Восход черной звезды (СИ) - Страница 51

Именно в этот миг я поняла, что ненавижу и Ларвейна и всех светлых в принципе.

И несмотря на то, что собиралась приказать Тэхарсу вызвать мне кесаря, для показательной казни Ларвейна, не смогла произнести ни слова.

И вот тут Адрас вдруг сказал:

— Катриона, одно ваше слово…

Я увидела, как побледнел лорд Ларвейн, и в принципе поняла почему — напади на него Эдогар, он смог бы дать отпор, все же в силе судя по первой букве имени они были равны. Атакуй Тэхарс — и неизвестно чем бы все завершилось, Ларвейн по факту был владетелем Лунного дворца, что явно указывало на его повышенные возможности. Но Адрас был значительно выше рангом по силе, и ко всему прочему сомневаюсь, что зря носил титул принц Мрака.

Сомневалась ли я, произнеся «Мучительная смерть»? Ни секунды.

Этот пресветлый предал своего императора, пытался убить меня, мешал мне и становлению единого целостного государства. Учитывая все это, у него не было шансов на выживание.

И я не отвернулась, когда вплеснувшийся из земли мрак поднял заоравшего Ларвейна, вздернув его на высоту, идеальную для того, чтобы казнь была видна всем. Не отвернулась, когда сумрак вспорол его вены, вмиг окрасив белоснежный костюм багрово-алым. Разве что опустила взгляд, когда часть мрака, приняв форму острого узкого меча, принялась кромсать тело пресветлого точными выверенными движениями.

Наземь лорд Ларвейн опал кусками шагах в пятидесяти от меня.

— Легче? — насмешливо поинтересовался Адрас.

— Вы даже не представляете насколько. Спасибо.

— Мелочи, — отозвался принц.

Улыбнулся мне, словно хотел поддержать, и шагнул к ближайшему ребенку, присел на корточки, что-то спросил у малыша, щелкнул пальцами — белые ошейники осыпались как лепестки с цветущих деревьев. Следом упали цветы, а затем, малыши, развернувшись бросились врассыпную, кто, зовя маму, кто просто молча.

Я осталась стоять, с болью осознавая, что помочь смогу лишь сильнейшим из них. Хотелось дать свободу прямо сейчас, сию секунду, решить все одним росчерком пера и плевать что будет потом… Но в том то и проблема, я прекрасно знала, что будет потом. Рабство — узы сковывающие не руки, рабство сковывает мозг. Большинство из этих людей, как бы сильно не мечтали о свободе, понятия не имеют что с ней делать. Рабское сознание росчерком пера не уничтожается…

Вскинув подбородок еще выше, и стараясь казаться совершенно безучастной, я произнесла:

— Эдогар, разыщите наследника лорда Ларвэйна и представьте мне. В случае моего одобрения пресветлый сможет занять место, причитающееся ему по праву.

Осталось невысказанным то, что если я кандидатуру не одобрю — наследия предков ему не видать. Это поняли все, и Тэхарс, громко хмыкнувший, и Эдогар, откровенно потрясенный, и даже Адрас, с некоторым изумлением взглянувший на меня. Понимала ли я, что только что попрала вековое право? Да, несомненно. Но будем откровенны — мой мир, мои правила!

— И прежде чем удалитесь, пришлите мне Юрданара, пусть будет готов записывать на ходу.

Адрас поднялся, подошел ко мне, вновь предложил локоть, и я не стала отказываться, отдав еще одно распоряжение:

— Тэхарс, управляющего поместьем мне.

Дракон молниеносно взлетел в небо.

Мы с темным принцем продолжили шествие по преисподней. Мы шли, довольно размеренно и легко, мимо трупов мужчин и женщин, приколоченных к столбам видимо в назидание. Мимо тоненькой изумительно красивой девушки в легких струящихся одеждах… погибшей от жажды в клетке, подвешенной на самом пекле посреди круглой площадки между бараками. Мимо пыточной расположенной прямо на открытом пространстве, хранящей следы крови, боли, смерти на крюках, ошейниках с шипами, вывешенных на всеобщее обозрение кнутов разной длины и размеров… Моя ненависть к светлым росла столь стремительно, что это уже пугало. Но после увиденного на Тэнетре, и девушки подвергшейся пыткам до такой степени, что утратила желание жить, я не могла бы сказать, что к темным испытывала более теплые чувства… О нет, меня приводили в неистовый гнев обе стороны данного мира, как темная, так и светлая. Безжалостные больные ублюдки! Безжалостные больные наделенные могуществом, магией и силой ублюдки!

