Воспитание чувств - Страница 20

Вскоре они добралась до нового пастбища, загнали туда скот и повернули домой завтракать. Два помощника по ранчо ехали впереди, а Трейси с Таем — следом медленным шагом.

— Умеешь набрасывать лассо? — спросил Тай, и Трейси недоверчиво глянула на него.

Он был так хорош, настоящий техасец, сильный, умелый. Трейси на миг представила, каково было бы прижаться к этому телу, сплошь из мускулов, и ее бросило в жар.

— Сколько я ни пыталась, мне так и не удалось заарканить кого-нибудь. Петли перекручиваются, — объяснила она.

Тай кивнул.

— Поищем, на чем потренироваться. Если намерена быть скотоводом, нужно владеть веревкой.

Возможность потренироваться, о которой говорил Тай, подвернулась как раз на подъезде к дому. Небольшая стайка отлученных от матери телят, отобранных на продажу, была заперта на одном из обнесенных забором пастбищ у южного крыла целой сети загонов для скота.

— Давай-ка посмотрим, что у тебя не получается, — сказал Тай и кивнул на пастбище. — Скачи и выбери теленка. Разверни веревку, чтобы Арти поняла, что ты собираешься делать.

Они подъехали к воротам, Тай нагнулся, открыл их, потом закрыл за собой и догнал Трейси.

Пока она неумело разбиралась с петлей и скакала к ближайшим телятам, они разбежались в разные стороны.

Трейси чувствовала себя полнейшей идиоткой, в смятении выбирая, за каким бы теленком погнаться. Ее смущало, что Тай наблюдает за ней, и жутко не хотелось начинать отлов теленка, не сделав хотя бы нескольких пробных бросков на столб от забора.

Подбадривающее восклицание Тая: «Это несложно, бросай лассо на любого» — вынудило ее определиться. Трейси примерилась и бросила веревку с петлей в сторону одного из убегающих телят. Будто по волшебству, петля пролетела по воздуху и упала прямо на шею теленка — аккуратно и профессионально, как у сезонного пастуха.

Но как только веревка оказалась на шее, теленок в испуге бросился наутек. Веревка тут же вырвалась из рук Трейси и с шуршанием ускользнула от нее по траве.

Тай подъехал и остановился рядом с Трейси. Она взглянула на него все еще широко распахнутыми от удивления глазами.

— Хороший бросок, — с напускной серьезностью заметил Тай. — Не совсем точный, но петля удержалась.

Дразнящие огоньки в его глазах давали ей понять, что он смеется, но Трейси все еще не могла прийти в себя от того, что произошло.

— Мне даже и в голову не пришло, что нужно что-то делать после того, как накинешь лассо. — Она покачала головой в недоумении. — Я даже и не подумала о другом конце веревки.

Тай еще шире расплылся в улыбке, а Трейси вдруг рассмеялась.

— Но я все же заарканила его! — воскликнула она в восторге. — С первого броска!

Тай склонился к ней и произнес нараспев низким голосом:

— Придется попросить телка вернуть веревку.

Трейси выследила теленка, на котором была ее веревка, и направила Арти к нему.

Трейси попала в совсем иной мир, когда приехала на ранчо Кэмерона. Не проходило и дня, когда бы она не благодарила судьбу за это. Работа на ранчо была тяжелой, изнурительной, однако Трейси чувствовала, что нервозность, издавна неотступно преследовавшая ее, слегка улеглась, а потом и вовсе пропала. Трейси поправилась, окрепла и впервые в жизни стала физически выносливой.

Проводить почти все дни и вечера с Таем было поистине подарком судьбы. Его честность и практичность вызывали у Трейси уважение. Она подмечала тайком, какие у него привычки и то, с какой непринужденностью он вел себя в жизни, и почувствовала к нему доверие.

Но хотя она и влюбилась в него и знала, что это навсегда, Трейси все еще боялась надеяться или получить ответ на мучивший ее вопрос: а он, любит ли он ее, чувствует ли он к ней то же самое, что она к нему? Они изредка целовались, и Трейси догадывалась, что Тай намеренно сдерживает себя, но старалась не доискиваться до причин.

