Восьмая нога бога - Страница 64
И лишь только эта мысль пришла мне в голову, я сама сразу сделалась легкой, как наш шар. У меня точно камень с плеч упал и на сердце сразу полегчало, былой ревнивой злости не осталось и следа.
То воздушное путешествие, которое само по себе было чудом, до сих пор сияет в моей памяти – столько радости принесло оно моему сыну и мне! Еще раньше, чем берега Стреги показались на горизонте, – а это произошло довольно быстро, – мы втроем порешили, что, когда с этим делом будет покончено, мы – Персандер, моя команда и я – первым делом приедем в Кархман-Ра, чтобы окунуться в пеструю мешанину языков и культур, заглянуть в громадные архивы, а может быть, и найти работу: сын надеялся, что Шаг Марголд и впрямь даст ему какое-нибудь интересное задание (так оно и случилось), ну, а нам с моими людьми встретиться с очередным поручением в этом людском водовороте будет совсем не сложно (и наши ожидания также оправдались). За то время, что мы провели в Кархман-Ра, я так сдружилась с Шагом Марголдом, – исключительно почтенный и замечательный человек! – что поддалась на его уговоры и записала свою часть рассказа о роли, которую нам довелось сыграть в падении А-Рака, добавив, таким образом, скромную лепту к сокровищнице чудес великого ученого.
Однако я слишком рано распрощалась с Астригалами, ведь мое повествование еще далеко не окончено. Когда мы вернулись на Стрегу и снова встретились с Оломбо, Шинном и Бантрилом, Костогрыза на собственной воздушной колеснице, запряженной тройкой самых мощных, жилистых и норовистых гнатов, которых я когда-либо видела, доставила нас на гору Хорад – ту самую, чья вершина возвышается над скалистым островом, таращась черными глазницами «пещер.
День клонился к вечеру, косые солнечные лучи уже окрасили скалы в красноватый янтарь, но света, который лился в пещерную усыпальницу А-Рака снаружи, было вполне достаточно, чтобы разглядеть его гигантскую безногую тушу. Базальтовая стела с высеченными на ней стихами уже отмечала вход в место последнего упокоения бывшего бога. Воздух внутри и вокруг пещеры, казалось, наполняли невидимые живые существа: это паук спал и видел сны, жернова его мозга перемалывали одни и те же образы и впечатления столь же бесцельно и неустанно, как архипелаги созвездий не устают тысячи тысяч лет кружиться вокруг своей оси.
Темный водоворот нечеловеческой памяти нет-нет да и освещали вспышки наводящих ужас воспоминаний: это великан снова переживал славные деньки кровавого господства на просторах своего родного мира. Но теперь одни лишь сны, непредсказуемо набегая беспорядочной толпой, возвращали ему радость власти, да и то лишь на миг.
– Вот так, – заклокотала Костогрыза, величественная и мрачная, – и будет тлеть его гнусная душа еще сотню лет, пока вся грязная нить его наполненной жаждой убийства жизни не намотается на веретено времени. Вам, о нечаянные союзники, я оказала великую честь, дозволив увидеть это своими глазами. Сестры всегда будут вспоминать вас, и не без приязни. И знайте, что ныне зрите пред собой памятник Воле, которая перешагнула века и покорила пространство!
Долго стояли мы, вслушиваясь в эхо погибших галактик, где царили неутолимый голод и страсть убийства, а потом, когда солнце село, повернулись и пошли. На базальтовой стеле мы прочли такие слова: