Воскрешающий легенды (СИ) - Страница 2

Сначала был сильный удар в днище. Затем машина полетела кувырком. Когда искореженная иномарка снова оказалась на колесах, и пассажир и водитель были уже без сознания.

Уже солнце садилось за древними горами Баянаула, а Мирас все не спешил возвращаться домой. Он не сводил глаз с юрты бия Кульмагамбета. К главе рода Каржас еще днем приехали гости. Мирас знал это, потому что видел их: трое богато одетых мужчин в сопровождении десятка вооруженных жигитов. Судя по запыленным сапогам и одежде, приехали они издалека. А значит, гости не из их племени.

Мирасу исполнилось семнадцать, но он до сих пор не обзавелся семьей. Многие из его сверстников уже давно обосновались в собственных юртах, а он все еще жил в доме матери. Отца у Мираса не было. Старик Культай умер, переживая свой четвертый мушель[1].

В большой семье Культая Мирас был самым младшим — восьмым ребенком. По иронии судьбы он стал и первым отпрыском мужского пола. Всевышний здорово подшутил над его родителем, подарив ему семь дочерей к ряду, а долгожданного сына — лишь после смерти. Первой из дочерей, родившейся на следующий год после того, как Культай поднял свой шанырак[2], счастливый отец дал имя Ансаган, то есть «желанная». Вторую нарек Ботагоз («глаза верблюжонка»), третью — Айзере («золотая луна»). Когда на свет появилась четвертая дочь, терпение стало покидать Культая. Последовало весьма предсказуемое пожелание, заключенное в имени девочки: Улболсын («Пусть будет мальчик!»). «Нет», — решил Творец, и пятая дочь получила имя Улдай — «как мальчик». Попытки зачатия продолжателя рода не прекращались. Культай упорствовал. С надеждой поднимая на руки своего шестого ребенка, он воскликнул:

— Ул ма екен? («Не мальчик ли?»)

Еще сама не зная ответ на вопрос, еще не успев прочесть на лице супруга разочарования, жена так и нарекла новорожденную — Улмекен.

Отчаянье пришло к Культаю, когда родилась седьмая дочь. Не обнаружив у младенца желанного отростка, он лишь горько вздохнул:

— Ул емес («не мальчик»), — и с досадой махнул рукой: — Шаршадым («устал»)!

Похоронив все надежды о сыне, Культай, по роковому стечению обстоятельств, умер в тот момент, когда его жена Алтынай отяжелела наконец мальчиком. Единственного мужчину из восьми детей назвали Мирасом — Наследником.

Мирас никогда не жил в достатке — родные братья отца не горели желанием помогать овдовевшей Алтынай, так что работать ему пришлось чуть ли не с пеленок. Когда Мирасу исполнилось пять, вышла замуж его последняя сестра — красавица Шаршадым. И вот уже год, как они с матерью остались одни. В отличие от сестер, Мирас не мог похвастать вниманием со стороны противоположного пола. А списывал он это на отсутствие тучных стад и богатой юрты.

Ему всегда хотелось чего-то лучшего. Дело даже не в богатстве. Он просто хотел больше свободы. Независимости. Мирас мечтал увидеть, как живут люди за пределами Баянаула. Сегодня днем в нем зажегся долгожданный лучик надежды: все еще может быть по-другому.

Проходя мимо юрты бия, он ненароком уловил фразу, заставившую его остановиться и прислушаться. Говорил сам Кульмагамбет:

— Среди аргынов нет единства. Я не могу ручаться за всех, но мои жигиты пойдут с вами. Нет, я сделаю вот что: сам поведу их. Пусть все казахи знают — каржасы не трусливые шакалы, которые прячутся по норам!

— Не слишком ли ты горячишься, Кулеке? — мягко возразил один из гостей. — Времена сейчас сложные, без бия народу не обойтись.

— У них будет бий, — не растерялся Кульмагамбет. — Мой старший сын Жомарт вполне способен справиться с моими делами. Оставлю его вместо себя.

— Кулеке, а ведь большинство биев не поддерживают Жангира, — осторожно, почти таинственно произнес все тот же голос. — Нас будет немного.

