Воронцовы. Их жизнь и общественная деятельность - Страница 7
Но, как известно, все, окружавшие царственную чету, чувствовали себя нехорошо, – в воздухе слышалось приближение грозы. Михаилу Илларионовичу было, вероятно, не лучше других, так как к общим причинам беспокойств у него прибавилось и личное горе: единственная дочь канцлера, на которой сосредоточены были привязанности родителей, вышедшая замуж за графа Строганова в начале 1758 года, была несчастлива в замужестве и скоро разошлась с супругом, опечалив любящего отца. Она умерла бездетною, немногим пережив канцлера. Вероятно, неудачи в собственном семействе и отсутствие мужского потомства заставили дядю еще более заботиться о племянниках, вполне впоследствии оправдавших его попечения.
Советы и указания Михаила Илларионовича племяннику Александру Романовичу в то время, когда тот поехал учиться во Францию, а затем состоял посланником, указывают на родственную заботливость, большой здравый смысл канцлера и его знания тогдашних политических обстоятельств. Вместе с тем как в этих письмах, так и в его посланиях к дочери проглядывают интересные бытовые черты современности.
Умеренный в личных расходах и принужденный много тратить лишь по высокому званию канцлера на “трактаменты” и представительство, Михаил Илларионович не упускал случая пожурить племянника за большие расходы и постоянно давал ему советы насчет “умеренности и аккуратности”. В особенности, по его мнению, была уместна скромная жизнь в Голландии... “Там народ, – писал Воронцов племяннику, – весьма сребролюбив и генерально все скупы: в сем случае вы им можете подражать!” Обращает на себя внимание заботливость дяди о том, чтоб его племянник читал по-русски и не забыл родного языка за границей.
В письме к дочери в Вену видна осторожность дипломата. Михаил Илларионович посылал Строгановой зеленый чай, только что полученный с китайской границы, и поручил подарить часть его графине “Квестенборговой” и Эстергази. “Только узнай, – прибавлял в письме канцлер, – пьют ли чай?” Он просил сначала самим отведать напиток, чтоб решить вопрос о годности его для питья. Эта же ловкость дипломата видна и в том, что Михаил Илларионович, при заключении союза с Францией, очень кстати задаривал m-me Помпадур соболями и другими вещами, так как фаворитка имела большое влияние на дела.
Из других писем канцлера видно, как он интересовался науками; так, он просил привезти ему телескоп “смотреть прохождение планеты Венус мимо Солнца” и др.
Ведя важные государственные дела, Михаил Илларионович не забывал собственноручно записывать свой личный приход и расход, хотя эта аккуратность нисколько не поправляла ему дел. Он не упускал выписывать в расходную рубрику и “мамзель в счет жалованья”, и “столяру иноземцу на иллюминацию”, и даже карточные проигрыши Разумовскому, Шувалову и другим лицам.
Отношение Михаила Илларионовича к своим подчиненным по коллегии иностранных дел, а также и к представителям России за границею указывает еще на новую черту порядочности в характере канцлера: он постоянно и нелицемерно ходатайствовал за служащих и настойчиво добивался требуемого. Из писем Воронцова, например, к Бехтееву, нашему уполномоченному в Париже, виден мягкий, гуманный и надежный для подчиненных характер канцлера.
Но и для этого доброго, достаточно бескорыстного и просвещенного елизаветинского сановника наступали иные дни.
Глава III. В “Золотой” екатерининский век
“Явление Фелицы”. – Радость в Петербурге. – Поведение канцлера Воронцова. – Старые и новые “звезды”. – Немилости к Воронцовым. – Отпуск и отставка канцлера. – Молодые сменяют старика. – Детство Александра и Семена Воронцовых. – “Роман – большой карман”. – Письма к детям. – Жизнь при дворе Елизаветы. – Образование Воронцовых. – Chevaux legers. – Путешествия. – Мечты о военной службе Семена Воронцова. – Назначение в Вену. – Путешествие по Европе. – Смерть канцлера Воронцова. – Платонический роман родственников
28 июня 1762 года в Петербург “явилась Фелица” – воцарилась Екатерина II. Волны ликующего народа заливали Казанскую площадь. Императрица, сияющая и радостная, гарцевала на коне среди приветствовавших ее гвардейских полков, а рядом с нею была и молоденькая годами, но в энергии и смелости не уступавшая любому взрослому мужчине княгиня Дашкова; старые придворные звезды тускнели и закатывались, новые появлялись на горизонте...
