Воровская честь - Страница 75

Когда Азиз заметил первые темно-зеленые фигуры военных, он быстро свернул в переулок, обычно забитый по средам многочисленными толпами спешащих за покупками людей и где водители были рады, если делали пять миль в час. Но сегодня Азизу удавалось держать на спидометре больше пятидесяти. Он ещё раз повернул направо, и в поле их зрения появились первые местные жители, рискнувшие выбраться из своих укрытий. Вскоре улица вышла на главную магистраль, по которой они устремились за город. Машин на дороге все ещё было мало.

Азиз занял левый ряд и все время поглядывал в зеркало, стараясь при этом не превышать установленное ограничение скорости.

— Никогда не допускай, чтобы тебя останавливали из-за твоей небрежности, — тысячу раз предупреждал его Крац.

Когда Азиз включил подфарники, Скотт почувствовал себя увереннее. Хотя два часа должны были истечь, он сомневался, что уже начаты их поиски, и к тому же чем дальше они отъезжали от Багдада, тем менее преданными Саддаму становились его граждане.

Выехав за черту города, Азиз увеличил скорость до шестидесяти миль в час.

— Дай мне двадцать минут, Аллах! — причитал он. — Дай мне двадцать минут, и я доберусь до Кастл-поста.

— Кастл-пост? — сказал Скотт. — Мы не среди краснокожих индейцев.

— Нет, профессор, — рассмеялся Азиз, — это место, где в Первую мировую войну находился британский армейский пост и где мы сможем укрыться на ночь. Если я смогу добраться туда до того, как…

Все трое одновременно заметили первый армейский грузовик, двигавшийся им навстречу. Азиз свернул налево, выскочил на боковую дорогу и был сразу же вынужден сбросить скорость.

— И куда мы направляемся теперь? — спросил Скотт.

— В Хан-Бени-Саад, — сказал Азиз, — деревню, где я родился. Там мы сможем остановиться только на одну ночь, но зато никому не придёт в голову искать нас в этом месте. Завтра, профессор, вам придётся решать, какую из шести границ мы будем пересекать.

Прошедший час генерал Хамил непрерывно ходил по своему кабинету. Два часа давно прошли, и он начинал задумываться, а не провёл ли его Крац и как это ему удалось.

Он уже жалел, что убил этого человека. Если бы Крац был жив, к нему, по крайней мере, можно было бы применить испытанный метод пыток. Теперь он никогда не узнает, как бы тот отреагировал на его излюбленное бритьё головы.

Хамил уже приказал испуганному лейтенанту вернуться со взводом в подвал штаб-квартиры Баас. Вскоре после этого лейтенант доложил, что дверь сейфа распахнута и грузовик исчез, как исчез и документ, висевший на стене. Генерал усмехнулся. Он был уверен, что оригинал у него в руках, но все же достал его из цилиндра и разложил на столе для того, чтобы перепроверить. Когда он добрался до слова «британских», то вначале побелел, а затем стал все сильнее и сильнее наливаться кровью.

Он немедленно приказал отменить отпуска военным и дал команду пяти гвардейским дивизиям организовать поиск террористов. Но он не мог знать, насколько они опередили его, как далеко оторвались и в каком направлении.

Однако он знал, что на таком грузовике они недолго смогут оставаться незамеченными на главных дорогах. С наступлением темноты они скорее всего свернут в пустыню на ночёвку, а утром появятся вновь и попытаются пересечь одну из шести границ. Генерал уже распорядился, что, если хоть одному из террористов удастся перейти границу, пограничники на всех контрольных постах будут арестованы и посажены в тюрьму независимо от того, были они на дежурстве или нет. Двое солдат, которые должны были закрыть дверь сейфа, уже расстреляны за невыполнение его приказа, а майор, отвечавший за перемещение сейфа, взят под стражу. По крайней мере, решение майора Сайда покончить жизнь самоубийством избавило Хамила от хлопот, связанных с военным трибуналом: через час майора нашли повесившимся в камере. Очевидно, верёвка, оставленная на полу под крюком, торчавшим из потолка, оказалась для него достаточным намёком. Что же касается двоих молодых студентов-медиков, делавших уколы и являвшихся свидетелями его разговора с Крацем, то они уже направлялись к южной границе для прохождения службы в отнюдь не элитном полку. Они такие симпатичные мальчики, подумал генерал и отпустил им неделю жизни.

