Восход черной звезды (СИ) - Страница 20
- Вот как ты лишилась своей магии, — сдавленно произнес император.
- Да, сын, — она не обернулась, продолжая смотреть на залитый лунным светом город вдали. — На вторые сутки после ритуала, ты был рожден и он отнял тебя, едва ты огласил этот мир первым криком. Он позволил мне даже взглянуть на тебя…
Несколько секунд эллара молча взирала на раскинувшийся вдали пейзаж, затем тихо продолжила:
- Я не знаю, пытался ли он тебя убить… Сколько раз он пытался тебя убить… Запертая в своих покоях я молила вернуть мне мое дитя, но он оставался глух к мольбам, а без магии мне было нечего противопоставить моему жестокому супругу. И лишь согласием на рождение Эпионея, я добилась права хотя бы посмотреть на своего сына… Тебе было семь лет, ты уже доказал свое право на имя, данное тебе при рождении, ты даже не улыбнулся, увидев меня.
Некоторое время в спальне царила тишина, а затем Араэден произнес:
- Мне было почти восемь, я разнес половину дворца и вынудил того, кого был обязан называть отцом, выпустить тебя из заточения. Его сила уступала моей. Но его коварство — превосходило коварство темных в разы, и я понял это, когда увидел охранительный браслет на твоей руке. Браслет — прямое свидетельство того, что он получил желаемое. Был ли у меня повод улыбаться?
Эллиситорес промолчала. А затем, с несвойственной ей робостью, попросила:
- Расскажи, где ты был, расскажи о ней.
Легко поднявшись, император отнес свой дар иного мира на постель, бережно уложил, укрыл покрывалом и, глядя на бледную девушку, начал рассказывать:
- Они убивали меня долго. Слишком долго, испытывая на прочность и мое желание жить и способность этого мира удерживать искру жизни даже в самом искалеченном полутрупе. И как я понимаю, Эррадарас реагировал — всколыхнув все истинные народы, от песчаных демонов, до горных драконов. Это вынудило Араэна предпринять попытку избавиться от меня более кардинальным образом — они вышвырнули меня в другой мир. Это было… неприятно. Примерно так же, как трое суток беспрерывных попыток убить меня. Что такое истинная боль я узнал лишь в Рассветном мире.
Он усмехнулся и продолжил:
- Меня нашли Мейлина и Дарика, та, что стала мне второй матерью. Она владела магией исцеления, но магия ее мира не действовала на того, кто был сыном мира иного. К счастью, она оказалась умной женщиной и осознав бесплотность приносящих мне лишь боль попыток оживления, позволила моему телу восстанавливаться самостоятельно, поддерживая, контролируя, ломая кости в случае, если срастались неверно, вырезая органы, если те функционировали не должным образом, экспериментируя с пищей, подбирая ту, что нужна была мне. Прошло около года прежде, чем я смог начать ходить.
- Года? — воскликнула Эллиситорес.
- Да. В Рассветном мире я провел более трехсот лет.
Не удержавшись на ногах, пресветлая начала медленно опускаться, Араэден создал мягкое кресло прежде, чем она даже осознала, что может упасть. А затем вернулся к рассказу:
- Дарика вернула меня к жизни, но вернуть мне магию была неспособна, как впрочем и возвратить меня в Эррадарас. Несколько лет мы искали пути, но все, что она смогла, это произнести посетившее ее в трансе пророчество: "Когда в сердце твоем воцарится нежная страсть, отдавшей жизнь за любовь позволь дышать". Убийственное пророчество для того, кто поклялся более никогда не любить, не так ли?
Он не ждал ответа и продолжил зло и отрывисто:
- Мне не повезло, оказаться там, на начало Смутных времен. Или повезло, но только мне, а не Дарике с Мейлиной. Я часто уходил в горы, ища пути возвращения домой и раз за разом предпринимая попытки восстановить магию, и не предугадал, а должен был бы… Дарика была наделена магией, а Мейлина, ее юная дочь, слишком красива… Красота нередко играет фатальную роль для тех, кто остается без защиты… Мейлину насильно сделал своей ТаЭрхадан, местный набирающий силу царек, практически архимаг. Дарика пыталась защитить дочь, и была убита. Я почувствовал что-то… отголосок тревоги, когда она умирала. Мгновенно сорвался с места, загнал трех лошадей, но когда прибыл, все, что я уже мог для нее сделать — лишь похоронить истерзанное тело. Похоронил… и попытался спасти Мейлину.
