Вороны (СИ) - Страница 6

Телега ехала, громыхая колесами по дорожным кочкам. Похоронное молчанье опустилось на всех. Каждый думал о чем-то своем, кто представлял красавицу — Настасью, кто Воробу, которая решила украсть чужое счастье, кто горе-кузнеца….

Вагас понукал коня, выплюнул травинку и, наконец, сухо произнес:

— Дааа… Чужое несчастье — плохая основа для нового дома. А я думаю, ума не было у всех троих. Зачем было Настасье кого-то слушать? Или тому же кузнецу? Говорят, конечно, «послушай умных людей», но своя-то голова где? И потом, человек человеку — рознь. Доверила самое ценное, что было другой, да еще чародейке… Одно слово, — бабы — дуры…

— Ты слышала, что брат говорил? Волков в этом году много, — уж до двора добрались. У Марии пару кур стащили, да к нам уж заглядывали — сама следы видела. И не только на волка напороться можно.

— Матушка, я в лесную чащу и не загляну, — по краю похожу.

— Ладно, только возвращайся не поздно и Пурша с собой возьми …

Собака радостно помчалась вперед, нырнула под кусты, девушка же отогнула ветвь и вошла в лесное царство… Она шла быстро, наслаждаясь запахом, подмечая грибные места, — разноцветные шляпки тут и там выглядывали из — под зеленого мха. Пес радостно помахивал хвостом, обнюхивал хозяйку и мчался по тропе дальше, к дубовой роще. Где-то там, за высокими дубами живет Михас, — она замечала, что он всегда появляется с той стороны. Странно! Неужели его семья живет у Седого озера? Никто из местных не пойдет туда, побоится. Говорят, что за границей озера живет лесная нечисть, — народ там пропадает. Ступит в лес и его кружит, заманивает и не может потом человек вернуться. Даже к самому озеру мало кто приходит; что-то есть в той воде неестественное. Дымка тумана висит над водой круглый год. А сама вода там стоит прозрачная как кристалл, и даже зимой не замерзает…

Рядом что-то хрустнуло, — коротко всхрапнув и наклонив голову, на нее шел молодой лось. Гардиния отметила плотно прижатые уши, вздыбленную гриву и глаза, — ужасные вывернутые из орбит белки. Девушка испуганно вскрикнула, сделала шаг назад…

— Стой! Не двигайся! — Михас схватил ее в охапку и отбросил назад. — Не бойся! Он это сразу почувствует и начнет преследовать.

Девушка изо всех сил попыталась угомонить бьющееся как пойманный в силки заяц сердце. Все же присутствие Михаса вселило в нее уверенность, она спокойнее взглянула на быка, — тот тут же остановился, равнодушно мотнул головой и начал обгладывать ветки.

Девушка уткнулась мужчине в плечо и всхлипнула:

— Сердце в пятки ушло…

— Не бойся, — здесь тебя никто не тронет. — Михас взмахнул рукой над ее головой, нарисовал круг.

Гардиния удивленно подняла бровь.

— Этот лес безопасен для тебя. Теперь безопасен.

— Ты умеешь, чтобы…

— Умею, — тихо обронил он и потянул за руку. — Пойдем!

Он уверенно прокладывал дорогу, а девушка доверчиво устремилась за ним и только когда показалась водная гладь, поняла куда они пришли. Туманное озеро в центре леса, кругом зеленые заросли камышей с коричневыми батончиками сверху, — они окружили озеро, но близко не подступали, жались друг к другу, как обездоленные сиротки.

— Это…

— Да, Седое озеро. Здесь трава не живет и люди это место избегают. В здешнем лесу много разных озер, есть и такие, что и правда лучше обходить стороной. Но здесь бояться нам нечего; вода озера лечит и успокаивает. Животные и птицы сюда прилетают, чтобы исцелить раны. Я хочу, чтобы ты окунулась, — страх уйдет в землю, даже следа не останется.

— Хорошо.

Девушка послушно разделась до нижней рубашки, попробовала воду ногой, — та оказалась горячей и очень мягкой на ощупь, шелковистой. Гардиния рассмеялась, быстро прыгнула в воду. Словно русалка или лесная нимфа она скользила по водной глади, наслаждаясь окружающим величием и покоем. Михас любовался ее плавными и сильными движениями.

Затем наломал сучьев, разжег костер. Языки пламени жадно взметнулись ввысь. Мокрый пес пристроился рядом, высунув язык. Гардиния присела на корточки, положила голову на колени. Она с удивлением наблюдала как кукушка с раненым крылом слетела к озеру, кувыркнулась в воде и, взмахнув обоими крылами, поднялась ввысь…

Воздух наполнялся ночной свежестью и прохладой. Михас притянул девушку к себе:

— Милая… Ты согрелась?

— Да…

— Мне так хорошо с тобой, всю жизнь бы провел вот так, прижав тебя к своей груди. Раньше не знал ради кого живу, для чего. А сейчас у меня столько всего… столько всего в душе… бурлит как водоворот. Хочется мир перевернуть. И одновременно спокойно как никогда. Не успеваю проводить тебя, а уже жду следующей встречи… Просыпаюсь и думаю о тебе. Где ты, что делаешь. Засыпаю — снова думаю о тебе. А когда получаю весточку, — лечу сюда стрелой. Думаю, может, сможешь прийти пораньше…

— И сама бы рада, только дел домашних много и по хозяйству, — с утра птицу накормить, в саду поработать, обед приготовить. Нужно все успеть, иначе мать не пустит в лес; когда мало работы — она меня и пускает. Маленькой бегала сюда часто за цветами, за ягодами. Сейчас — редко. И мне нужно набрать полную корзину перед тем, как возвращаться.

Михас заметил расшитый бисером край рукава, с интересом присмотрелся.

— Это ты вышивала?

— Да.

— Очень красиво. Да ты мастерица!

Гардиния смущенно улыбнулась, стала рвать пучки трав и аккуратно складывать. Михас помогал ей. Затем свернули к кромке леса. Вот уже и поле виднеется. Девушка чувствовала, что он хочет ей что-то сказать, что-то важное… Их взгляды встретились, Михас вновь искал что-то в глубине синего омута, но … лишь тихо вздохнул, отвернулся.

Они расстались там же, на тропинке, договорившись о следующей встрече.

Донесся заливистый лай Пурша. Затем громкие шаги, гул голосов. В дверь постучали. Пелагея удивленно взглянула на дочь, но та ответила не менее удивленным взглядом; гостей не ждали.

— Входите! — крикнула Пелагея и направилась к входу.

Ее опередили, — трое мужчин вошли в комнату, заслонив весь проем, отвесили поясной поклон.

— Здравствуй, хозяюшка! Я — Армей, Вакулов сын. Это — сын мой Оркас. И тесть Лукас — кузнец. Из селенья мы, что верст сто отсюда на запад будет.

Пелагея охнула. Гардиния же узнала в вошедших тех самых мужчин с обоза. Удивленно приподняла брови. Снова на ярмарку собрались?

— Что, ж вы добрые люди в такую даль… Мимо? Может, помочь чем?

— Нет, мы к вам и направлялись. — Армей скосился на сидящую возле окна девушку, смущенно вытер пальцем усы и пояснил:

— У вас товар, у нас — купец…

Оркас во все глаза рассматривал Гардинию, — та заалела и мигом юркнула в свои покои. Пелагея же заулыбалась, широким жестом пригласила гостей к столу.

— Проходите, милости просим. Отдохните с дороги, да и к обеду все уж готово…

Армей долго и обстоятельно рассказывал про себя и свою семью. У него три сына, а вот дочерей боги не дали. Жены сыновей и будут ему дочерями. Сам он — из торговых. Отец Вакула — от земли человек был. Хозяйственный и сметливый, — в наследство ему возделанное поле и табун лошадей оставил. Сам Армей в грязь лицом не ударил — наследство отца сохранил и преумножил, так что теперь он богатый человек. Дом большой выстроил. Все есть. Сыну дом поставит. Оркас — старший и вся надежда его в нем. Оркас — его правая рука. Умный, расторопный. Здоровьем боги не обидели. Жене его повезет — как за каменной стеной будет. В нарядах, как сыр в масле купаться станет. Но и хозяйство на ней большое. Управится ли? Армей плавно перешел к разговору о невесте. Расспрашивал про их житье — бытье, про покойного мужа.

— Слышал, что хорошую хозяйку ты Пелагея вырастила и дом у тебя хороший, светлый. Благополучием и теплом пахнет.

— Спасибо на добром слове. Правду люди говорят. Жаловаться на Гардинию не придется. Думаю, славная получится пара, — только вот понравятся ли друг другу… слюбятся ли…