Воспоминания о Штейнере - Страница 94

И тут же субъекция следствий, в как бы, в намеке, у каждого по — своему, летучая, молниеносная, настолько "субъекция", что о ней уже можно даже говорить: ведь только неимеющий и остатка рассудка мог бы меня укорить в "ложном знании": субъекция — ДЛЯ МЕНЯ.

Два потока — две жизни: "Иисуса" во мне, идущего навстречу к "Христу" во мне: соединение будущего с прошлым, встающее в сознании в "миг" окончания "приключения странного"; это те новые глаза, в которые бьют все вещи обстания, с еще не стертым на них отсветом мига: — — переживание событий Евангелия в обратном порядке отныне сплетаемо с переживанием их же в обычном порядке: — — миг с открытою "памятью" ("Все вспомнил в начале!") подобен мигу учеников, когда основа любви в них входила, и они вспомнили НЕ БЫВШЕЕ, а бывшее "ПОД БЫВШИМ"; и встал по — иному сам Иисус; так характеризована Рудольфом Штейнером ВПЕРВЫЕ ТЕМА Сошествия Святого Духа. Существо переживания — молниеносно: и — в НАЗАД: навстречу из — за спины настигающему Иисусу.

Миг же Христова вознесения дан переживанию в теме его схождения в личность; а в токе настигающей памяти подан миг выхождения "Я" из Иисуса перед шествием на Иордань (разговор с матерью, не "СЫН", не Друг и Брат; и она — помолодела!) ("Пятое Евангелие").

Миг положения во гроб дан мигом выхода из гроба косной памяти моей, теперь разбитой; а ему отзыв в Иисусовом потоке: шествие на Иордань.

Миг испускания духа на кресте переживаем соединением со Христом: "Не я, а Христос во мне!"; к нему — отзыв Иисусова потока: миг Крещения; "ОНО" шло, уже неся крест, чтобы соединиться с Логосом; из крестных мук моих мне высеклось: "Не я, — Христос во мне!"

Три мига девятого, шестого, третьего часа — три новых ДАРА духовных в подгляде "странного случая"; каждый дар из новой РАНЫ; дар зрения, глаза, — рана; дар слуха, ухо, — рана; дар слова, уста, — рана! Я, трояко раненый, трояко калека, смогу ли вынести возможности [возможность] даров своих: слова, звука, глаза. Это — три искушения трех операций; трояко я теперь, выходя из мига, могу в себе этот миг уронить, ибо сходя к себе, я вижу болезни, меня подстерегающие; и "НОВАЯ ВЕСТЬ" обернется во мне только новой болезнью.

Вхождение в Иерусалим переживаемо в "миге", как наш выход из "града мира сего". Он — шел в "СЕЙ" град: я из него — выхожу, именно возвращаясь: твердое решение тут встречает меня: "Я — выйду!" И уже слышу голос: "Иди за мною!" А отзыв Иисусова потока, — выход Иисуса из пустыни… на проповедь, встреча с Андреем; и возглас к нему: "Иди за Мною!"

Далее уже — рябь: не различаю, ибо я уже ушел из того: в чем был: вероятно между выходом на проповедь и въездом в Иерусалим: деятельность трехлетия Иисуса, Христа, Христа Иисуса, Иисуса Христа.

Вижу же — обычную суету Москвы; и видел в 12‑м году суету маленьких уличек Христиании: пришел русский крейсер; русские матросы; как странно: "я тоже русский". Студенческий праздник (и я был "студентом"); а вот СПИРТА для кипячения чая в Христиании трудно достать: надо разрешение.

В середине же — НАША ЖИЗНЬ ПО-НОВОМУ, где бы мы не жили: в Христиании, в Дорнахе, или — в Москве.

СУТЬ, которая несется годами: надо справиться с этим узнанием, не уронить: в меру утаить, в меру поведать; но трудно жить с потоком сквозь поток и с вестью сквозь весть, когда окаянства притянуты именно к этому в душе проколу, как к новой РАНЕ, сладко — горькой; притянуты — эту рану терзать.

