Восход черной звезды (СИ) - Страница 21

Эллиситорес судорожно вздохнула, но не произнесла ни слова, позволяя сыну продолжить.

- Еще через год Ринавиэль родила вторую дочь, — произнес император. — Очаровательную светловолосую девочку с удивительно прекрасными изумрудными глазами, ребенка — взявшего от родителей лучшее. Но магии Жизни в ней не было ни капли, и Велерея сделала все, чтобы дар перешел от Катрионы к Дориане. Я не стал препятствовать, здраво рассудив, что Дориану, если та вызовет отклик в моем сердце, принесу в жертву для открытия портала между мирами, а Катриону, как и планировал, заберу с собой. Расчет был идеален, но… ошибочен.

Он протянул руку, коснулся щеки спящей девушки, и продолжил:

- Спустя четырнадцать лет Ароиль Астаримана представил мне свою младшую дочь. Она была очаровательна. Яркая, красивая, по-девичьи стройная, с огромными зелеными глазами, за которыми скрывалась… пустышка. Лживая, эгоистичная, самовлюбленная пустышка. Ни ума, ни самоиронии, ни умения ставить цели и достигать, ни желания учиться, развиваться… ничего. Девица, мечтающая о балах, поклонниках и всеобщем восхищении. Я надеялся полюбить ее, но Дориана вызвала лишь одно чувство — чувство глухого раздражения. Очередной мой план рухнул. Неистово досадуя, я приказал представить мне старшую из дочерей, уже предчувствуя еще одно разочарование.

Он вновь коснулся ее лица, нежно провел пальцами по щеке, и произнес:

- Разочарование… было убийственным.

Ладонь сжалась в кулак, давя эмоции железной волей, сдерживая чувства. Великий Араэден Элларас Ашеро из рода Архаэров поглощающих силу рывком поднялся, отошел к окну, встал рядом с матерью. Гордый, несгибаемый, сильный, не позволяющий себе и тени эмоций, он сухо продолжил:

- Предсказание Дарики начало сбываться в то же мгновение — я ощутил возвращение собственной магии прежде, чем осознал, что неотрывно смотрю на Кари практически час, забыв о времени. Потеряв ощущение времени…

Там, за окном, и Эллиситорес это отчетливо увидела — охраняющие дворец драконы ринулись на материализовавшегося прямо в воздухе темного. Две быстрые хищные тени, две сверкнувшие огнем пасти… два куска некогда единого тела искусного воина полетели вниз… Сторонники кесаря жестоко расправлялись с рискнувшими бросить вызов возвратившемуся правителю Эррадараса.

- Их… много, — осторожно произнесла пресветлая.

- О пророчестве стало известно, — спокойно отозвался Араэден.

- Пророчестве? — полувопросительно переспросила Эллиситорес.

Он ответил полукивком, затем процитировал:

- "И возвратится дыхание жизни Эррадараса, и воссияют Белый свет- и его Черная Звезда, и тьма покорится свету”.

Эллиситорес замерла, неверяще глядя на сына. Секунда, вторая, третья… пресветлая, тяжело дыша, пыталась понять, осознать, принять… а затем испуганно выдохнула:

- Ты назвал ее Черной Звездой!

Император промолчал, все так же глядя в окно. Он смотрел уверенно и спокойно, с решимостью воплотить в реальность то, что написал собственной кровью в истерзанном детстве. То, что не позволило сойти с ума. То, что заставило стать тем, кем ныне являлся.

- Ты… — голос пресветлой сорвался.

- Планировал? Да, — сухо ответил он.

И Эллиситорес поняла, что спорить и отговаривать бессмысленно. Но страх, свой страх она все же облекла в слова:

- Они не допустят этого, Араэден. Ни темные, ни светлые!

Медленно повернув голову, он посмотрел на мать, и произнес,

допустив тень насмешки:

- Полагаешь, у них будет выбор?

Потрясенная Эллиситорес отрицательно покачав головой, прошептала:

- Это невозможно, сын.

Ответом ей было уверенное:

- Нет ничего невозможного.

Я проснулась с неимоверной головной болью. Больно было настолько, что хотелось выть, причем не переставая. Повернувшись на другой бок, обнаружила, что сплю в новой и незнакомой мне. Сильно удивилась, припомнила события ночи, и так же сильно расстроилась. Хотела бы я знать, что это вообще такое было. Хотя нет — не хотела бы. Я бы вообще не хотела бы никогда знать ни что это было, ни в принципе кесаря.

И тут до меня донеслось испуганное:

- Как пожелает пресветлая.