Хамил снял трубку телефона и набрал личный номер президента. Он должен быть первым, кто объяснит президенту, что произошло сегодня днём.

Скотт всегда считал своих соотечественников гостеприимным народом, но вынужден был признать, что никогда ещё не встречал более тёплого приёма, чем устроенный им семьёй Азиза.

Деревня Хан-Бени-Саад, где родился Азиз, насчитывала чуть больше 250 дворов и едва сводила концы с концами, продавая свой скромный урожай апельсинов, мандаринов и фиников в города Киркук и Эрбиль.

Старейшина рода, который, как оказалось, приходился дядей Азизу, немедленно распахнул дверь своего маленького каменного дома, чтобы они могли воспользоваться единственной ванной в деревне. Женщины, которых в доме оказалось не так уж мало, непрерывно грели воду, пока все их гости не засияли первозданной чистотой.

Когда Скотт вышел наконец из дома старейшины, он обнаружил под сенью цитрусовых стол, уставленный незнакомыми блюдами из рыбы, мяса и фруктов, которые, как он предположил, собирались из каждого дома в деревне.

Под ясным звёздным небом они ели свежеприготовленную пищу и запивали её ключевой водой, за которую калифорнийцы отдали бы состояние, появись она у них на прилавках.

Но Скотт ни на минуту не забывал, что завтра им придётся покинуть эти идиллические места и каким-то образом перебраться через одну из шести границ.

После того, как в разношёрстных чашках и кружках был подан кофе, старейшина поднялся со своего места во главе стола и произнёс приветственную речь, которую переводил Азиз. Короткая ответная речь Скотта была встречена аплодисментами ещё до того, как Азиз перевёл то, что он сказал.

— У них с нами есть одна общая черта, — сказала Ханна, взяв Скотта за руку. — Их восхищает смелость.

Старейшина закончил ужин предложением, которое Скотт не мог принять, хоть и был благодарен ему. Он хотел выпроводить всех из дома, чтобы гости могли провести ночь в помещении.

Скотт отказывался до тех пор, пока Азиз не объяснил ему:

— Вы должны согласиться, иначе он обидится, решив, что его дом недостаточно хорош для вас. К тому же у арабов считается, что самую большую честь своему хозяину вы окажете, если ваша женщина забеременеет под его крышей, — сказал Азиз, пожав плечами.

Скотт лежал без сна большую часть ночи и смотрел в незастекленное окно. Попытавшись оказать хозяину самую большую честь, он вновь задумался над тем, как сделать так, чтобы его группа перебралась через границу и доставила Декларацию независимости в Вашингтон.

Когда первые лучи солнца поползли по тканому покрывалу на их кровати, Скотт выпустил Ханну из объятий и поцеловал в лоб. Выбравшись из-под простыней, он обнаружил небольшую жестяную ванну, наполненную тёплой водой, и увидел, что женщины хлопочут вокруг открытого огня.

Одевшись, Скотт просидел час над картами местности в поисках возможных путей пересечения иракских границ. Сирия с Ираном были отброшены сразу, поскольку там их попытаются прикончить при первом же появлении. Возвращение через иорданскую границу также будет связано с большим риском. К тому времени, когда к нему присоединилась Ханна, он отбросил Саудовскую Аравию, как слишком хорошо охраняемую и остался с пятью маршрутами и двумя границами.

Когда их хозяева стали готовить завтрак, Скотт с Ханной пошли прогуляться по деревне, взявшись за руки, как любые другие влюблённые в воскресное утро. Местные жители улыбались, а некоторые кланялись им. И хотя никто из них не мог заговорить с незнакомцами, их глаза были столь красноречивыми, что в словах не возникало нужды.

На краю деревни они повернули назад и пошли к дому старейшины. Кохен жарил яичницу на открытом огне. Ханна остановилась рядом и стала смотреть, как женщины пекут тонкие лепёшки, которые, если их помазать мёдом, сами по себе были объедением. Старейшина вновь занял место во главе стола и усадил Скотта рядом с собой. Кохен уже сидел на стуле и собирался приступить к своему завтраку, но тут к нему подошла коза и стянула с тарелки его яичницу. Ханна рассмеялась и быстро приготовила ему другую, прежде чем он успел что-то сказать.