Но буду знать, потому что знаю: Иисус — Друг, которого я забывал, но который меня не забыл; и есть печать Иисуса: в каждой личности, ибо встреча с Ним дана им мне в моем восстановленном фантоме, где я вперен — в Его фантом; и я научусь когда — нибудь так повернуться навстречу вести из — за спины, что не увижу за спиною разбитого обстания, а — как бы зеркало, в котором не отразится уже моя личность, потому что "Я" — то и "есмь" — зеркало, тень, отражение… Его; а зеркало, которое могу увидеть я — Дверь:

— "Я есмь Дверь!"

И Пастырь Добрый выведет в дверь: отражение из "зеркала".

Рудольф Штейнер всеми курсами приподнял завесу: и одна из пелен с понимания Христа слетела для нас… до "Пятого Евангелия".

В "Пятом Евангелии" слетела первая пелена не с тайны Христовой, а с тайны Иисусовой: в раскрытой до дна глубине личного "Я" — встает биография младенца, ныне рождаемого, до… тридцатилетного возраста: от "яслей", детства, отрочества, до ужасного состояния "оно", в котором это "оно" — тронулось к Иордани. Так тупик заострений европейского индивидуализма в явлениях последнего столетия (Штирнер, Ницше), включая "Ессе homo", получил благостное оправдание и движение в новоевангельском пресуществлении: он… тронулся… к Иордани.

На земле — мир! Человекам — благоволение!

Будем помнить.

Громады выводов из "Пятого Евангелия" и доктор, выводами потрясенный, вот что вошло в меня, став физиологическим ощущением в Христиании (точно Штейнер нам отдал "Пятое Евангелие", а мы не знали, — что делать?); в двух жестах выявилась смятенность: в лепете, отданном в руки доктору; и в диком порыве: к Гетеануму (он был еще "Иоанновым зданием"!); закладка — последний жест доктора перед курсом: из Дорнаха мчался в Христианию он; Дорнах ему стоял местом жизни (он лишь доживал в Берлине, вернувшись с севера, то и дело летая в Дорнах); текст, заделанный в камень основания, был стержнем курса в Христиании; Христиания и Дорнах связались мне; и — перепутались; путаницу с севера я повез вместе с лепетом, которому доктор на севере сказал: "ДА"! "МИНУСЫ" и "ПЛЮСЫ", взятые в максимуме, пустили глубокие корни; но связь севера с Дорнахом оставалась; ТЕКСТ, прочтенный в Дорнахе, стал первым камнем, положенным в землю; камень купола, венчавший здание, был привезен доктором с севера.

В Христиании генезис и дорнахских перетрясов моих.

Все впечатления столкнулись в странном растрясе.

Как блещет фьорд между лекциями? Как блещут звезды после лекций? Табль д'от: разговоры о "редиске" с чудаком учителем из растряса укладок; поездок, тащит в Христианию; лавки, кучка русских матросов (пришел крейсер), процессии (праздник "студентов"), кафе (Ибсен сиживал тут); беседа с Митчером и Гошем (о Риккерте, романтизме); встряхнуть мадам Райф за возглас: "Мы испытали мистерии" ("Какие "Мистерии", матушка моя: эко вспомнила, — нет "мистерий", когда оси вселенной, ломаясь, падают на нас!"); К. П. Христофорова и бессмысленная ассоциация: "Христофорова в Христиании"!

Сломана мировая ось; переполнились времена!

Так "дико" переживалися дни судеб; что взять в дорогу? Что сдать на хранение? Едем в Берген.

И доктор сам, как мельк путешествия: Христиания — Берген — Копенгаген — Берлин; был у него аспект: краски, которыми выговаривался, не выгорали или стирались, а исчезали; и черт лица — не было: рот, как рот (кажется, что скривленный); нос, как нос, а кажется — на сторону; да и глаз как бы нет; шляпа, пальто, зонтик: все, как следует; их видишь — на Дебаркадере, в высадке, в окне вагона, среди уличных кривулей (в Бергене домики, точно сидят на куличках, вздернув под небо крыши — носы); а у бергенки этой, — напоминает пятку лицо; рядом — доктор.