Некоторое время он молчал, затем вернулся к рассказу:
- К ТаЭрхадану было не подобраться, и я сделал все, чтобы архимаг сам возжелал встречи со мной, отправив к праотцам многих его воинов. План увенчался успехом, в результате правитель возвысил меня, переведя из статуса скованного по рукам и ногам заключенного, сразу на должность первого советника. Спустя несколько дней я получил в подарок Мейлину. И это стало путем к спасению.
- Мейлина? — шепотом переспросила Эллиситорес.
- Тот факт, что я был вынужден искать тепло женского тела в тайне от нанимателя, по причине того, что никогда бы не осквернил домогательствами ту, что была дочерью моей фактически приемной матери. Мейлина жила в моих покоях и считалась моей наложницей, но я проводил ночи у наложниц ТаЭрхадана. И после одной из них, неожиданно испытал всплеск необъяснимой боли. После, наедине с собой, попытался определить источник и зажег свечу не прикасаясь к ней. Вместе с той свечой зажглась и моя надежда — я нашел способ получить магию. Пусть не свою, не прежние возможности, но магия была вновь со мной. Со временем я осознал, что кроется за родовым именем моего настоящего отца — "Архаэры поглощающие силу". Это оказалось не просто титулом.
Изумленно вскрикнув, эллара хотела было что-то сказать, но затем отрицательно покачав головой, попросила:
- Продолжай.
Усмехнувшись, император произнес:
- Все поведанное мной только что, включает в себя период трех лет. Три года… Пожалуй, знай я о том, что впереди меня ожидают еще три сотни лет в Рассветном мире… Я рад тому, что не знал.
Он вновь замолчал, и на этот раз молчание длилось долго. А затем Араэден с трудом вернулся разговору.
- По началу я не терял надежды. Думая о тебе, о мести, о том, как вернусь. Представляя себе этот миг в деталях… Я искал способы возвращения, десятки, сотни, тысячи раз наблюдая за тем, как мучительно гибнет надежда, и все больше склоняясь к тому, что предсказание Дарики имеет смысл. "Когда в сердце твоем воцарится нежная страсть, отдавшей жизнь за любовь позволь дышать"… Я засыпал с этой фразой, и просыпался с ней же… Долгие сотни лет… Потеряв надежду на то, что к моему возвращению ты еще будешь жива… Окончательно осознав, что месть уже не свершится — мне будет попросту некому мстить… Но когда погибла надежда, осталась холодная решимость — вернуться вопреки всему. Я не сдавался. Сотни, тысячи бледных и не очень копий Элиэ… Я жаждал полюбить, желал этого со всей определенностью и… не мог. Юные, прекрасные, влюбленные — их было много в моей постели, но сердце не затронула ни одна. За триста лет я уверился в том, что полюбить не способен, но не прекращал пытаться, как впрочем и не оставлял попыток открыть путь между мирами иными способами. Путем долгих изысканий, я определи, что мне нужен маг жизни. На тот момент таковым был лишь Ран Эниэль Уитримана, но вот досада — как маг он был слаб, а все пятеро его дочерей и вовсе не обладали силой. Каково же было мое удивление, когда четвертая из дочерей, Ринавиэль, понесла дитя, в котором магия пульсировала неимоверной силой. И это была девочка. В тот момент, я смотрел на ее мать, удивительно прекрасное светловолосое создание, и думал — а что если? Что если совместить и заполучить и сильного мага жизни и девушку, которую я смогу полюбить? Надежда, она появилась снова.
Резко выдохнув, император продолжил:
— И разбилась в день, когда Катриона родилась. У нее оказались темные, слишком длинные для новорожденной волосы. Совершенно черные… Для меня, с ненавистью относящемуся к темным, что сплошь черноволосы, это стало ударом. Глядя на крохотную девочку, в руках Велереи, я испытал растерянность. Изматывающая тоска, обрушившаяся с новой силой… Я внезапно понял, насколько одинок. Насколько всегда был одинок, будучи чужим и для светлых, и для темных, оказавшись совершенно посторонним в Рассветном мире. И решил, что мне нужен кто-то… хотя бы кто-то один, кто будет понимать меня, кто будет расти в условиях подобных тем, в которых рос я, кто станет таким же как я, кто будет рядом со мной и вернется в мой мир вместе со мной. У нее были черные волосы и смешные черные глазки — я подумал, что мы будем как два наших светила — белое и черное, и назвал ее Кари Онеиро. Велерея услышала это как "Катриона" и именно это имя было дано той, что должна была повторить мой путь и оказаться в условиях отдаленно напоминающих мое детство. Чары были наложены, в тот же день от Кари отказалась мать.