Как же вел себя Михаил Илларионович Воронцов в это время? Нужно сознаться, что его положение было очень щекотливо и что его действия в настоящем случае доказывают как присутствие известной нравственной силы, так и порядочности, весьма редкой в придворных того времени. Современники, – не говоря уже о родственниках канцлера, – единогласно свидетельствуют о благородстве его поведения...
Вероятно, благородные действия Михаила Илларионовича, а также и отношение его к “малому двору” при жизни Елизаветы не лишили канцлера уважения Екатерины, которая, как известно, в первое время царствования способна была проявлять искреннее внимание к благородным людям и поступкам. Канцлер притом и по отношению к новой государыне ознаменовал себя делом, за которое она должна была чувствовать благодарность к нему...
Впрочем, сначала даже к дому канцлера был приставлен офицер для охраны сановника будто бы от народных волнений, но этот благовидный домашний арест был отменен, и Михаил Илларионович вскоре вступил в должность. Но все-таки с новым царствованием влияние канцлера на дела значительно упало, в чем он и сам вскоре вынужден был убедиться.
Вообще, день 28 июня много перепортил крови Воронцовым, чего не скажешь о княгине Дашковой, которой он послужил ступенью к “президентству” в академии. “Толстушку” Елизавету Воронцову, бывшую камер-фрейлиною при дворе, сейчас же арестовали и выслали в деревню, за Москвою. Отца ее, графа Романа Илларионовича, необычайно возвысившегося и облагодетельствованного в короткое царствование Петра III, сослали в Москву, лишив многих из пожалованных богатств. За то Роман Илларионович возненавидел дочь Екатерину и не хотел прощать ее за участие в смелом предприятии, так плохо отозвавшемся на отце.
Впрочем, мы должны сказать, что Екатерина II поступила совсем нежестокосердно даже с теми из Воронцовых, которые несомненно еще очень недавно относились к ней враждебно и которым было выгодно несчастие супруги Петра III. Весьма вероятно, что женщина, подобная императрице Анне, иначе бы расправилась со своими недругами. Но при Екатерине даже Елизавета Воронцова была скоро возвращена из деревни, а Роман Илларионович занимал довольно крупную должность наместника Владимирского, Пензенского и Тамбовского.
После кончины Петра III (в Ропше) Екатерина Великая окончательно взяла бразды правления в свои руки и держала их крепко в течение 35 лет. Начинался так называемый “славный”, “золотой” Екатерининский век, хотя и в нем, несомненно, были очень крупные изъяны. Звезда Елизаветинских вершителей судеб государства Шуваловых и Воронцовых закатилась, и прежде всего при новой повелительнице ярко заблистала звезда красавца Григория Орлова, быстро шагнувшего из “цальмейстеров” гвардейской артиллерии в князья...
Канцлеру Воронцову уже не было места при новом порядке вещей, и это он чувствовал: для иностранных дел у императрицы явился свой излюбленный человек – известный граф Панин, который и оттер старевшего и болевшего Воронцова. Впрочем, государыня не оставляла последнего своими милостями: вечно нуждавшийся Михаил Илларионович продал ей свой дом (нынешний пажеский корпус) за 217 тысяч рублей с правом, однако, жить там ему как канцлеру. Из этой довольно крупной суммы с Михаила Илларионовича вычли его многочисленные долги банку и таможням, и Воронцову, при его несомненном богатстве вечно бившемуся как рыба об лед, пришлась на руки гораздо меньшая сумма. Кроме того канцлеру уступили около 200 тысяч гульденов “субсидных” денег, следовавших с Голландской республики еще с 1748 года. Эти деньги частью получал для дяди племянник его Александр Романович, но республика, как бы оправдывая о себе репутацию Михаила Илларионовича, очень “скупо” выплачивала субсидию.