— Катриона, — внезапно произнес Адрас, — вы очень эмоционально реагируете на смерть этих несчастных. Сколько вам лет?

В этот момент мы как раз проходили мимо очередного подвигнувшегося мучительной казни. Мужчина средних лет был забит кнутом до смерти, и сейчас мухи облепили его тело, местами превратившееся в ошметки из кожи и мяса.

— Возраст? — сохраняя светский тон, переспросила я. — Адрас, поверьте, дело не в моем возрасте. Проблема в том, что я впервые сталкиваюсь со столь чудовищной беспощадностью и массовой жесточайшей гибелью.

Принц Мрака понимающе улыбнулся, и произнес:

— Да, светлых леди держат в рамках благополучного сказочного уютного мирка ограниченного пространства. Удивлен, что вы в принципе здесь.

Придерживая край платья и ступая по запыленной выложенной красным кирпичом дорожке, я спокойно ответила:

— Вы ошибаетесь, ваше высочество, с момента моего взросления я никогда не пребывала в ограниченном уютном мире. Войдя в права наследницы престола, я приняла и все обязанности. Среди них было нахождение во время пыток в допросной, вынесение приговоров, присутствие в момент казни государственных преступников, разбирательства на местах с мятежниками в случаях возникающей необходимости. Но… — я повернула голову и взглянула в глаза заинтересованно слушающего темного, — но мне никогда не доводилось сталкиваться со столь вопиющей, необоснованной, мерзкой жестокостью.

Юрданар настиг беззвучно, мгновенно извлек жесткую папку и расположил поверх нее листок бумаги и приготовился записывать.

— Первое, дети до пятнадцати лет должны находиться с матерями. Никаких детских загонов. Нарушение — смертная казнь.

Секретарь покорно записал, несмотря на то, что мы продолжали идти — меня очень интересовали виднеющиеся впереди здания с внушительными окнами, откуда ветер временами доносил звук, очень похожий на стрёкот ткацких станков.

— Второе, — холодно продолжила я, — телесные наказания приводящие к смерти — привилегия правителей. Правителей в Эррадарасе двое — я и мой великий супруг. Всем желающим оспорить указ придется держать ответ передо мной лично.

Секретарь, торопливо кивнув, спешно все записал.

— Третье, — продолжила я, вглядываясь в уже несомненно мастерские, — как супруга и со правительница Великого Араэдена Элларас Ашеро из рода Архаэров, я наделяю себя правом единолично даровать свободу достойным.

Юрданар споткнулся, но мужественно все записал. Адрас, продолжая являться моей опорой, лишь молча смотрел, со все сильнее разгорающимся интересом во взгляде. Я его понимала — с моим появлением в унылой и бесполезной жизни темного принца появилось настоящее и непредсказуемое приключение.

Перед мастерскими нас уже ждали — мой неизменно потешающийся над ситуацией Тэхарс и трясущийся бледный светлый лорд в темно-синем костюме, еще сильнее подчеркнувшем его бледность.

Что удивило лично меня — эллар был явно пьян. Напуган, причесан, умыт, в идеально отутюженном костюме, но пьян. Пьян настолько, что едва держался на ногах, что с одной стороны вызывало закономерное отвращение, но с другой… Что-то было в его взгляде, что-то особенное, что я привыкла видеть в глазах подчиненных проворовавшихся чиновников, во взглядах бесчестно притесняемых мастеровых, в глазах простого народа в день Народного суда — дрожащую, неокрепшую, призрачную надежду на справедливость. Надежду давно и мучительно скончавшуюся, но воспрянувшую едва в их жизни появлялась я. И безошибочно разгадав этот проблеск в глазах управляющего, подойдя и не дожидаясь традиционного витиеватого приветствия, я прямо спросила:

— Что вас подкосило, озаренный светом?

Эллар дрогнул, пошатнулся, словно решал стоит ли поддаться душевному порыву, или слишком опасно… но терять ему, похоже было нечего, и рухнув на колени, не сдерживая слез и дрожа так, что едва был способен говорить, он начал рассказывать: