Воспоминания о Максимилиане Волошине - Страница 8

Февраль 1917 года застает меня в Москве и большого энтузиазма во мне не порождает, так как я все время чувствую интеллигентскую ложь, прикрывающую подлинную реальность революции 17.

Редакции периодических изданий, вновь приоткрывшиеся для меня во время войны, захлопываются снова перед моими статьями о революции, которые я имею наивность предлагать, забыв, что там, где начинается свобода печати, свобода мысли кончается.

Вернувшись весною 1917 года в Крым, я уже более не покидаю его: ни от кого не спасаюсь, никуда не эмигрирую - и все волны гражданской войны и смены правительств проходят над моей головой. Стих остается для меня единственной возможностью выражения мыслей о совершающемся. Но в 17-ом году я не смог написать ни одного стихотворения: дар речи мне возвращается только после Октября, и в 1918 году я заканчиваю книгу о революции "Демоны глухонемые" и поэму "Протопоп Аввакум" 18.

7-е семилетье: РЕВОЛЮЦИЯ (1919-1926)

Ни война, ни революция не испугали меня и ни в чем не разочаровали: я их ожидал давно и в формах еще более жестоких. Напротив: я почувствовал себя очень приспособленным к условиям революционного бытия и действия. Принципы коммунистической экономики как нельзя лучше отвечали моему отвращению к заработной плате и к купле-продаже.

19-й год толкнул меня к общественной деятельности в единственной форме, возможной при моем отрицательном отношении ко всякой политике и ко всякой государственности, утвердившимся и обосновавшимся за эти годы, - к борьбе с террором, независимо от его окраски. Это ставит меня в эти годы (1919-1923) лицом к лицу со всеми ликами и личинами русской усобицы и дает мне обширный и драгоценнейший революционный опыт.

Из самых глубоких кругов преисподней Террора и Голода я вынес свою веру в человека (стихотв[орение] "Потомкам"). Эти же годы являются наиболее плодотворными в моей поэзии, как в смысле качества, так и количества написанного.

Но так как темой моей является Россия во всем ее историческом единстве, так как дух партийности 19 мне ненавистен, так как всякую борьбу я не могу рассматривать иначе, как момент духовного единства борющихся врагов и их сотрудничества в едином деле, - то отсюда вытекают следующие особенности литературной судьбы моих последних стихотворений: у меня есть стихи о революции, которые одинаково нравились и красным, и белым. Я знаю, например, что мое стихотворение "Русская Революция" было названо лучшей характеристикой революции двумя идейными вождями противоположных лагерей (имена их умолчу).

В 1919 году белые и красные, беря по очереди Одессу, свои прокламации к населению начинали одними и теми же словами моего стихотворения "Брестский мир" 20. Эти явления - моя литературная гордость, так как они свидетельствуют, что в моменты высшего разлада мне удавалось, говоря о самом спорном и современном, находить такие слова и такую перспективу, что ее принимали и те, и другие. Поэтому же, собранные в книгу, эти стихи не пропускались ни правой, ни левой цензурой. Поэтому же они распространяются по России в тысячах списков - вне моей воли и моего ведения. Мне говорили, что в вост[очную] Сибирь они проникают не из России, а из Америки, через Китай и Японию.

Сам же я остаюсь все в том же положении писателя вне литературы, как это было и до войны.

В 1923 году я закончил книгу "Неопалимая купина". С 1922 года пишу книгу "Путями Каина" - переоценка материальной и социальной культуры. В 1924 году написана поэма "Россия" (петербургский период) 21.

В эти же годы я много работал акварелью, принимая участие на выставках "Мира искусства" и "Жар-цвет" 22. Акварели мои приобретались Третьяковской галереей и многими провинциальными музеями.

Согласно моему принципу, что корень всех социальных зол лежит в институте заработной платы, - все, что я произвожу, я раздаю безвозмездно. Свой дом я превратил в приют для писателей и художников, а в литературе и в живописи это выходит само собой, потому что все равно никто не платит. Живу на "акобеспечение" Ц[Е]КУБУ 23 - 60 p[ублей] в месяц.

Иконография

Кошелев 24. Портрет маслом во весь рост. 1901.

Е. С. Кругликова. Поясной порт[рет] маслом. 1901.