Она нуждалась в твердом и спокойном руководстве без попыток вертеть ею и притворства как в труде, так и в дружеских отношениях. Нуждалась в ровной, мирной обстановке, где возможны были только несущественные и легко улаживаемые споры. И все это она нашла на ранчо Кэмерона.

Прошлое стало понемногу стираться из ее памяти: сначала исчезли какие-то мелкие подробности, а потом и все прочее позабылось. Она всецело отдалась работе на ранчо, особенно интересовалась всем, что имело отношение к животным и быту. Каждый день был для нее испытанием на выносливость и проверкой приобретенных навыков. Ей частенько приходилось терпеть неудачи, но она старалась все исправить.

Но по-настоящему ее занимал только Тай, а их отношения, становившиеся все более прочными, придавали всему остальному в ее новой жизни радужный ореол счастья и умиротворяющего покоя. Прежняя Трейси отнеслась бы к этому с настороженностью, опасаясь, что это ловушка, чреватая новыми неприятностями. Нынешняя Трейси слишком радовалась своим маленьким успехам, чтобы волноваться из-за того, что могло омрачить ее новую жизнь.

Как-то раз после ланча она ненадолго заскочила к себе в пентхаус в Сан-Антонио, и ей пришлось столкнуться с жестокой действительностью, продолжавшей существовать за пределами ранчо Кэмерона. Она приехала проверить, все ли в порядке, и взять почту, минут на десять, не более, как вдруг услышала звонок в дверь. Хотя Трейси и удивилась тому, что консьерж не предупредил ее о посетителе, она слишком торопилась вернуться на ранчо, чтобы придать этому значение, и открыла дверь.

Перед ней стояла Рамона Леду Лэнгтри. В новом белоснежном костюме она выглядела шикарно, элегантно, нарядно. Она изогнула бровь в ответ на изумление на лице Трейси.

— Ну что ж, если судить по твоему виду… — Рамона быстро прошла мимо Трейси в прихожую и повернулась, чтобы изучающе оглядеть дочь. Трейси совсем упала духом и изо всех сил пыталась скрыть ужас, сжавший ее, словно железные тиски. — Ты замечательно выглядишь, — продолжила Рамона. — Загорелая, окрепшая. — Ее светлые глаза задумчиво прищурились. — Другая.

— Привет, мама.

Рамона улыбнулась, услышав холодное приветствие.

— «Привет, мама», — шутливо передразнила она. — Куда как пристойно! В таком случае то, как ты избегала меня, можно считать не иначе как приличным. Или уважительным.

Трейси закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

— Что привело тебя в Сан-Антонио?

— Слухи, — беззаботно проговорила Рамона, направляясь к зеркалу в золоченной раме, перед которым стоял стол с букетом из шелковых цветов. Она протянула палец, провела по столу, а потом взглянула на пыль, оставшуюся на кончике пальца.

— Где ты остановилась? — спросила Трейси, и Рамона обернулась к ней с улыбкой.

— О чем разговор, конечно же здесь, с моей доченькой. Место у тебя явно найдется.

— Не очень удачная мысль, — заметила Трейси, чувствуя, что взвинчивается.

— Почему бы и нет? — На милом личике Рамоны изобразилось легкое недоумение, но ледяной блеск ее глаз еще больше взвинтил Трейси.

— Мы не можем жить вместе, — твердо ответила она.

— Еще как можем! — с улыбкой уверила ее Рамона. — Мы всегда были вместе, ты и я. Никак не возьму в толк, с чего это тебе вздумалось слегка проявить характер в том году, но я решила предоставить тебе ненадолго свободу, чтобы ты пожила самостоятельно.

— Мне уже почти двадцать три, мама. Я и дальше намерена жить самостоятельно.

— А как же я? — Нотка огорчения в голосе Рамоны была наигранной. Трейси уловила это так же отчетливо, как если бы услышала звонок будильника.

— И ты можешь жить самостоятельно. Как всегда жила, — ответила она и бросила на мать строгий взгляд в подтверждение своих слов.

Рамона казалась уязвленной.

— Не знаю, что и думать, Трейси. Ведь ты буквально грубишь мне!

Трейси отстранилась от двери. Рамона определенно готова была устроить ей полную проработку, и нужно было занять жесткую позицию, иначе она рискует вновь оказаться в положении третируемой.