Воровская честь - Страница 13

— Да, но не идеальную копию, — настаивал он.

Это заявление заставило Билла поставить стакан и задуматься.

— Кому она нужна?

— Клиенту, который коллекционирует редкие рукописи, — ответил Анжело. — И он платит хорошие деньги.

«Не самая плохая из баек», — подумал Билл, делая очередной глоток «Гиннесса».

— Но это займёт у меня несколько недель, — сказал он почти про себя. — В любом случае мне придётся перебраться в Вашингтон.

— Мы уже подыскали подходящее место для тебя в Джорджтауне и, я уверен, сможем заполучить любые материалы, которые тебе могут понадобиться.

Долларовый Билл поразмышлял и над этим заявлением тоже, прежде чем приложиться к стакану и объявить:

— Забудь об этом — это похоже на слишком тяжёлую работу. Как я уже сказал, она займёт у меня многие недели и, что хуже всего, мне придётся бросить пить, — добавил он, возвращая пустой стакан на стойку. — Ты должен понять, иначе я не могу — я во всем добиваюсь совершенства.

— Именно по этой причине я приехал с другого конца страны и отыскал тебя, — спокойно сказал Анжело. Поколебавшись, Долларовый Билл посмотрел на него более внимательно.

— Я хочу двадцать пять тысяч задатка и двадцать пять по завершении с оплатой всех расходов, — сказал ирландец.

Анжело не поверил своим ушам. Кавалли разрешил потратить до сотни тысяч. Но тут он вспомнил, что его босс никогда не верит тому, кто не торгуется.

— Десять тысяч, когда приедем в Вашингтон, и ещё двадцать по завершении.

Долларовый Билл покрутил пустой стакан:

— Тридцать по завершении, если не сможешь установить разницы между моей копией и оригиналом.

— Но нам надо знать разницу, — сказал Анжело. — Ты получишь свои тридцать тысяч, если никто, кроме нас, не сможет установить подделку.

Телефонный звонок застал его в самом начале лестницы. Все ещё занятый только что прочитанной лекцией, Скотт в несколько прыжков преодолел ступеньки, толкнул дверь своей квартиры и схватил трубку, сбив на пол фотографию матери.

— Скотт Брэдли, — сказал он, поднимая фотографию и возвращая её на сервант.

— Ты нужен мне в Вашингтоне завтра. В моем кабинете, в девять ноль-ноль.

Скотту всегда нравилась манера Декстера Хатчинза никогда не называть себя по телефону и полагать, что работа на ЦРУ была важнее того, чем он занимался в Йеле.

Всю оставшуюся часть дня ему пришлось меняться занятиями с двумя сочувственно настроенными коллегами. При этом он не мог сослаться на неважное самочувствие, поскольку все прекрасно знали, что за последние девять лет у него не было ни одного пропуска из-за болезни. Оставалось только прибегнуть к «неприятностям из-за женщины», что всегда вызывало сочувствие у пожилых профессоров и не располагало к излишним вопросам.

Декстер Хатчинз никогда не распространялся по телефону относительно причин вызова, но поскольку все утренние газеты вышли с фотографиями Ицхака Рабина, прибывающего в Вашингтон на первую встречу с президентом Клинтоном, догадаться не составляло труда.

Скотт достал папку, спрятанную между материалами по гражданским правонарушениям и налогам, и извлёк из неё все, что у него было на нового премьер-министра Израиля. Его политика по отношению к США, похоже, не очень отличалась от той, что проводил предшественник. Он был лучше образован, чем Шамир, более сговорчив и мягок в своих подходах, однако Скотт подозревал, что если бы дело дошло до драки в одном из шумных баров делового центра, Рабин вышел бы оттуда без единой царапины.

Скотт откинулся в кресле и задумался о блондинке по имени Сьюзан Андерсон, присутствовавшей на одном из последних брифингов, который ему было предписано посетить вместе с вновь назначенным госсекретарём в качестве его консультанта. Если она будет присутствовать и на этом совещании, поездка в Вашингтон может оказаться ненапрасной.

