Восьмерка, которая не умела любить - Страница 8

– Света? – Мой голос прозвучал с долей вопросительной интонации.

Никто не ответил. Я встал и, обмотавшись простыней, как римский патриций туникой, вышел в прихожую, которая в большинстве блоков общежития переделана под мини-кухню. На электроплитке в углу стоял кофейник, оказавшийся еще теплым, а на столе стояла накрытая салфеткой тарелка с бутербродами и лежала записка: «Я ушла в бассейн. Будешь уходить, захлопни обе двери. Целую». Очень лаконично и в духе времени: девушка провела ночь с мужчиной, наутро бросив его с просьбой проваливать на все четыре стороны. А раньше бы умоляла меня жениться на ней.

Но я не обиделся. Не в моих планах было заводить долгоиграющую интрижку, когда Заки, судя по всему, угрожает смерть. Я быстро оделся, позавтракал Светиными бутербродами с остывшим кофе и, хорошенько захлопнув за собой двери комнаты и блока, отправился искать Заки.

Было 10.42 утра. Я бегом спустился с десятого этажа на пятый и позвонил в дверь блока, где мы вчера кутили.

В течение первых двух долгих звонков никто за дверью не подавал признаков жизни. На третий раз я так долго не отпускал пальцем кнопку звонка, что внутри наконец кто-то ожил и пошлепал открывать. Дверь распахнула заспанная чернявая девица в длинной футболке.

– Заки здесь? – кинулся я в атаку.

Девица что-то промычала и пошаркала назад, на ходу ткнув пальцем в дверь соседней комнаты. Та оказалась не запертой.

Моему взору предстало уже не раз виденное в прежние годы зрелище под названием «Сатир и нимфы»: на двух разложенных встык диванах (подобное сооружение называется в общежитии сексодромом) лежали обнаженные женские тела, а среди них обнаружился разметавшийся во сне и громко храпящий Заки в роли сатира. Естественно, на нем тоже не было одежды.

Пока я любовался открывшимся зрелищем, одна из нимф поднялась и, зевая, прошлепала мимо меня в туалет. Раздалось бурное журчание, затем звук спускаемой воды. Нимфа вернулась.

– Тебе чего? – поинтересовалась она, только тут заметив меня.

– Я за этим парнем.

Девушка ухмыльнулась, залезла на сексодром и не слишком ласково пошлепала Заки по щекам. Потом тряхнула за плечи:

– Эй, ты, подъем!

Я приблизился и помог растрясти приятеля. Наконец Заки сел, кое-как продрал глаза и уставился на меня мутным взглядом.

– О господи…

Больше он ничего не сказал за все время, пока одевался, умывался, сморкался и писал. Уже на выходе, взглянув на отражение своего опухшего лица в зеркале, тяжело вздохнул.

– Я хочу есть.

– Дома поешь.

И мы вышли из вертепа.

Внизу уже вовсю трудились ребята в рабочих комбинезонах, меняя разбитую стеклянную дверь на металлическую. Ага, так-то надежнее.

Мы вприпрыжку спустились по ступенькам и, щурясь на солнышке, направились к проспекту Мира ловить такси. Все-таки, несмотря ни на что, жизнь иногда кажется прекрасной.

Непросто вытащить из Заки то, о чем он не хочет говорить, да к тому же когда страдает с похмелья. Не то чтобы мой друг делал какую-то тайну из своих поступков – просто зачастую их невидимой пружинкой являются страх, лень или легкомыслие, а Заки терпеть не может признавать, что грешен, как и все прочие смертные.

Итак, мы вернулись в особняк, где бойко командовал Васек, успевший перевезти из общежития свои скромные студенческие пожитки. Ботаник уже давно позавтракал, полил растения в доме, оранжерее и в саду, покормил рыбок во всех четырех аквариумах и теперь занимался тем, что заботливо протирал кожистые листья фикуса влажной тряпкой.

Щекин страшно обрадовался, что мы вернулись живые, более-менее здоровые, пусть слегка припухшие после ночной оргии, и немедленно накормил нас чудесным корейским салатом и вчерашним жарким. После чего мы с Заки уселись в шезлонгах на террасе с кофе и коньяком, и я принялся вытягивать из друга все его секреты.

– Мой дорогой Заки, начнем с самого начала. Почему ты вчера свалил отсюда, никого не предупредив?

Он скроил недовольную мину.

– Потому что я кот, который гуляет сам по себе. Захотел и ушел. Почему я должен кому-то докладываться?