Много карикатур, рисунков и силуэтов разных годов. Слевинский 25. Порт [рет] маслом с книгой. 1902. Якимченко 26. Голова, масло. 1902. В. Хаpт 27. Голова углем. 1907. А. Я. Головин. Портрет поясной. Темпера. 1909. Голова, литография. 1909.

Э. Виттиг 28. Бюст в виде герма. 1909. Е. С. 3ак 29. Голова, сангина. 1911. Диего Ривера. Мал[ый] порт[рет], вся фигура. 1915.

Колоссальная голова. Масло. 1916. Баруздина 30. Порт[рет] маслом. 1916. Рис[унок] головы. 1916.

Бобpицкий 31. Сангина. 1918. Мане-Кац 32. Поясной, масло. 1918. Xpустачев 33. Сангина. 1920. Остроумова-Лебедева. Голова акварелью. 1924.

Поясной портрет. Масло. 1925. Кустодиев. Масло. 1924.

Костенко 34. Гравюра на лин[олеуме]. 1924-25. Верейский 35. Литография.

БИБЛИОГРАФИЯ

Вот в каком порядке мои стихи должны быть изданы:

Две книги лирики:

ГОДЫ СТРАНСТВИЙ (1900-1910). SELVA OSCURA * (1910-1914).

* Темный лес (итал.). Слова из первых строк "Божественной комедии" Данте: "В середине жизненного пути я в темный лес вступил"

Книга о войне и революции:

НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА (1914-1924). ПУТЯМИ КАИНА.

Из франц[узских] поэтов мною переводились: Анри де Ренье, Верхарн, Вилье де Лиль-Адан ("Аксель"), Поль Клодель ("Отдых седьмого дня", ода "Музы"), Поль де Сен-Виктор ("Боги и люди").

Из критических моих статей под названием "Лики творчества" вышел только первый том о Франции в изд[ательстве] "Аполлон" (СПб., 1914). Остальные же, посвященные театру, живописи, русской литературе и Парижу, - 4 тома, остались неизданными 36.

Максимилиан Волошин

АВТОБИОГРАФИЯ

Я родился 16 мая 1877 года, в Духов день, "когда земля - именинница". Отсюда, вероятно, моя склонность к духовно-религиозному восприятию мира и любовь к цветению плоти и вещества во всех его формах и ликах. Поэтому прошлое моего духа представлялось мне всегда в виде одного из тех фавнов или кентавров, которые приходили в пустыню к св[ятому] Иерониму 1 и воспринимали таинство святого крещения. Я язычник по плоти и верю в реальное существование всех языческих богов и демонов - и, в то же время, не могу его мыслить вне Христа.

Родился я в Киеве и корнями рода связан с Украиной. Мое родовое имя Кириенко-Волошин, и идет оно из Запорожья. Я знаю из Костомарова 2, что в XVI веке был на Украине слепой бандурист Матвей Волошин, с которого с живого была содрана кожа поляками за политические песни, а из воспоминаний Францевой, что фамилия того кишиневского молодого человека, который водил Пушкина в цыганский табор, была Кириенко-Волошин 3. Я бы ничего не имел против того, чтобы они были моими предками.

На своей родине я никогда не жил. Раннее детство прошло в Таганроге и Севастополе. Севастополь помню в развалинах, с большими деревьями, растущими из середины домов: одно из самых первых незабываемых живописных впечатлений.

С 4-х лет до 16-ти - Москва. Долгоруковская ул[ица], Подвиски обстановка суриковской "Боярыни Морозовой", которая как раз в то самое время писалась в соседнем доме.

Потом окраины Москвы - Ваганьковское кладбище, и леса Звенигородского уезда: те классические места русского Иль-де-Франса, где в сельце Захарьине 4 прошло детство Пушкина, а в Семенкове 5 - Лермонтова. И то, и другое связаны с моими детскими воспоминаниями.

Позже - Поливановская гимназия и казенная 1-ая гимназия. Это - самые темные и стесненные годы жизни, исполненные тоски и бессильного протеста против неудобоваримых и ненужных знаний.

16-ти лет - окончательный переезд в Крым - в Коктебель. Коктебель не сразу вошел в мою душу: я постепенно осознал его как истинную родину моего духа. И мне понадобилось много лет блужданий по берегам Средиземного моря, чтобы понять его красоту и единственность.

Я окончил феодосийскую гимназию и сохранил на всю жизнь нежность и благодарность к этому городу, который в те годы мало напоминал русскую провинцию, а был, скорее, южноитальянским захолустьем.