметно, что вид у нее изможденный, как у постаревшей красавицы, что знала в своей жизни много мужчин.) Но Земля была далеко, в паре световых столетий отсюда. И не один мир не походил на ржаво-коричневый Эней, по которому тосковал взор Мак-Кормака.

Спутник-тюрьма не вращался, тяготение на нем целиком зависело от генераторов гравитационного поля. Тем не менее, его бег по орбите заставлял небеса медленно струиться мимо обзорника. Когда Ллинатавр и солнце исчезли, заключенный обрел возможность видеть другие звезды. Они были повсюду — немигающие, самоцветные, холодные, как зимний день. Ярче всех сияла Альфа Круцис — голубовато-белые гиганты-близнецы в десяти парсеках отсюда; но Бета Круцис — звезда-одиночка того же типа, светилась в той же части неба немногим дальше от них. Кроме того, тренированное зрение могло различить красное сияние Альдебарана и Арктура. Оно походило на костры, что, обогревали и освещали человеческое стойбище в ночной степи. Еще можно было поймать взглядом Денеб и Полярную звезду, но те были далеко за пределами и Империи, и территории врагов Империи. Свет их был холоден.

Во рту у Мак-Кормака пересохло.

«Если бы Катрин настроилась на мой разум, — подумал он, — она сказала бы, что у Левитикуса должно быть какое-то возражение против такого количества метафор».

Он не осмелился признаться себе, что ее образ все еще живет в его душе..

«Мне повезло, что я оказался во внешней камере. И нельзя сказать, чтобы я испытывал особые неудобства. В намерения Снелунда это явно не входило.»

Помощник начальника тюрьмы выглядел явно смущенным и высказал все извинения, на которые только осмелился.

— Это… э… приказ о вашем задержании, адмирал Мак-Кормак, — сказал он. — Прямо от губернатора. До суда или… до переброски на Землю, может быть… э… до дальнейших распоряжений… — Тут он посмотрел на факс на своем письменном столе, словно надеялся, что текст изменился со времени первого прочтения. — Так… одиночка, полная изоляция… Честно говоря, адмирал Мак-Кормак, я не вижу причин, по которым вам стоило бы запрещать пользоваться книгами, бумагой, даже проектором для препровождения времени. Я пошлю запрос Его Превосходительству и буду просить об этом.

«Я знаю причину, — подумал Мак-Кормак. — Частично она кроется в злобе, но главное — они хотят сломить меня.

— Осанка его сделалась еще более горделивой. — Что ж, пусть попробуют».

Сержант дворцовой охраны, доставивший арестованного из катарайнисского порта, бесстрастным голосом произнес:

— Не величайте предателей титулами, которых они лишены.

Помощник начальника тюрьмы выпрямился, смерил охранника взглядом и произнес:

— Сержант, прежде, чем перейти ка теперешнюю мою службу, я двадцать лет провел в рядах флота. Я создавал СПО. Под командованием Его Величества находится любой офицер имперской армии, любой член примыкающих к армии сил. Флот адмирала Мак-Кормака может быть лишен своего командующего, но до тех пор, пока командующий не будет снят с поста в результате тщательного судебного расследования или посредством прямого приказа с трона, вы обязаны выказывать ему уважение, иначе обнаружите себя в куда худшем положении, чем то, в которое вы уже попали.

Он покраснел, тяжело дышал и, казалось, хотел прибавить что-то еще. Очевидно, он видел все это в каком-то ином свете. Чуть помолчав, — смущенные охранники переминались тем временем с ноги на ногу — он добавил:

— Подпишите бумаги и уходите.

— Но мы должны… — начал было сержант.

— Если у вас есть большие полномочия, чем передача этого джентльмена под арест, позвольте мне на них взглянуть. — Пауза. — Подпишите и идите. Я не намерен препираться с вами.

Мак-Кормак тщательно запечатлел в мозгу имя и лицо помощника начальника тюрьмы. С той же тщательностью он отмечал всех причастных к его аресту. Придет день… если придет…

Что стало с начальником этого человека?

Этого Мак-Кормак не знал. С тех пор, как он уехал с Энея, ему не приходилось сталкиваться с гражданской судебной системой — военный флот располагал собственной. Отправка его сюда была оскорблением, смягчаемым лишь тем, что диктовалась, очевидно, желанием увезти его как можно дальше от братьев-офицеров — те могли попытаться его освободить. Мак-Кормак догадался, что Снелунд заменил прежнего начальника своим любимчиком или человеком, сунувшим ему крупную взятку, как он это проделывал со многими официальными лицами с тех пор, как стал губернатором сектора, и что вновь назначенный считал свою должность синекурой.