Это было странно. Очень странно, потому что одновременно с осознанием услышанного, пришло и другое осознание — фраза была произнесена на ином языке. Певучем, переливчатом, со странными восходящими интонациями и… и я поняла каждое слово!

Я. Поняла. Каждое. Слово!

Очень медленно, стараясь не потревожить нестерпимо болящую голову, я села. Затем так же медленно и осторожно открыла глаза.

- Пресветлого утра, Звезда моя, — раздалось справа.

Очень медленно повернув голову, я увидела сидящую в кресле и определенно ожидающую моего пробуждения мать кесаря. Перед пресветлой Эллиситорес склонились две рабыни, третья стояла сбоку от нее, в полусклоненном положении удерживая поднос с мелко нарезанными фруктами.

- Дддоброе утро, — нервно ответила я.

И поняла, что говорю на другом языке. С несвойственными мне интонациям, восходящими, более напевными, с обилием гласных.

- Нет, Звезда моя, не так, — мать кесаря радостно мне улыбалась, — мир Эррадараса ценит не эмоции, свойственные твоему миру, а свет — эль.

Медленно, голова все так же дико болела, я исправилась и произнесла:

- Сияющего утра, пресветлая.

Она улыбнулась, величественно кивнула и похвалила:

- Замечательно.

Кошмар! О Великий Белый Дух — это же какой-то кошмар!

И я рухнула обратно на подушки.

Итак, делаем выводы — болезненный акт был совершен кесарем дабы обучить меня местному языку. Не спорю — он сэкономил мне массу времени этим, так что по идее я должна быть благодарна. По идее — потому как боль до сих пор не дает ни сосредоточиться, ни ощутить какое-либо чувство помимо боли и злости. Кстати о боли — помнится вселенское зло Рассветного мира превосходно умеет избавлять от нее.

Я снова села.

Посмотрев на наблюдающую за каждым моим движением пресветлую, вежливо осведомилась:

- Не будете ли вы так любезны, пресветлая, сообщить мне, где бы я могла найти… — нет, не то, — эм… встретиться с сиянием Эррадараса, вашим пресветлым сыном?

Не то, чтобы мое любопытство удовлетворили сразу, увы нет — для начала пришлось встать, и это далось мне не легко. Скажу больше — подняться мне помогли две рабыни. Хотелось бы назвать их служанками, но язык не поворачивался — служанки были у меня в Ирани, в оитлонском королевском дворце. Они были говорливые, иной раз не в меру, старательные, но не особо, имели яркий характер и собственное мнение… пусть даже частенько крайне оскорбительное по отношению ко мне. Но то были личности! Это — тени. Бледные, тоненькие, бесшумные, безголосые, не поднимающие глаз и не встречающиеся со мной взглядами — тени.

- Звезда моя, твой пытливый взгляд выражает недоумение с оттенком неодобрения, — произнесла пресветлая мать кесаря. — Рабыни вызвали твое неудовольствие?

Стоит отметить — при ее словах рабыни не то чтобы напряглись, о нет, они не позволили себе даже вздрогнуть, просто в их опущенных глазах явственно промелькнула обреченность. Обреченность несовместимая с жизнью. И только. Я поморщилась, досадуя не то чтобы на себя, скорее на пресветлую, проявляющую чрезмерное внимание к моей персоне и к моим эмоциям, которые она старательно считывала. Это… не то чтобы вызвало неудовольствие, это разозлило. И меня вполне можно понять — мало мне кесаря, считывающего все мысли до единой, так у него еще и матушка проявляет недюжие способности в определении эмоций, которые я не горела желанием делать достоянием гласности.

Ко всему прочему нестерпимо болела голова, что не добавляло мне ни сдержанности, ни собственно желания сдерживаться.

- Рабыни вызывают… недоумение, — холодно произнесла я, — о неудовольствии речи не идет.

И повернувшись, с вызовом посмотрела на пресветлую.

Эллиситорес, никак не отреагировав на вызов, задумчиво осматривала меня. Ее лицо оставалось бесстрастно-приветливым, излучая даже не эмоции — оттенки эмоций, прикрытые воспитанием, вышколенностью, учтивостью, холодностью, скрытностью… и прочим. Говоря откровенно — рядом с ней самая воспитанная из оитлонских леди смотрелась бы деревенщиной вытащенной из коровника. О том, как рядом с пресветлой смотрелась я сама, постаралась просто не думать. Я в принципе и до наших леди не дотягивала, что уж говорить о пресветлой… Что там кесарь мне говорил про путь от уродливой шлюхи до свинарки?…