Воспоминания минувших дней - Страница 1

В последний раз я видел своего отца, когда он лежал в гробу. Неподвижное тело, тщательно расчесанные седые волосы и брови, а на суровом лице необычайно кроткое выражение. Стоя в тишине часовни, я молча смотрел на него. Что-то было не так. Немного поразмыслив, я понял. Отец обычно спал на боку, одна рука лежала на глазах, защищая их от света, а лицо выражало мрачную сосредоточенность. Сейчас ничего этого не было. Не было даже враждебности к утру, вырывавшему его из мира снов. Затем крышка гроба закрылась, и больше отца я никогда уже не видел.

На меня нахлынуло облегчение. Все позади. Я был свободен. Оторвав глаза от гроба, блестевшего медью и красным деревом, я взглянул вверх.

Священник жестом попросил нас выйти. Я направился к двери, но мой брат Ди-Джей, или, иначе говоря, Дэниэл Джуниор, то есть младший, удержал меня.

— Возьми под руку мать, — прошептал он, — и прекрати по-дурацки улыбаться. Здесь полно фотографов.

Ди-Джею было тридцать семь лет, на двадцать больше, чем мне, и мы с ним жили как бы в разных измерениях. Он родился от первого брака отца, я — от последнего. Между этими браками у отца были и другие женщины, но детей от них он не имел.

— Пошел к черту.

Выйдя из часовни в небольшую прихожую, где мы должны были ждать, когда будет готов траурный кортеж лимузинов, я закурил. В прихожей уже было несколько близких друзей и коллег отца. Ко мне подошел Мозес Баррингтон, бывший в профсоюзе исполнительным директором. На его черном лице поблескивали капельки пота.

— Как мать? — спросил он. — Держится?

— Все в порядке, — ответил я.

Он внимательно посмотрел на дым, струившийся у меня из носа.

— Так ты можешь заработать рак.

— Знаю. Я читал предупреждение на пачке.

В этот момент дверь открылась, и все повернулись в ту сторону. На пороге часовни показалась моя мать. Рядом с ней шел Ди-Джей. Поддерживая ее одной рукой, он держал другую у нее за спиной, как бы не давая ей упасть. В эту минуту он больше походил на ее старшего брата, чем на пасынка. В какой-то мере, это соответствовало действительности, потому что он был всего на три года старше ее.

В черном траурном платье мать выглядела моложе, ее белая кожа казалась тоньше, а длинные белокурые волосы светлее. Как только дверь за ними закрылась, она сразу перестала походить на вдову. Освободившись от объятий Ди-Джея, она подошла ко мне.

— Джонатан, мой мальчик, ты единственное, что у меня осталось.

Мне удалась избежать ее объятий. Она говорила неправду. И дело не в тех грязных сплетнях, которые распространяли об отце газеты. Но где-то он все же должен был отложить приличные деньги — либо в профсоюзе, либо в министерстве юстиции, либо в тюрьме.

Мать на мгновение остановилась. Ее руки, раскрытые для объятий, повисли в воздухе, а затем упали.

— Дай мне сигарету, — сказала она.

Я зажег ей сигарету. Мать жадно затянулась. Ну вот, теперь лучше.

Ее щеки порозовели. Моя мать была красивой женщиной и знала это.

— Когда вернемся домой, мне надо будет поговорить с тобой, — сказала она.

— Хорошо, — я потушил сигарету в урночке с песком, — я буду ждать тебя там.

— Там, — непонимающе повторила мать. — Где «там»?

— Дома, — объяснил я. — Я не поеду на кладбище.

— Что значит «не поеду»? — раздался голос подошедшего Ди-Джея. — Как это, по-твоему, будет выглядеть?

— Мне наплевать, как это будет выглядеть.

— Но это очень важно, — возразил Ди-Джей. — Сюжеты о похоронах будут показаны по телевидению. Их увидят члены Конфедерации во всей стране.

— Тогда побеспокойся, чтобы увидели тебя, — сказал я. — Вот это действительно важно. Ты же станешь теперь председателем, а не я.

Ди-Джей повернулся к матери.

— Маргарет, ты должна уговорить его пойти.

— Джонатан…

— Нет, мама, нет. Это пустая трата времени. Я не любил его, когда он был жив, и сейчас у меня нет оснований делать вид, что, умерев, он стал мне более симпатичен. Это лживый, варварский обряд, и я не имею ни малейшего желания в нем участвовать.

Я выходил в мертвой тишине. Повернувшись, чтобы закрыть дверь, я увидел мать в окружении гостей. Почти все приглашенные столпились вокруг нее, и только Джек Хейни, прислонившись к стене, наблюдал за происходящим. В отличие от других он не торопился высказать матери свои соболезнования, он встретится с ней позже, в постели. Сейчас она не могла ничего для него сделать, так как перестала быть женой председателя Национального комитета Конфедерации. Наши взгляды встретились, и он кивнул мне. Я кивнул в ответ и тихо закрыл дверь.

Он был не таким уж плохим человеком, этот Джек Хейни, во всяком случае, не хуже тех, кто окружал отца. В том, чем они занимались с матерью, она была повинна ничуть не меньше, чем он. Отец портил всех, кто его окружал.

Я вышел через боковую дверь, чтобы не нарваться на людей, толпившихся вокруг часовни. Ди-Джей оказался прав. Собравшихся было несколько сотен. Телеоператоры держали наготове камеры, прямо за ними стояли журналисты. Я стал наблюдать, как приглашенные выходили из часовни и рассаживались по большим черным лимузинам. Первым шел вице-президент Соединенных Штатов. На мгновение он застыл перед камерами, его ястребиное лицо выражало должную скорбь. Он что-то говорил, и, хотя я ничего не мог слышать, это было, без сомнения, то, что надо было сказать. Члены Конфедерации тоже потенциальные избиратели, и то, как они проголосуют, могло оказать определенное влияние на результаты выборов.

За вице-президентом последовали губернаторы, сенаторы, конгрессмены, должностные лица и руководители профсоюза. Один за другим они появлялись перед журналистами, надеясь попасть в передачи новостей хотя бы в своих городах.

Позади меня на аллее остановился грузовик. Я услышал звуки шагов и характерный запах ударил мне в ноздри раньше, чем я успел обернуться. Конечно же, это был мусорщик.

— Хоронят Большого Дэна? — спросил он.

На кармане его грязной, засаленной спецовки красовался сине-белый значок — цвета Конфедерации.

— Да, — ответил я.

— Много их собралось.

— Угу.

— Есть там какая-нибудь интересная дамочка?

— А что? — поинтересовался я.

— Если речь шла о женщинах, Большой Дэн оправдывал свое прозвище, — ответил он. — Наш старший пару раз выезжал с ним. Он говорил, что там, где появлялся Большой Дэн, было много и женщин, и виски.

— Я не видел ни одной.

— Да-а. — Мой собеседник не мог скрыть разочарования, но через мгновение оживился. — Это правда, что с ним была девушка, когда разбился его самолет?

Я решил не разочаровывать его еще раз и, перейдя на шепот, хотя в радиусе ста футов от нас не было ни души, ответил:

— Я знаю одну потрясающую вещь.

Он вынул из кармана пачку сигарет, мы закурили. Он смотрел на меня с интересом и нетерпением.

— Ты слышал когда-нибудь о клубе «На высоте в одну милю»? — спросил я.

— Нет, а что это?

— Совокупись с кем-нибудь в самолете, и сразу станешь его членом.

— О, Господи, — уважительно произнес мусорщик — Вот, значит, чем он тогда занимался.

— Скажу больше. В самолете была блондинка с огромной грудью, которая, встав перед ним таким образом, что ее груди оказались у него на коленях, а его член — между его грудями, принялась делать минет. Когда они вынырнули из облаков, прямо перед ними оказалась гора. Он попытался поднять самолет, но все было напрасно. Ее голова блокировала штурвал.