Вот так – «получай, фашист, гранату». Я неодобрительно покачал головой.

– Заки, послушай, дело принимает слишком серьезный оборот. Вчера мы мирно готовились ужинать, ты резал хлеб на террасе и вдруг ни с того ни с сего поймал такси и укатил в общежитие, где тебя уже ждал в кустах стрелок.

– Вовсе не «ни с того ни с сего», – ворчливо перебил Заки. – Мне позвонили.

– Позвонили?

– А что тут такого? Я резал хлеб, услышал, как в гостиной звонит телефон, и взял трубку.

– Ну и…

– Что «ну»? Меня позвали в общежитие. Давай, сказали, вали сюда, тут весело… Типа как вы звонили мне в Израиль.

Что-то тут было не так.

– Кто звонил, парень или девушка?

Заки пожал плечами.

– Ну, девушка. Только там было полно народу – шум, крики, голоса, как будто вокруг полно людей. Говорю же, как вы тогда.

Тут я понял, в чем дело.

– Послушай, откуда в общежитии могли знать номер моего домашнего телефона? Я всю эту компанию первый раз видел.

Заки снова пожал плечами, теперь уже раздраженно.

– Слушай, поверь мне на слово: понятия не имею. Давай закругляйся со своим допросом, у меня и без того голова раскалывается.

Пришлось разлить по рюмкам коньяк и выпить за здоровье, а заодно крикнуть Ваську, чтобы сварил еще кофе.

Заки выпил три рюмки одну за другой, словно это водка, а не благородный букет. Зато ему, кажется, полегчало.

– Значит, ты думаешь, это была ловушка? – проговорил он более живо. – Кто-то выманил меня в общежитие, чтобы пристрелить, как того парня?

– Наконец-то рассуждаешь здраво, – похлопал я приятеля по плечу. – Напротив общежития, через дорогу, если помнишь, есть для такого дела очень удобные заросли. Наверняка стреляли оттуда. Расскажи подробнее, как все было.

Заки налил себе еще коньяку, но теперь уже пил неторопливо, с удовольствием перекатывая каждый глоток по языку.

– А что тут рассказывать? Ты так достал меня своими страшилками про то, как меня посадят за убийство, что, едва раздался звонок, я сразу понял: это мое спасение. Больше всего мне хотелось так напиться, чтобы ничего не помнить. Я только боялся, что ты не вовремя вылезешь из своего кабинета или Васек вернется от цветочков, и тогда нужно будет что-то правдоподобно врать, объяснять, а вы оба начнете орать, что мне лучше не выходить из дома и прочую муру…

Вот так – за всю нашу любовь и нежность! И это говорил человек, которого не пристрелили по чистой случайности!

– Я взял такси, доехал до общежития. Без приключений. Поднялся по ступенькам к двери, и вдруг споткнулся – знаешь, земля меня еще плохо держала, – и тут же все стекло рухнуло вниз. Я упал на пятую точку и, как дурак, смотрел на этот стеклянный водопад. И ведь даже не притронулся к двери, а она разбилась! На мое счастье, подбежали латины из холла и принялись галдеть, что, наверное, кто-то кинул камень, так что вахтерша не успела в меня вцепиться, и я проскользнул на лестницу. Но, если хочешь, открою тебе тайну: сидя перед разбитой дверью, я видел откатившуюся по полу за железную решетку холла пулю. Она слегка дымилась, прямо как в боевиках. Потом я поднял ее и кинул в мусоропровод.

– Ну, труба… – только и смог вымолвить я, глядя на сей экземпляр для паноптикума. – Кто же так поступает с уликами?

Заки отмахнулся от меня, как от мухи.

– Эй, что готовить на обед? – крикнул из кухни жизнерадостный Васек.

– На твое усмотрение.

– А теперь вспоминай ты, – неожиданно резко скомандовал Заки, решительно развернувшись ко мне. – Вспомни, почему ты тогда вздумал позвонить мне в Израиль и позвать? А то ведь что получается: ты случайно выдернул меня в Москву, кто-то еще ни с того ни с сего позвал в общежитие, а в итоге мне угрожает смерть.

Шпаргалка номер два! Я снова почувствовал, как кровь прилила к носу. Заки был прав, и я удивлялся, почему до сих пор не сопоставил одно с другим. Эти звонки из шумной компании были нужны для того, чтобы Заки прилетел из Израиля и подставился под пулю у входа в общежитие.