— Мне все равно, что думают остальные, — быстро среагировал Кульмагамбет. — Если они сами не понимают, что казахам сейчас меньше всего нужно между собой собачиться, я не в силах что-либо изменить. Но я не хочу, чтобы потом обо мне говорили, будто глава каржасов струсил, как остальные. Я с вами.

Пауза. Мирасу не терпелось узнать, что будет дальше, но в этот момент кто-то дернул его за штанину.

— Мигас! Мигас!

Он оглянулся. Это был соседский мальчишка — картавый Аман.

— Чего тебе?

— Тебя Алтынай-тате ищет. Сказала, чтоб я без тебя не возвращался.

— Онбаган![3] — Мирас замахнулся было на мальца, но тут же вспомнил о его старших братьях и с досадой махнул рукой. Пришлось идти.

Яркое полуденное солнце било прямо в глаза, окончательно приведя Жеку в сознание. И все же очнулся он вовсе не по вине небесного светила. Что-то холодное и острое уперлось ему в горло.

— Че, дурак, что ли? — возмутился Жека, едва успев прийти в чувство.

Ударом ладони он оттолкнул от себя кривое лезвие сабли, которую наставил на него какой-то сумасшедший. Лица Жека рассмотреть не мог, поскольку человек, стоявший у его ног, закрыл собою солнце и теперь смотрелся причудливым темным силуэтом. Однако тот факт, что кто-то, пусть даже в шутку, приставил к твоему горлу холодный клинок, не мог не раздражать.

Жека привстал на локте. Тряхнув головой, огляделся, чтобы понять, где находится. Он лежал на обочине широкой тропы. Причем, судя по отсутствию характерной автомобильной колеи, тропа была пешеходной и тянулась к возвышавшимся на горизонте горам.

Незнакомец с саблей оказался не один. С нарастающим чувством тревоги Жека вдруг обнаружил, что чуть поодаль от этого «д’Артаньяна» сгрудились еще несколько человек. Все мужчины. Одеты так, будто только что сошли с иллюстрации к школьному учебнику по истории Казахстана. Каждый держал под уздцы лошадь.

— Кино, что ли, снимаете? — предположил Жека, обращаясь к «д’Артаньяну», который не сдвинулся с места и все еще держал оружие наготове.

— Ну, чего ты молчишь? — Жека терял терпение. — Погоди, а где Макс? Макс! Ма-акс!..

Он стал орать чуть ли не во все горло, чем немало переполошил остальных «мушкетеров». Те уже собирались расположиться на привал, но тут снова повставали с мест и стали о чем-то оживленно переговариваться. Разговор шел на казахском, поэтому Жека не понял ни слова.

«Блин, говорила мне училка по казахскому: занимайся лучше, — мысленно корил себя Жека, — учи язык — пригодится. Вот и пригодилось бы! А теперь хрен поймешь, что этим “д’Артаньянам” нужно».

— Жека, я тут! — отозвался откуда-то справа Максат.

Друг тут же рванулся на голос и вскоре увидел товарища, который, как оказалось, лежал чуть поодаль — в нескольких метрах от него.

— Макс, тут какие-то мушкетеры трутся. Потолкуй с ними, они, похоже, по-русски ни бельмеса.

— Какие еще мушкетеры? Рехнулся, что ли? Машина наша где? — непонимающе забормотал Максат, отрывая спину от травы. Он тер затылок, стараясь размять его. — Башка трещит. Мы, вообще, где?

Максат решил осмотреться, но тут заметил тех самых «мушкетеров», о которых говорил Жека. Человек двенадцать. Только вот напоминали они больше не мушкетеров, а средневековых степных воинов.

На минуту Макс задумался. Но кто-то должен был прояснить ситуацию.

— Мы из города. В аварию попали. В какой стороне дорога?

Молчание.

— Да ты по-казахски им скажи! — сдавленным голосом проворчал в самое ухо поднимающийся на ноги Жека. — Я ж говорю, не понимают они! Чем ты слушаешь?

Максат тоже встал. Напряженно подбирая в голове слова, попытался перевести.

Наконец понимание было достигнуто.

Тот, что стоял на шаг впереди остальных, заговорил первым:

— Ты ойрат?

Учитывая антураж и личность спрашивающего, вопрос наводил на странные мысли.

— Н-нет.

— Тогда назовись! — раздалось требование.