На следующее утро чёрный лимузин с дымчатыми стёклами подъехал к клинике университета штата Огайо. Шофёр, как ему было приказано, припарковал машину на стоянке, отведённой Т. Гамильтону Маккензи.

Машина должна была в десять часов забрать пациента и доставить в университетский медицинский центр Хомеса в Цинциннати.

В 10.10 два санитара в белых халатах выкатили из дверей кресло с сидевшим в нем высоким мужчиной крепкого телосложения и, увидев автомобиль, припаркованный на стоянке декана, подрулили к нему. Шофёр выскочил из машины и быстро распахнул заднюю дверцу. «Бедняга, — подумал он при виде больного, голова которого была сплошь покрыта бинтами, если не считать небольшой щели возле губ и ноздрей. — Скорее всего это ожоги», — заключил он про себя.

Крепко сбитый мужчина перебрался из кресла-каталки на заднее сиденье и, устроившись на нем, вытянул ноги. Водитель сказал ему:

— Я застегну ваш ремень безопасности, — и получил в ответ короткий кивок.

Он вернулся на своё место и опустил стекло, чтобы сказать «до свидания» санитарам и довольно представительному мужчине, стоявшему позади них. Шофёр никогда ещё не видел такого измученного лица.

Лимузин тронулся с умеренной скоростью. Шофёра строго-настрого предупредили ни при каких обстоятельствах не нарушать дозволенной скорости движения.

Т. Гамильтон Маккензи с огромным облегчением смотрел, как машина отъезжает от клиники и исчезает из вида. Он надеялся, что кошмар подходит к концу. Операция заняла у него семь часов, и прошлая ночь была первой за всю неделю, когда он крепко спал. Последним указанием, которое он получил, было отправляться домой и ждать возвращения Салли.

Когда Маккензи впервые услышал требование, выдвинутое женщиной, которая оставила пять долларов на столике в «Олентанджи инн», он посчитал его невозможным. И не из-за этических соображений, как заявил тогда, а из-за опасения, что никогда не сможет добиться подлинного сходства. Он хотел объяснить ей про аутотрансплантацию, наружный эпителий и находящийся под ним кориум и насколько маловероятно, что… Но когда в его кабинете появился будущий пациент, Маккензи сразу же понял, почему они выбрали именно его. Он был почти такого же роста, может быть, чуть ниже — на дюйм, не больше, — и фунтов на пять — десять поменьше весом. Но обе проблемы легко преодолевались с помощью более высоких каблуков на ботинках и нескольких биг-маков.

Череп и черты лица были замечательные и имели поразительное сходство с оригиналом. В конечном итоге понадобилось только изменить форму носа и выполнить неполнослойную кожную имплантацию. Результаты оказались хорошими, даже очень хорошими. Хирург предположил, что рыжие волосы мужчины не имеют значения, поскольку их можно сбрить и использовать парик. С новым набором зубов и хорошим макияжем его смогут отличить разве что самые близкие родственники.

За семь часов в операционной у Маккензи сменилось несколько разных бригад. Он говорил им, что, когда начинает уставать, ему нужна свежая помощь. В клинике никто ни о чем не спрашивал Т. Гамильтона Маккензи, и только он видел окончательный результат. Маккензи выполнил свою часть сделки.

Она припарковала «форд-таурус» — самую популярную в Америке модель — в сотне шагов от дома, предварительно развернув его в направлении, в котором собиралась отбыть.

Обувь она сменила в машине. Единственный раз, когда её чуть не схватили, причина была в грязи, которая прилипла к подошвам её ботинок и которая затем привела ФБР на то место, где она побывала несколькими днями раньше.

Перекинув через плечо сумку, она ступила на дорогу и медленно направилась к дому.

Место они выбрали удачно. Дом фермера стоял в нескольких милях от ближайшей постройки — если таковой можно считать заброшенный амбар, — в самом конце просёлочной дороги, куда не решились бы свернуть даже отчаявшиеся любовники.

Дом казался необитаемым, но она знала, что они были там, ждали и наблюдали за каждым её движением. Она без стука открыла дверь и сразу же увидела одного из них.